Это всего лишь конец света

«. .. это могло бы быть приятно, как в романах с хорошим концом. Мы могли бы друг друга полюбить, смеялись бы и шутили, прощали бы ошибки. Или они ничего бы мне не простили? Все бы плакали и кричали, как в бессмысленных фельетонах? ... что тогда?»

В доме было тихо, лишь где-то далеко, на первом этаже пекарни, шелестел дверной колокольчик, да ветер слабо шумел за окном. В предрассветной мгле свет едва-едва просачивался сквозь плотные занавески, скользил по полу и мебели. Маринетт умывает лицо холодной водой, и ставит руки по бокам от белой раковины. Вглядывается в своё лицо. Сейчас, глядя на себя в зеркало, она больше не видит ту симпатичную брюнетку с живым блеском синих глаз и красивой фигурой. Теперь она кажется себе болезненной, потухшей и почти прозрачной. Голова немного кружится после бессонной ночи, а все события прошлого дня будто ещё раз проносятся перед глазами. Девушка думает о том, что состоянию Кота Нуара сейчас тоже едва ли можно позавидовать. Противостоять союзу таких сильных злодеев, как Бражник и Маюра, со временем оказалось намного сложнее, чем они могли себе представить. Поэтому напарники вскоре оба с удивлением обнаруживают, что запас их физических и моральных сил начал стремительно истощаться. Два подростка, облаченные в супергеройские костюмы, оказываются не готовы до конца противостоять двум непонятным им, злым людям, преследующим, черт голову сломит, какие цели. Когда год назад мастер Фу вдруг покинул их, каждое новое утро Маринетт вставала и приступала к своим обычным делам с тяжёлым сердцем, словно Париж вот-вот окажется в руинах. Получив в наследование шкатулку камней и знания, которыми не могла поделиться ни с одной живой душой, Ледибаг будто повзрослела на целую вечность. И сейчас, укладывая волосы дрожащими руками в некое подобие причёски, она не чувствует в себе достаточно сил для того, чтобы выйти из дома в большой мир. Снова выдумывать для окружающих оправдания синякам под глазами и ссадинам на тонких запястьях, которые старательно скрыты под длинными рукавами блузки. Так в последнее время недобросовестно работает супер-шанс. Хотелось вернуться в мягкую кровать и пролежать остаток дня на чистых простынях, давая возможность ноющим мышцам хоть немного придти в норму. Что если сегодня она позволит себе отдохнуть от уроков? Это же просто занятия в колледже. Это же не конец света. — Идёшь, Маринетт? — спрашивает мельтешащая перед лицом Тикки. — Да, иду. Мокрой рукой она поворачивает кран в сторону и выключает воду. *** В Париже ещё раннее утро, в темно-сером небе светились тускнеющие на глазах звезды, а деревьев и мокрой травы почти не было видно из-за плотного тумана. Через несколько минут в колледже «Франсуа Дюпон», наполненном весёлым гулом студентов, раздаётся учебный звонок. И брюнетка, отводя взгляд от окна, надеется наконец выкроить себе, как минимум, час заслуженного сна. Задремав на некоторое время под монотонный голос учителя, Дюпен-Чен вздрагивает от резкого хлопка двери так, что сердце ещё мгновение сильно колотится. В дверном проёме появляется взъерошенный и искренне извиняющийся Адриан Агрест, но всё такой же невероятно красивый, будто только что сошёл со страниц глянцевого журнала. « Ну, да, — думает она про себя, — он же модель..» Она внимательно провожает взглядом его стройную, но крепкую фигуру. Парень садится на своё место, обменивается с Нино привычным рукопожатием и бегло достаёт учебники. — И часто он так опаздывает? — спрашивает Маринетт, продолжая сверлить взглядом спину блондина, облаченную в белую рубашку. — Да, Мариннет, вы оба постоянно опаздываете, — снисходительно замечает Сезер. Почему-то сейчас ей эта новость кажется странной, хотя, судя по всему, раньше она просто не придавала этому значения. Так или иначе, у Агреста был слишком плотный график и слишком требовательный родитель, чтобы думать о чем-то таком... а вот о чём? Маринетт не могла вспомнить. Почти что снова отправившись в царство Морфея под размеренный аккомпанемент мадам Менделеевой, она вздрагивает второй раз за день. — Доброе утро, девочки — Адриан оборачивается в их с Альей строну и говорит тихо, стараясь не навлечь ещё больший гнев учителя. Юная журналистка отвечает что-то в том же духе, а Маринетт смотрит прямо в уставшие, даже сонные глаза с такими же тёмными кругами под ними, как и у неё самой. Замечает вихрь светлых волос, которые он, скорее всего, не успел или забыл привести утром в порядок. Определённо, он ей кого-то напоминает... Голова вдруг раскалывается, когда какая-то непонятная мысль приходит на ум, а потому девушка болезненно морщится и выдавливает из себя слабую улыбку. — Тебе плохо, Маринетт? — участливо спрашивает Агрест, замечая перемену лица подруги и слегка касается её запястья. — Голова болит? — Я в порядке! — неожиданно резко отвечает она, одергивая руку, словно обжёгшись. Ей хочется накричать на Агреста за то, что он посмел дотронуться до неё. Но, конечно, это там, где-то глубоко внутри. Юноша хмурится от такой реакции, а на его лице отчётливо проскальзывает смесь