Нервные обстоятельства

      Любой мужчина когда-нибудь, да совершает отчаянный шаг отказа от холостой жизни в сторону уз брака. Вот и в жизни Шарлотта Крекера наступил такой момент, когда он должен был совершить этот самый шаг. И совершенно неважно, хоть плюй с высоты самой высокой башни главного дворца, что слово «должен» приравнивается к слову «обязан».       Приказы Мамочки не обсуждаются.       Женитьба не казалась чем-то катастрофическим. Ни в детстве, когда мама меняла мужей, как перчатки, коих выставляли за дверь, не дав беднягам даже взглянуть на родившихся малюток — чего уж там, их даже частью семьи никогда не считали; не тогда, когда сёстры выходили замуж. И не сейчас, когда прошли все сроки и пришлось брать на себя ответственность очередного наследника и продолжателя рода.       Собственная же казалась чем-то нереальным, он, конечно, знал, что Мамочка сама невесту подберёт… Но никак не предполагал того, что этот брак был заключён до его и его невесты рождения. Когда их и в помине не было.        Хотя… от матери что-то такое и следовало ожидать. Пусть смешным это не в коем разе не казалось, но на смех пробивало. Истерический.        Никто в здравом уме себе такого не пожелает, хотя, это с какой стороны посмотреть.       Раннее утро, солнечные лучи гуляют по комнате десятого сына семьи Шарлотта, что буквально ночью причалил к берегу острова Бисквитов. Его с распростёртыми объятьями встречают остальные Шарлотта, за исключением самой Мамочки. В основном, это были младшие, что явились, как всегда, стребовать порцию «сказок», где основным критерием было обилие выпущенных кишок. Что касалось пролитой вражеской крови, рассказчик из Крекера хороший: описывал он так живо и красочно, что у детей светились от восхищения глаза, а изо рта текла слюна предвкушения. Когда ещё выдастся такая возможность? Особенно, если старший брат месяцами пропадает где-то там — в море.        Стоило только оглядеть апартаменты, которые в большей мере напоминали жилище некого аскета, нежели представителя правящей династии, сразу становились заметны некие изменения. Незначительное, но всё же. Наличие нового стеллажа с детскими книгами и небольшого столика для рисования, пара кубиков, аккуратно сложенных на нём же, вызывала тёплую отеческую улыбку на лице генерала. Его помнят, его ждут. Он дома.        Но кое-что в это вот всё не особо вписывалось. В комнате, пропитанной своим запахом, Крекер чувствовал еще и посторонний. Знакомый, но какой-то забытый тонкий аромат. Было такое ощущение, что он знает его всю сознательную жизнь, только память будто чем тяжелым отшибли. Стоило ещё раз принюхаться, как конфетный генерал заметил корзину. С подобными некоторые тётки ходят в лес за грибами, а кто-то использует в качестве люльки. Вполне адекватных размеров, с розовым и белым бантами на плетёной ручке. Покрывальце цвета сирени, поверх — белая ажурная салфетка, скрывающая содержимое, что уже заставило насторожиться. Опять же, на бантах, как элемент декора, сидела сахарная белая с завитками бабочка. Огромные глаза и ярко, как у матери, накрашенные губы насекомого говорили сами за себя — душка. Приложением был листок, явно обрывок одной из салфеток.        «Открой» — гласила надпись, прочитанная материнским голосом. Крекер привычно повиновался.        — Ма-ма-ма, знакомься. Твоя жена, Шарлотта Кармель.        Крекер впервые был настолько озадачен сонной мордашкой и не читаемым взглядом пока ещё подслеповатых карих глаз.        — Ну, здравствуй. Кре-кре-кре.        По апартаментам разнесся надломленный смех одного из сыновей Линлин.       Пахло грудным молоком и сахаром.