непонимания и грусти, и, всё же, он без лишних слов отворачивается назад. Маринетт стойко игнорирует взгляд не на шутку удивлённой Альи, словно ничего такого не произошло. Остаток учебного дня она проводит в полном молчании. Лишь направляясь к выходу из кабинета и проходя мимо парты, где сидел блондин, синеглазая замирает. — Что, тяжёлая была сегодня ночь? Адриан молчит пару секунд, видимо, обдумывая ответ. — Угу, — как ни в чем не бывало лениво потягивается он, — бессонница замучила. Одноклассница отчего-то ни на секунду ему не верит. Оказавшись дома, Дюпен-Чен не находит в себе сил даже пообедать миндальными круассанами, заботливо предложенными мамой. А потому ничком сразу же бросается в кровать, провалившись в глубокий сон на пару часов. Она просыпается лишь поздно вечером, когда за окном темно, а над землей висят темные, низкие тучи и льет холодный дождь. До вечернего патруля остаётся ещё около двух часов. Маринетт в пижаме садится на постели, поджав под себя ноги, и запускает пальцы в иссиня-чёрные волосы. Затем, повинуясь какому-то внутреннему душевному порыву, нажимает на зеленый вызов Коту Нуару. На другом конце линии практически сразу берут трубку. — Давай не пойдём сегодня никуда? — обречённо стонет девушка, глядя на тёмное стекло окна, по которому медленно ползли тонкие струи дождя. Нуар смеётся ей в трубку. У него приятный, с хрипотцой голос, ещё сонный, видимо, он тоже недавно проснулся. Маринетт плотнее прижимает устройство к уху, чтобы слышать его лучше. — Кто-то боится промочить ножки, Моя Леди? — Ох, просто я так устала сегодня! — Ты ведь знаешь, я с удовольствием, — в его голосе слышится подлинное сочувствие,— но один из нас будет ворочаться всю ночь без сна от чувства невыполненного долга. К тому же безответственность была моей прерогативой, насколько мне известно. — И я оставлю это право за тобой, — соглашается она. — Тогда увидимся на месте! — До скорого. Отложив телефон в сторону, Маринетт размышляет над тем, что хорошо было бы перед ночным дежурством перекусить хотя бы фруктовым салатом, преданно дожидающемся её в холодильнике. И вдруг замечает на прикроватной тумбочке красную обложку той самой книги о супергероях. А ведь с ухода мастера Фу она так ни разу и не открыла ее. Откладывая мысли об ужине на потом, Дюпен-Чен решает не терять времени даром, получше изучив ценный артефакт. Перелистывая страницу за страницей, она подробно останавливается на разделе о Бражнике и, к своему удивлению, о Коте Нуаре. — Послушай, Тикки, — обращается она к маленькой квами, которая в это время по кусочкам откусывала черничный макарун на подушке, — здесь так странно написано. В книге говорится о том, что между каждыми ЛедиБаг и Котом Нуаром существует какое-то особое, духовное притяжение ... — Конечно, — кивает квами, — они хранители самых главных и самых важных талисманов, естественно, что между ними есть связь. — Да, но... Речь ведь идёт ещё и о любовной связи? Тикки молчит, а затем отвечает: — Камни противоположны друг другу. А противоположности, как известно, притягиваются, Маринетт. Наверное, — она откусывает ещё кусочек от макаруна, — это можно назвать побочным эффектом такой магии. Маринетт ошарашенная новым открытием, резко выпрямляется. — Получается, Кот влюблен в меня под воздействием Камней Чудес? Раз так, то... Квами попыталась перевести тему в безопасное русло, когда ей на помощь приходит громкий звонок будильника. — Чёрт, опоздаю! — сетует девушка. — Тикки, трансформируй меня! В мгновение ока облачившись в причудливый костюм божьей коровки, ЛедиБаг прыгает в окно своей комнаты. Минуя высокие крыши и яркие огни ночного города, она мчится навстречу ледяному ветру, больно бьющему её по щекам. Наполненная магией, девушка с улыбкой подставляет лицо его порывам, чувствуя долгожданную лёгкость во всём теле. Кот Нуар появляется через несколько минут по левую сторону от неё. — Вечер добрый, Миледи! — Давай на перегонки? — на ходу кричит она, устремляясь вперёд. Ветер разносит смех легендарных героев Парижа по всему городу. Они резво мчатся через здания так, что у Маринетт кружится голова, и она в конце концов чуть не теряет равновесие. Кот, вовремя среагировав, хватает её на руки и бежит дальше, прижимая к разгоряченной груди. Закончив обход менее чем за два часа, Нуар приземляется на мокрый бетон крыши какого-то высотного здания и бережно опускает напарницу. — Наверное, всё-таки лучше было остаться дома! — заключает он, оценивая неважный внешний вид своей подруги. — Спасибо тебе большое, — слабо отзывается та, чувствуя как распух во рту язык. Нуар садится рядом и достаёт из-за спины заранее заготовленную сумку небольшого размера, которую девушка замечает только сейчас. — Миледи, сэндвич будешь...? — покопавшись, он вынимает какой-то бумажный свёрток. — С сыром? — Угу, давай. ЛедиБаг благодарно принимает из его рук свою часть провианта. Она ела маленькими порциями, хоть голод и пожирал её изнутри. Как же уютно и безопасно она ощущала себя вдали от всего, что было ей важно на протяжении нескольких последних недель. Мягкий голос с такой привычной хрипотцой хоть и принадлежал человеку, чьё настоящее имя она боялась узнать больше всего на свете, ей всё равно было спокойно. Больше, чем за все годы её жизни. Нуар даже не заметил, как оказался так близко, что её голова вдруг склонилась на его плечо. Она смотрела вперёд на простиравшуюся перед ними водную гладь Сены, а потому не видела как юноша отчаянно борется с умиленной улыбкой. — Я в последнее время так устаю, прямо сплю на занятиях! — жалуется ЛедиБаг, жуя хлеб с сыром, и смешно всплескивая руками. — Знаешь, иногда я думаю, что донести бы Париж целым и невредимым до преемников, и гори оно всё синим пламенем! Кот Нуар искренне смеётся такой открытости. — Не рано ли складываешь с себя полномочия, Миледи? Кто знает, когда произойдёт следующая передача нашей эстафеты, в двадцать, сорок лет? — Сорок! — она буквально давится сэндвичем, воображая себе такую перспективу. — В таком случае, я предпочту не дожить до этого момента. Она берёт его руку, обтянутую в латексную ткань костюма, в свою и рассматривает кольцо-талисман с кошачьей подушечкой посередине. И почему-то вспоминает о зелёных глазах Адриана Агреста. Его расстроенное лицо, когда она буквально выдернула от него свою руку. — Ох... ! Из её груди вырывается болезненный вскрик, в голове мешаются сотни воспоминаний и образов, обрывков снов, и голову пронзает острая боль. В глазах темнеет и Дюпен-Чен слышит только испуганный голос Адриана... ... Нет, же! Нуара! Тот пытается отнять ладони от её лица, которое она отчаянно закрывает. — Тебе плохо, Моя Леди? Что с тобой? — он заглядывает девушке в лицо, пытаясь поймать её эмоции. «Тебе плохо Маринетт? Голова болит?» — проносится где-то на задворках сознания. — Всё хорошо, — успокаивает его ЛедиБаг, пытаясь принять удобное положение, — на улице холодно, я приболела немного, наверное. — Тогда пора закругляться. Хочешь, могу понести тебя до дома? — Хорошая попытка, Нуар! — иронично хохочет она и целует его в нос на прощание, отчего сердце юноши сжимается. Чудесная Божья Коровка поднимается на ноги с гордой осанкой и полусчастливым блеском на радужке. Делает прыжок, а затем исчезает в городской темноте. Адриан, склонив голову набок, чувствует, как губы складываются в улыбку, а с плеч скатывается гора. Кто бы мог подумать, что ему будет так приятно отпустить любимую девушку к кому-то другому. *** На следующий день Маринетт выходит из колледжа, когда дождь становится значительно слабее, а на улице уже темнеет. Хлюпая по лужам, она направляется к ближайшей остановке. Пальцы рук мерзнут, а из носа течет в три ручья - в такой день хорошо сидеть дома у тёплого камина и не высовываться на улицу, если только крайняя нужда не погонит. Маринетт смотрела на проезжающие мимо машины и думала о том, что мама с папой, наверняка, готовят обед к её возвращению. Наверное, уже поставили в духовку печься ароматный пирог с вишней, который так любит пекарская дочка. — Здравствуй, Маринетт! — из мыслей её вырывает знакомый бархатный голос. Высокий, голубоглазый брюнет с гитарой на перевес смотрит на неё мягким, всепонимающим взглядом. От чего внутри у неё натягивается тонкая струна, и слезы готовы вот-вот брызнуть из глаз. Девушка уже почти дрожит, когда делает несколько шагов по направлению к нему, и Лука раскрывает объятия. — Привет, — говорит она, пряча лицо у него на груди, и обвивает руками широкую спину. Он готовился к этому шагу в их отношениях очень долго. И сейчас с хорошо скрываемым ужасом ждал её реакции. Девушка сделала вид, что ничего особенного не произошло. Он её друг. Конечно, они могут обняться. — Как прошёл день? — будничным тоном спрашивает он, гладя её по шелковистым волосам. — Хорошо, — улыбается та, — теперь хорошо. Куффен помолчал немного, набираясь смелости и воздуха в лёгкие, а затем произнёс. — Раз так, хотел предложить тебе... — он осёкся на полуслове, словно выключенный радиоприёмник, и глянул куда-то поверх плеча подруги. — Привет, Адриан! — Привет, ребята! Дочь пекаря замерла, будто громом поражённая. Нечеловеческим усилием воли заставив себя повернуться в сторону источника голоса, она встречается с пронзительным взглядом ядовито-зелёных глаз. Агрест стоит в довольно расслабленной позе и смотрит на них так, что точно не понятно, о чем именно он сейчас думает. — Хотел предложить тебе покататься сегодня вечером в парке, — продолжает Лука. — на роликах. Помнишь, ты хотела? — Да, я хотела. — запоздало отвечает Маринетт, чувствуя как ненавистые заикание и неловкость вновь напоминают о себе в присутствии златовласого одноклассника. — Р-ролики...? К-конечно! Чудная идея! — Тогда до вечера! — улыбается музыкант. — Пока, Адриан! Маринетт едва сдерживается, чтобы не убежать за ним следом. Однако, поразмыслив, твёрдо решает дождаться своего транспорта. В конце концов Адриан такой же друг для неё. Пускай, она и была по уши влюблена в его улыбку и бархатный голос, а фрагменты его фотосессий ещё несколько месяцев назад висели на стене в её комнате. Маринетт просто любит моду. И не любит Луку. Она испытывала к загадочному