***

       «Польза семье» — те слова, которые прививаются Шарлоттам с самого рождения и впитывались с молоком матери. Как и любовь к сладкому. Поэтому во время очередной сделки Большая Мамочка, заедая сладкий чай не менее сладкими душками, думала о чём-то своём, никому не известном, посмеиваясь и по старой привычке переглядываясь с очень важным гостем. Женщина гигантских размеров и мужчина, не особо уступающий ей, пребывали в непринуждённой обстановке, будто они не заклятые враги, а лучшие друзья на променаде. Не все важные сделки происходят торжественно и на таких любимых чаепитиях, отнюдь. Королева это прекрасно понимала и даже не чуралась таких вот небольших пикничков без посторонних, коими могли в любой момент спектакля стать даже собственные дети. Приватная обстановка оставалась таковой вплоть до момента, пока чай в чашках не был выпит и живые лакомства не съедены, по большей мере, усилиями вечно беременной. Старый знакомый исчез, бесследно растворившись в шелесте листвы душистых крон. Самая глубь чащи леса была чистой, практически девственной от действий фрукта сора-сора. Здесь Линлин когда-то давно пересекалась с этим человеком. Что ж, даже в утопичном государстве, в некотором роде, не дотягивающем до идеала, о котором они мечтали с матерью, могут быть исключения. Когда в голове у ещё девочки и мыслей не было о пиратстве и об этом почти навязчивом желании стать королевой пиратов, переросшем в целую манию. О чём она так редко задумывалась. Слабости были у всех. Поэтому Линлин и сохранила это место — чисто для себя, сюда не было хода даже её семье, команде, подчинённым и союзникам.        И всё-таки, у каждой встречи свой итог. Какой же будет на этот раз?..

***

       Крекер ещё не настолько устал, но уже давно смирился с тем, что ему житья не будет. Первый раз он задумался о подобном, когда отправлялся на освоение очередного острова и принял пост Министра Бисквитов, а также управляющего этих территорий, второй — когда стал конфетным генералом. Третий случился, когда любимая мама отправила туда-не-знаю-куда, принести то-не-знаю-что. А теперь ещё и это…        — То есть…        — У тебя?       Кастард выпятила нижнюю губу, перевешиваясь через перила, возвышаясь на несколько метров над братом.        Ангел же предпочла уступить место в своеобразном допросе сестре, что, в отличие от неё самой, так и искрилась от бодрости, способная в данный момент на любые шпильки в чей угодно адрес. Чем, собственно, обычно занималась сама Ангел. Но, видимо, сегодня был не её день.        Цирк продолжался.        — Ура! Кто она? Она красивая? Ну, естественно красивая, по другому быть не может. Ты её любишь? Когда свадьба?!        Кастард спешно перемахнула через перила, вглядываясь в глаза старшего брата. Что отступал всё дальше под напором, пока не врезался во что-то твёрдое и холодное спиной, из-за чего резко остановился.        У них и раньше были подобные разговоры без всяких церемоний, по-семейному. Конечно, они сами могли обратиться к той же Смузи, например, или Брюле, или к Компот, или ещё к кому-нибудь. Благо, сестёр навалом. Только всё — не то. Они втроём вместе выросли и знают друг о друге практически всё. Стесняться было нечего.        Но…        Какой-либо огласки боялись все без исключения. Стараясь держать всё в себе — свои радости и переживания, да даже новостями старались лишний раз не делиться — сплетни очень быстро разносятся, да и насолить из вредности мог каждый из родственников. Банальная зависть в купе со слухами — страшное орудие, если ещё и длинный язык — не в обиду Перосперо — проблем не оберёшься. А от матери втык получить никто не хотел.        Так себе перспектива.        Что в данный момент одну из близнецов мало волновало. Это же такое событие! Любимый братец женится!        Кастард даже забыла, что жениться по собственной воле — сродни несбыточной мечте. Почему бы не помечтать? Мечтать не вредно! Это уже хорошо, что есть о чём. Она даже позавидовала.        — Сам не знаю! — мужчина выставил руки в примирительном жесте, тем самым держа дистанцию. Эта ситуация его маленько забавляла. Совсем чуть-чуть. Если добавить самоиронии. И всё-таки, ходивший третью неделю как в воду опущенный непривычно серьёзный Крекер начал превращаться в старого доброго шутника, от воспоминаний о старых проделках которого у обитателей То-то Лэнда волосы на загривке встают дыбом по сей день. У старика Штрейзена так точно.        — Как это? — по-детски склонив голову на бок, Кастард уставилась на брата. А потом на Ангел. А потом снова на брата.        — То, что красивая? — решила вставить свои пять копеек Ангел, тем самым разрушая образ высокой — может, чуть ниже их самих — девушки с розовыми волосами длиной по пояс. А ещё с выразительными голубыми глазами и, к тому, же фигуристой, под стать их великолепному брату. Он же… Ну… это же… Старший Брат. Не Катакури, конечно, но это же… Крекер! Их общий старший брат тоже не самый последний человек в их жизни, но здесь стоял вопрос близости. Пусть Катакури их не особо старше, и играли они все вместе… Всё-таки, это другое.        — Пока не решил.        Сёстры непонимающе смотрели на Крекера. Нет. Ну как так. Появилась у брата дама сердца, а он отвечает, что не знает. Непорядок!        Что-то здесь не так.        Но это уже не их дело. Он же не пытает по поводу их пассий. Вот и им не следует лезть, сам как-нибудь разберётся. А им стоит поторапливаться, ибо Перосперо ждать не будет, а слушать истерики не самого любимого родственника никак не хочется ближайшие часа три.