музыканту очень тёплые дружеские чувства, но абсолютно не любила. Каждое его касание её руки заставляло её вздрагивать, каждый его нежный взгляд — ёжиться, каждый комплимент — улыбаться, гордиться собой, но и ненавидеть себя саму лютой ненавистью. Ведь он любил её, он был внимателен к ней. И конечно, она ни в коем случае не хотела бы признаваться, что согласилась на прогулку исключительно потому, что этот вид развлечений не предполагает тесных контактов. Она не хотела отдавать себе отчёт в том, что ухватилась за этот шанс только, чтобы блондин не видел их обнимающихся друг с другом. Нет. — Давно ждёшь? — вдруг спрашивает до сего молчавший Агрест. — Чего? — Автобус. — Да, давно. — Я тоже. Ещё никогда Дюпен-Чен не чувствовала такую пропасть между ними. Пропасть обид и недосказанностей, которые она сама себе навыдумывала. — Ты ведь не ездишь на общественном транспорте, тебя забирает шофёр. — вдруг доходит до неё, когда створки белого автобус уже раскрываются перед её носом. Адриан подходит к ней на расстоянии пары сантиметров и смотрит тяжёлым, задумчивым взглядом, каким прежде никогда не смотрел. Затем дружелюбно улыбается, протягивая ей ладонь. — В таком случае, я же могу проводить тебя. Маринетт глядит на его ладонь с подозрением, но всё же протягивает свою, которую тот слегка сжимает, а затем помогает ей забраться внутрь салона. По закону подлости девушка, конечно же, неловко спотыкается прямо об собственную ногу и сдавленно ойкнув, падает прямо в объятия блондина. Адриан подхватывает её куда-то под рёбра, вдыхая запах миндаля и выпечки с корицей, которыми пахла Маринетт. — Не ушиблась? — спрашивает он, выдыхая почти ей в губы. Она мотает головой, уперев руки ему в плечи, пытаясь держаться на расстоянии. И этот жест не укрывается от помрачневшего юноши. Он ставит её на ноги, точно тряпичную куклу, и машет на прощание. Уже сидя в автобусе, Маринетт кончиками пальцев касается своей щеки, чувствуя какой горячей та была. Добравшись домой без каких бы то ни было происшествий, она наконец уплетает долгожданный пирог с вишней за милую душу Маринетт жевала его так быстро, что даже отец наблюдавший за ней, открыл рот. В глазах было почти восхищение, ведь Томас всегда считал, что самый большой аппетит в их семье был у него. — Посмотри на нашу дочь, Сабина! — вырвалось у него. — Положи перед ней приготовленного слона, держу пари, съела бы и не заметила! Девушка чувствует как щеки снова становятся пунцовыми, поэтому спешно поблагодарив родителей за очередной кулинарный шедевр, она поднимается к себе наверх. Выполнение домашнего задания по английскому она решает отложить до лучших времен. И удобно устраивается в мягком, обтянутом белой тканью кресле, что в дальнем углу комнаты. В тишине она увлечённо листает страницу за страницу книги о супергероях. Маринетт желала разобраться до конца в том, какое воздействие талисманы оказывают на них с Котом Нуаром. Если её недавние предположения подтвердятся, это будет означать, что напарник всё это время страдает по не существующей любви, заразе, которую в его сознание поселила древняя магия. А что до неё самой? Ведь её сердце было отдано другому. Никакой логики абсолютно. Маринетт доходит до предпоследнего абзаца раздела о ЛедиБаг и Коте Нуаре лишь для того, чтобы навсегда развеять в душе всякие сомнения. — Ты знала... — тихо говорит она, однако, в голосе слышны железные нотки. — Мари? — испуганно пищит малиновая квами, высунувшись откуда то из-за угла. Девушка с тяжёлым треском захлопывает красную книгу и почти швыряет на пол, та катится куда-то под кровать. — Мастер Фу никогда не выбирал нас с Котом Нуаром в хранители талисманов, — уверенно продолжает она, глядя прямо в синие глазки напротив, — он нас совсем не знал до этого момента. Камни выбирают человека, я почувствовала это, когда передавала их другим. Они горели у меня в руках рядом с нужным человеком, тянулись к нему. Нуар влюбляется в ЛедиБаг каждый раз, потому что так было нужно Им. — Я-я ... Маринетт, прошу пожалуйста... — глаза маленькой божье коровки наливаются слезами. — Я думала, мы друзья, Тикки... — с горечью произносит юная Ледибаг. — Я очень люблю тебя, Мари! — плачет маленькое существо, прижимаясь к щеке своей хозяйки. — Нам, квами, нельзя ничего рассказывать, потому что мы связаны с талисманами так же, как и вы. Дюпен-Чен молчит, а затем задирает голову, бездумно уставившись в бледно-розовый потолок своей комнаты. Побелка кое-где облупилась, создавая узорчатый рисунок, напоминающих то ли паутину, то ли разбитое стекло. Ничего примечательного. Взяв себя в руки, она набирает в телефоне сообщение Луке с извинениями о том, что не может придти сегодня на встречу. Она вышла на балкон: хотя, ей и так холодно, а в тёплой парижской ночи, пропитанной любовью и фиалками, казалось, и вовсе можно замёрзнуть насмерть. Перед её глазами лежал весь город, блистательный Париж, который когда-то был пределом её мечтаний. Там в каждом доме кто-то спал в постели под пуховыми одеялами, кто-то танцевал со всеми возможными партнёрами, стирая ноги в кровь неудобными туфлями, кто-то мечтал о блестящей карьере, а кто-то — о потрясающей любви. На улицах гулял разный народ, от одиноких художников до семейных пар, наслаждаясь гулом неспящего города. В Париже никто не одинок. Кроме Маринетт. — Какая дивная ночь, Принцесса! — раздаётся у неё над ухом. Знакомый до боли голос ещё кажется выдумкой, игрой уставшего воображения. Но когда осознание реальности вдруг пришло, синеглазка обернулась так быстро, что едва не покатилась кубарем с балкона. Нуар лениво сидел на перилах её балкона, свесив ноги наглым образом. Она была готова прямо сейчас броситься ему на шею и благодарить, благодарить, благодарить... Признаваться в кошмарах и страхах, в гложущем душу ощущение пустоты и одиночества; танцевать и смеяться. Но почему-то смогла лишь бессильно приподнять уголки губ в улыбке и сказать: — Как прошёл твой день? Парень мягко взглянул на неё, помня, как ещё недавно эти улыбающиеся, лучистые глаза, раздражённо смотрели на него в колледже. — Заму-р-р-чательно! Вот тебя встретил! Не надеялся застать сегодня дома. Он вовремя прикусил язык. — Ну, да. — отвечает Маринетт, косясь на него. — Я весь вечер была здесь. Герой Парижа спрыгивает с грацией настоящего кота и приближаясь к девушке, выуживает припрятанную за поясом розу и протягивает ей. Ярко-красную. Ту самую, что когда-то он нёс для ЛедиБаг. Дочь пекаря не могла вымолвить ни слова, наблюдая эту сцену. Она всякого ожидала, но ничего в этом духе. — Ледибаг снова дала отворот поворот? — со смешком интересуется Маринетт. — Зачем ты так? — со звенящей обидой в голосе отвечает тот. — Я нёс её для тебя. У Дюпен-Чен перед глазами стали всплывать воспоминания, которые она затолкала в самые дальние уголки разума тяжёлыми усилиями. Все каламбуры, смешки, псевдо-драки. Долгие сражения, а после беседы тёмными ночами. Улыбки, подколки, слёзы. Страдания одни на двоих, угрозы, боль, страхи. Спасения. — Я должна отблагодарить тебя? — сглатывает она, пытаясь казаться кокетливой. — Я был бы не против! — повеселевшим тоном вторит ей ночной гость. Она чувствовала, как сердце билось в груди радостной пойманной птицей, как разливался восторг под солнечным сплетением. Она была так счастлива и взволнована лишь однажды — когда новый одноклассник помог ей скрыться от дождя, отдав свой зонт. Она могла сказать Коту, что он просто околдован. Но как же ей хотелось, чтобы он любил её чуть подольше. Это же просто роза. Это же не конец света Она подходит к нему, принимая из рук цветок. А когда случайно касается своими пальцами его, кожу пронзает неожиданный ток. Он пробегается по фалангам, обнимает запястье, ухватывается за предплечье, подтягивается к локтю и растаивает, так и не достигнув плеча. Вот и всё. Маринетт будто просыпается от долгого сна. Она отшатывается от него, как от прокаженного, а алый цветок медленно падает вниз. Перед Чудесной Божьей Коровкой, хранительницей шкатулки Камней Чудес и символом самой удачи, стоит человек которого она меньше всего на свете желала бы увидеть на этом месте. Магия талисмана Кота Нуара больше не в силах скрыть от неё его нынешнего хранителя. Адриан Агрест смотрит на неё в полнейшем непонимании и недоумении. — Маринетт? Юная ЛедиБаг прижимает ручки ко рту, задыхаясь, как выброшенная на берег рыба. — Ты! — тонкий голос звенел, выдавая целую гамму чувств из смеси испуга, смущения и ярости. Он тянется к ней, растерянно улыбаясь. — Принцесса, что с..? — УБИРАЙСЯ ВОН! — кричит девушка, вот-вот готовая разрыдаться навзрыд. Парень в шоке отходит на несколько шагов назад, позволив Дюпен-Чен скрыться в недрах своей комнаты. В растерянности смотрит на одиноко валяющийся на полу цветок. Ну, не роза же ей так не понравилась, в самом деле? Оказавшись в комнате Маринетт дрожит от перенапряжения и дышит как в последний раз. Калейдоскоп раскололся. Эмоций, ощущений, чувств, сбитых мыслей, дыхания, ярких вспышек — разбился на миллион частей, будто кто-то швырнул его об пол… — Что такое, моя девочка? Что такое? — взолнованно кружит Тикки вокруг. — Э-это он... — всхлипывает она, закрывая зареванное лицо руками, ей хочется выть как белуге от такой несправедливости, —....Кот Нуар... Я узнала его. Квами заметно мрачнеет от этой новости, мастер предупреждал, что именно так всё и может закончиться. Она корит себя и проклятые узы талисмана за обязанность хранить молчание, которое привело её хозяйку чуть ли не к нервному срыву. Девушка ложится на мягкую кровать лицом к стене, горячие слезы катятся по её нежным щекам. Всхлипы со свистом один за другим вырываются из вздымающейся груди. За несколько лет, проведённых бок о бок с весёлым и преданным Нуаром, Маринетт Дюпен-Чен привязалась к нему достаточно, чтобы тосковать с отчаянием умирающего. Ей было легче смириться с мыслью о том, что это горячая любовь Кота — всего лишь грёза, от которой он очнется по прошествии нескольких лет, чем отказаться от своей собственной. Она засыпает лишь с рассветом под тоскливую песню, которую затягивал Кот Нуар, просидевший около её окна всю ночь.

Котик плачет и грустит... Где же ты, моя Принцесса...