***

      Справедливо заметить, что Крекер не последний человек в королевстве — целый Министр! Тянет на своём крупу — как ещё грыжу не заработал! — управление целым островом. Часто и по долгу бороздит моря, как Мамочка в их годы, каждый раз кроша брецелем в капусту дозорных и недо-пиратишек, что принимают знамёна Ёнко за какую-то туфту и посягают на их территории (одним словом, идиотов). Конфетный генерал, что, опять же, говорит о статусе превосходного военачальника, да и вообще, начальника в целом. А тут, блять, он не может справиться с какой-то мелкой личинкой, что помещается у него на ладони!       Бред какой-то.       Месячная — ну, может, почти пять месяцев от силы — лялька, по сравнению с его же родственниками, гораздо мельче в размерах, и в самом деле напоминала личинку майского жука из-за постоянно белых пелёнок и распашонок. Будто чего-то другого не было.       Шатенка, судя по насыщенным, каштановым вихрам и огромным, карими глазищами, смуглая, как чугунок, гипнотизировала его взглядом бездонных глаз. Крекер отстраненно заметил, что сам заглядывается на мелочь, потихоньку привыкая к ней, свыкаясь с её существованием. По крайней мере, до того момента, пока не вломятся няньки и не утащат его «сокровище» купаться или кормить, не смотря на то, что за детьми ухаживать он любит сам — с братьями и сёстрами же как-то справлялся. Досада. Еще и в случае, если с «личинкой» что-то случиться, мать с него лично спросит. И чего она так над ней трясётся?..       Маленькая сорока тянулась ко всему блестящему, но больше всего — к пальцам Крекера, мгновенно засыпая, стоило ему дотронутся самым кончиком до щёки ребёнка. От такого странного проявления ласки мелкая в ответ что-то гукала вперемешку со странным шипением, а после от тепла прикосновений засыпала, мило сопя себе под нос. Вообще, сопение сопровождается проблемами дыхания или насморком, носоглотка должна быть чистой, говоря о том, что он где-то напортачил, раз его головная боль не сегодня — завтра начнёт задыхаться. А сопли мелкой отсасывать никак не хотелось. С одной стороны, противно, с другой он ей голову откусит.       Личинка.       Как Крекер мысленно окрестил свое будущее, на самом деле была довольно спокойная, по сравнению... Хоть с его младшими! Иногда, обдумывая внешность и привычки ребенка, мужчина грешным делом думал, что любимая мать окончательно сбрендила, решив породнится с цыганами. В том, что девчонка — она самая, у него ничего не вызывало сомнений. А что и собственное семейство больше всего походило на настоящий табор (или же цирк, иногда — уродов) он в расчёт не брал. Так что, с кем поведёшься.       А дальше? Дальше он больше времени проводил с сёстрами и братьями, изредка выползая на белый свет, окончательно оставив причину недосыпа тем, по чьей части и было воспитание маленьких Шарлотт.       Она же носит его фамилию?       Значит, принадлежит их семье. Порой, забывшись, он даже думал, над тем, каким же будет её первое слово. Только вот.       —…цель! Ецель! Ата! Ецель – ата!       А после дальше спать, будто и не кричала малышка, возбуждённая после сна. Что ей такое снилось, Крекер не знал, но довольная ухмылка уже говорила о том, что мелкая, если не завоевала пока место в его сердце, то уже зарезервировала. Вот и вся их встреча. Больше он её не видел. Ближайшие несколько месяцев точно.       Служба не ждёт, она повелевает.       По крайней мере, Мама. Особенно — за каким интересом плыть и по какой причине покорять новые и новые территории. А ведь, казалось бы, куда дальше-то?..