*** В воскресенье, рано утром, в доме Дюпен-Чен раздаётся телефонный звонок от Альи, которая предложила собраться большой компанией и вместе отдохнуть. Маринетт, как могла, отнекивалась, ссылаясь на помощь родителям в готовке тридцати дюжин сливочных эклеров для очередного банкета в "Гранд Париж". — Ничего не хочу слышать, девочка! Сегодня ты будешь с нами, выспавшаяся, весёленькая и вовремя! — безапелляционно объвляет Сезер и заговорщески добавляет. — Адриан там тоже будет! Девушка хмыкает про себя. Вот уж кого ей сейчас действительно не хватало для большей радости. Однако, обещает быть в парке вместе со всеми. Положив телефон на прикроватную тумбочку, Маринетт спускается на кухню, чтобы принести себе тарелку овсянки и печенья для Тикки. — Всё таки хочешь пойти? — в полной тишине несмело спрашивает квами. — Я ведь обещала. — обречённо вздыхает её хозяйка, без особо интереса шкрябая ложкой по тарелке. Когда час икс наконец настаёт, обладательница талисмана Божьей Коровки набирает сообщение своему напарнику с единственными словами: "Ты не против перенести патруль на завтра? Я сегодня занята." Ответ не заставляет себя долго ждать. Маринетт не нужно быть провидицей, чтобы предугадать, что сегодня ей скажет Кот Нуар. "Без проблем, Моя Леди. Я сам хотел предложить тебе это." Безусловно, он хотел. Дюпен-Чен заставляет себя одеться, пожелать родителям хорошего дня, параллельно принимая из рук отца корзинку с угощением, и отправиться к горячо любящим её друзьям. Когда она приходит в парк, вся компания уже располагается на красиво стриженом зелёном газоне. Ребята весёло смеются и потягивают какой-то дешёвый алкоголь. Брюнетка, как можно более жизнерадостно, здоровается с каждым, так и не найдя в себе сил встретиться с испытующим взглядом обладателя зелёных глаз. Который, казалось, сидел всё это время как на иголках. Она садится на место рядом с Лукой и мысленно благодарит его за то, что он не пытается приобнять её за плечи, как это было принято у Нино с Альей. Весь вечер друзья шутили, смеялись, играли в бутылочку, в ходе которой скромной Роуз Левилён под дружное улюлюканье выпало поцеловать геймера Макса. Юноша заметно нервничал, теребя в руках очки. Конечно, ей не удалось до конца расслабиться в собравшейся компании. Брюнетка то и дело отвечала слишком громко, то смеялась невпопад, то нелепо жестикулировала, от чего потом прятала пылающее лицо на плече у Луки. Тот, в свою очередь, весь вечер ловил напряжённые взгляды Маринетт и Адриана в сторону друг друга и, казалось, как всегда, понял, что здесь творится. Они оба начинали понимать, как похоже это на фарс. Они видели, что их игра становится всё более мастерской, что обман удаётся всё лучше, они сами почти верили себе, притворяясь расслабленными и непринуждёнными. — Знаете, — сказала Алья, когда солнце клонилось к закату, и длинные тени от деревьев уже падали на деревянные скамейки в парке. — наверняка, Ледибаг с Котом Нуаром через пару часов отправятся патрулировать вечерний Париж. Думаете, по ночам они не остаются прогуляться при луне? Сердце Маринетт ухнуло вниз. Одна из любимейших тем её подруги, которую та готова мусолить часами. О чём она только думала, согласившись прийти сюда? — Всё ещё считашь, что они влюблены друг в друга? — скептично хмыкает Нино, приобняв свою девушку. — Со стороны Нуара всё, и правда, более, чем очевидно! — кивнув, мечтательно вздыхает Роуз. Дюпен-Чен теряет самообладание и, не сдержавшись, иронично хмыкает, сиюминутно получая порцию удивлённых взглядов от своих друзей, в частности, заинтересованный от Агреста. — Ты так не считаешь, Маринетт? — улыбается развеселившаяся Алья. — Ледибаг говорила, что они даже друг другу не раскрывают своих настоящих личностей. — отвечает она, пряча глаза. — Как может он любить её, совершенно её не зная? — Тот факт, что они сражаются бок о бок столько времени, рискуя своими жизнями — тоже не считается? — как гром среди ясного неба звучит для неё голос зелёноглазого блондина. Собрав всё мужество в кулак, Маринетт поворачивает голову в сторону. Она готова была спорить с ним до утра, лишь бы стереть нахальное выражение с его физиономии. Грубые слова так легко сложились в предложения, вызвав в трепещущем от радости сердце новую волну взлелеянной ярости; открывая рот, девушка точно знала, куда, как надолго и в какой компании пошлёт этого великосветского блондина, а выдавила только: — Мне пора, ребята. Родители ждут меня. Поднявшись на ноги, Маринетт отряхнула одежду и с позором, едва не срываясь на бег, ушла прочь. Ей хотелось бежать далеко в высокой траве, чтобы ноги мокли от росы, перелезть через изгородь и уйти в лес, где её никто и никогда не найдёт. Когда она добралась до пекарни на центральной улице и с силой дёрнула за ручку входной двери, телефон буквально разрывался в кармашке сумки от звонков обеспокоенной Альи. Поняв, что родителей в доме не было, а дверь заперта, Дюпен-Чен лишь с пятого раза попадает ключом в замочную скважину. Залетев в помещение, девушка заперлась на все имеющиеся три замка, плотно задёрнула жалюзи и села на стул прямо за витриной. В взвинченном состоянии Маринетт хватает первую попавшуюся на глаза булочку с корицей и принимается жевать, не чувствуя вкуса. Стук в дверь не заставил себя долго ждать. Она плелась к входной двери, как на казнь, не решаясь открыть. Сын модельера стоял уперевшись руками в колени и тяжело дышал. Он ринулся за ней практически сразу, как только она убежала. Сделав последний глубокий вдох, он выпрямляется перед ней во весь рост. — Прости, Адриан, я неважно себя чувствую. — мямлит она, закрывая дверь перед его носом, однако тот не даёт ей этого сделать, выставляя ногу вперёд. — Я не уйду, пока мы не поговорим, Маринетт! — твёрдо заявляет он. — Я не в настроении разговаривать сейчас, — раздражённо вздыхает она, дёргая дверь на себя. — Тогда, — он железной хваткой вцеплятеся в медную ручку, — я хочу зайти, как посетитель. — Надпись "закрыто" тебе ни о чём не говорит? — Маринетт кивает на аккуратную, деревянную табличку сверху. — А твои родители знают об этом? — усомнился блондин, не собираясь отступать. В конце концов, девушка сдаётся и направляется за стойку кассы, пропуская незваного гостя внутрь. В нос ему тут же ударяет запах свежего хлеба, еще горячего. Вкусные венские булочки , французская саечка с хрустящим отворотом пахнут ужасно соблазнительно. — Могу предложить слоёные круассаны, булочки с корицей, птифуры, макаруны с начинками, есть лимонный торт? — тоном настоящего специалиста вопрошает Дюпен-Чен, повязывая накрахмаленный фартук на пояс. — Ээ, круассан, если можно... — отвечает первое пришедшее на ум тот и садится за столик, застеленный голубой скатертью, у самого окна. Натянув одноразовые перчатки, она щипцами вынимает ароматную сдобу из витрины и кладет на тарелку. — Вот. У нас самообслуживание. Здесь тебе не ресторан. Адриан покорно поднимается с места за своим заказом и возвращается обратно. В помещении было свежо благодаря приоткрытому окну, потому ветер медленно колыхал светлые занавески. Они сидели в полнейшей тишине, прерываемой лишь скрипом чистой посуды, которую девушка терла сухим полотенцем. — Ты убежала потому что расстроилась из-за моих слов? — наконец подаёт голос юноша, — Тебе не нравится Ледибаг, Маринетт? Девушка от неожиданности роняет фарфоровую чашку и та с треском разбивается у её ног. Отворачиваться не стала, просто сомкнула веки, чтобы не замечать краем глаза, как он пристально наблюдает за ней. — А ты напротив, я погляжу, в полном восторге! — с трудом выдавливает из себя пекарская дочь, собирая по полу осколки. — Я не слишком хорошо с ней знаком, чтобы говорить о таких вещах. — смущённо отзывается Агрест. Юная Ледибаг выпрямляется во весь рост, не оборачиваясь к нему лицом. «Молчи. Молчи. Молчи.» — эта простая мысль бессмысленным рефреном повторялась в голове, пока она пыталась совладать с собственными ногами, не желающими сделать ни шага. Надо бежать отсюда. Пока не поздно. Бежать. Бежать. Бежать. Слова вырываются прежде, чем девушка обдумывает все последствия: — Поэтому ты по ночам плачешься у меня на балконе всякий раз, когда она отказывает тебе? Ответом ей послужило молчание, казалось, парень совершенно не услышал того, что она ему сказала. Или отказывался слышать. Однако отодвинув от себя тарелку с так и не тронутым круассаном, он поднялся из-за стола. — Маринетт... — он глядел на неё почти ласково, словно на душевно больную. Такой растерянной и беззащитной он уже очень давно её не видел. Что-то в нём говорило ему, что он может сейчас коснуться её, и она сразу же упадёт ему на грудь и будет плакаться в белую рубашку. Через минуту она сама взяла себя в руки и вымученно улыбнулась ему. — Всё, что ты чувствовал или испытывал было злой шуткой древней магии. Твоя любовь к Ледибаг нужна была для того, чтобы как можно лучше защитить наши талисманы, Кот Нуар. И моя тоже. Он оторопел. Выходит, она раскрыла его личность. Но что значит, и моя тоже ? — Как глупо, верно? — Маринетт протягивает вперёд руку и расжимает ладонь, на которой лежит пара маленьких сережек в чёрную крапинку, и тот сразу всё понимает. — Не переживай. Я была удивлена не меньше, чем ты. Адриан отшатывается назад против воли, чувствуя, как холодеет лицо, будто по только что тёплой, уютной пекарне вдруг пронёсся сквозняк. Сердце пропустило удар. Не может быть, чтобы его любимой, таинственной леди всё это время была его скромная, неуклюжая одноклассница. И тем более, она не может заявлять ему, что та любовь, тот единственный лучик света, что он хранил глубоко внутри себя — результат прихоти каких-то дурацких камней. — Ты поэтому убежала тогда? Ответом ему послужило молчание. — Ты расстроилась, потому что я не оправдал твоих ожиданий, и решила во всем обвинить меня? — не унимался он. — Только не надо лгать, будто ты рад обнаружить меня на месте Ледибаг! — мотает головой Дюпен-Чен, чувствуя как предательские слёзы наворачиваются на глаза, – Ты любил только её, храбрую, сильную, красивую. Мной настоящей, нелепой и неуклюжей, по уши в тебя влюбленной — ты никогда бы не заинтересовался! — Тут палка о двух концах, Миледи. — хмыкает Агрест, когда всякие маски оказываются отброшены в сторону. — Считаешь, что знала меня настоящего таким, каким я был для тебя в колледже? Чушь! В образе Нуара с вывернутой душой наизнанку я и даром был тебе не нужен. — Это неправда! — Вдруг. И теперь кричат они оба. Слова обвинения вертелись у него на языке, но он не хотел расставаться с этой тоненькой ниточкой надежды на повторную встречу, если девушка снова его прогонит. Однажды он всё выскажет этой вертихвостке. Но найдёт для этого правильные слова. Однако сейчас была его очередь говорить. — Так ты правда любила меня? Маринетт усмехнулась и закрыла глаза. С трудом сглотнула и покачала головой: — Я надеялась, ты не обратил внимания на эту фразу. — Почему? — он и так знал ответ. Потому что с тех пор утекло слишком много воды, чтобы что-то могло сохраниться неизменным? С другой стороны, его любовь к ней в которой он уже не раз признался себе, ничуть не утихла. — Потому что я не уверена, что прошедшее время здесь уместно. Он подошёл к ней ближе и поймал её холодные пальцы. — Хочешь знать, зачем я пришёл к тебе тогда в образе Кота? — продолжил он, — Я пришёл, чтобы проверить, не ушла ли ты с Лукой в тот вечер. Я слышал каждое ваше слово и места себе не мог найти. Маринетт молчит и вспоминает ту розу, которую следующим утро она подняла на балконе, и которая — если бы Агрест обернулся, он бы увидел, — стоит в прозрачной вазе прямо у него за спиной. Она в несколько шагов преодолевает расстояние разделяющее их, глядя остро, почти убийственно прямо. Встаёт на цыпочки, вытягивая шею, чтобы дотянуться до уровня его лица. — Я так и не отблагодарила тебя за розу. — гнусная улыбка на нежных губах. Исступлённый взгляд ядовито-зелёных глаз скользит по её пылающему лицу, и контраст этот заставляет на несколько мгновений прикрыть веки. Её губы, плотно сомкнутые, прижались к его щеке, почти касаясь уголка рта, и застыли. И это почти переворачивает, будто бы с силой удара разносясь вспыхивающими импульсами по телу. Будто порвалась крошечная струна, натянутая до ультразвукового писка. Адриан резко поворачивает голову вбок, жарко целуя её в ответ. Почти рыча, почти лихорадочно, почти так, как он каждый раз себе представлял, глядя на строптивицу Леди в лучах закатного солнца. Он ворвался в её рот, не сдерживаясь. И самое пьянящее в том, что это сводит с ума не только его. Её тонкие пальцы крепче сжались на напряжённом затылке. — Чёрт… Маринетт… чёрт… — блондин не прерывает поцелуев. Быстрых, скользящих, кусающих, заводит руки ей за спину и зарывается в густые волосы, оттягивая голову назад. Оставаться невозможно счастливым в эти минуты ему мешало только то, что он помнил. Помнил, как сжалось израненное сердце Кота Нуара внутри него, когда он был отвергнут, получил ее отказ. Помнил ту нежность, трогающую самые глубины его души, когда он смотрел на девочку с двумя смешными хвостиками иссиня-чёрных волос, и которая отчаянно краснела, стоило ему только заговорить с ней. Помнил, как ненавидел ее. Но помнил, и как сильно любил. Так некстати раздаётся лязг дверного колокольчика. Кажется, кто-то зашёл в пекарню. Адриан мысленно благодарит бога, за то, что сейчас они скрыты за толстым стеклом витрины. Нехотя отрывается от Маринетт и прижимается своим лбом к её, оба тяжело дышат. — Уходи. — она снова прогоняет его, когда он ещё раз целует её в губы. Одним движением девушка сама отстраняется от него, приводя сбивчивое дыхание в норму. Натягивает на лицо доброжелательную улыбку для клиента, и оставляет Агреста одного. Тот ещё какое-то время стоит, осоловело моргая. Она не слышит хлопка закрывающейся двери — лишь отдалённо, будто сквозь тысячу стен. *** Дни тянулись один за другим непрерывной, нескончаемой чередой. Но эта обманчивая бесконечность могла исчезнуть в мгновение ока. Как разбившаяся о берег волна. Как биение сердца. Он навещает её лишь спустя несколько дней, когда тёплые лучи закатного солнца падают через окно на ее гладкие тёмные волосы, на молочную красиво очерченную шею. А Париж в это время кипит в гуще очередных происшествий — следствий акум Бражника. Он заходит в пекарню и видит её за столом с чашкой чёрного чая на фарфоровом блюдце — ещё одна такая же дожидается его напротив. Адриан не смог бы это вразумительно объяснить, но он никогда прежде не видел Маринетт в неподвижности, с каким-то отсутствующим взглядом. Она сидела лицом к окну, смотрела на гортензии, которые все были розовые и фиолетовые в оранжевых лучах солнца. Он смотрел на неё и разглядел мягкую, матовую кожу — матовую не от пудры, мягкую не от крема. Глаза и брови образовывали единый контур. «Глаза-океаны», — когда-то подлизывался к ней Кот Нуар. Раньше он думал — потому, что у нее глаза синего цвета, но в тот миг ему стало ясно: они бездонные. Это его и напугало. Брюнетка кивком головы приглашает его присоединиться. Нелепое, неуместное движение. Но она хотя бы не отвернулась. Оба молчаливо признали это значительным прогрессом. Храбрые защитники Парижа пили горячий чай в полной тишине, нарушаемой лишь криками горожан откуда-то с улицы. Слышали свистящий звук от чего-то тяжёлого заглушаемого человеческими воплями, мощные удары, от которых устало вздрагивала земля и жалобно звенели стекла окон. — Мы должны идти... — голос Маринетт сиплый от долгого молчания. Адриан молча кивает, делая последний глоток. Закатное оранжевое небо с белесыми полосками облаков сверкает у молодых людей над головой, когда они переступают порог из пекарни, ещё не перевоплотившись в свои альтер-эго. Бесконечный небесный пейзаж вызывает самые тёплые, самые необычные мысли — сокровенные воспоминания о чём-то далёком, их сражения со множеством страшных опасностей и, конечно, хорошим концом. Герои оба чувствуют горящий зов магии Камней Чудес, чувствуют духовную плотно укрепившуюся связь друг с другом из-за них же. — Я буду рядом, даже если однажды всё это закончится. — Адриан сжимает хрупкую девечью ладонь в своей и смело глядит куда-то вперёд, в жизнь. — Да, — кивает Маринетт. — я тоже. Даже если это просто магия, которая покинет их, стоит ей через несколько лет передать талисманы новым владельцам. Юная героиня знала, что напарник позаботиться о ней, и она тоже позаботится о нём, если что случится. В конце концов, они побеждали акуму до этого сотни раз. И это всего лишь ещё один закат прожитого ими дня. Это же не конец света.