***

      Вернулся Министр Бисквитов только через четыре месяца, порываясь заглянуть к себе и проверить, что там и как. Посмотреть, что с его маленькой девочкой. Привязавшись к пока ещё невиннейшему существу, он с сожалением думал о том, что мирной жизни ей никогда не видать. Он начинал искренне ненавидеть тех, кто по каким-то обстоятельствам имел счастье стать родителем этой крохи. Тех, кто таким образом отказался от своего же ребёнка… Старательно подавляемые ранее, сейчас мысли на данную тему заставили Крекера несколько выпасть из реальности. Поэтому, когда он сразу по возвращению направился к Перосперо… Что ж, сказать «был шокирован», значит, ничего не сказать.       Крекер, честно говоря, никогда не думал застать Перосперо, попивающего послеполуденный чай, свободной рукой придерживающего у себя на коленях Кармель. Настолько мирной картины он никогда не видел. Хотя бы потому, что старший брат не высовывал своего извечно длинного языка и, судя по всему, сильно задумался о чём-то, обсуждая какую-то тему вместе с Компот.       — Что встал, как неродной, проходи! — по-простому сказал — нет, по-семейному гаркнул — Перосперо, отсалютовав до сих пор полной кружкой чая. Компот же сидела напротив в кресле качалке и вязала что-то.       Старшая сестра была всегда до ужаса спокойной и непринуждённой в беседах. Это всегда выделяло её на общем фоне семьи — прямо как врождённая доброжелательность Муската, только вкупе с учтивостью.       Всегда до ужаса идеальная.       Пока Крекер мялся на пороге, Кармель переползла с колен Перосперо на кушетку, а после тихо стекла на пол, вперевалочку шагая в сторону конфетного генерала. «Лечинка» напыжилась, а после с невнятным, но узнаваемым «папа» схватилась маленькими ручками за ногу Крекера, прячась за неё. Не прошло и доли секунды, как малышка оказалась на руках, кудри были взъерошены, а щека поцелована. Судя по румянцу уже во всю сопевшей на знакомых руках крохи и довольной роже в десятого сына Линлин, день удался.

***

      — Быстро ты.       — Ну, ничего сложного это не представляло, да и договор заключён на взаимовыгодных условиях.       Слово «взаимовыгодный» означало, скорее, «выгодный в пользу То-то Лэнда». Иначе было совсем не интересно…       Только вот, вряд ли именно это заставило Перосперо слегка поморщиться…       Как только захлопнулась дверь за Компот, ушедшей с Кармель на руках, первенец королевы смог спокойно начать свой монолог:       — Ну, колись, горе-папаша. Когда успел? — не отвертишься.       Стоило Крекеру только подумать, что на трезвую голову этот странный разговор он не потянет, как Перосперо, не будь он Перосперо, в один момент стал разливать в опустевшие чашки вино двадцатилетней выдержки, появившееся под рукой, как по велению волшебной палочки. Чувствуется опыт парламентера.       Крекер уже давно развалился на одном из кресел, пригубив чашку, но постановка вопроса выбила его из колеи. Он выпучил глаза на старшего брата:       — Чего?       Перосперо прекрасно знал обо всём, ибо сердобольные близняшки из неразлучного триплета Крекер-Кастард-Ангел уже рассказали, - растрезвонили кому не лень, - животрепещущую историю любви всей жизни старшего близнеца, с которой тот не может быть в связи с обстоятельствами. Ребёнка в его замке, постоянно зовущего «Папа! Ата-ецель» уже было достаточно, чтобы сложить два и два. Тем более, с того момента покои Крекера были закрыты для малышни, что в основном предпочитала ждать его там, превращая целое крыло в место паломничества.       Крекер цедил вино, слушая доводы самого старшего и опытного в их семействе, за исключением Мамочки. И всё-таки, это не мешало ему проводить аналогию с дурдомом. Это надо было такое придумать!.. Нет, мужчине, конечно, польстила такая забота и любовь со стороны родственников, оказавшихся такими… понимающими… По лицу Крекера расползалась «благодарная», сопровождаемая кивками, улыбка, пока он, устав сдерживаться, не заржал, как конь. Что не укрылось от распалившегося в монологе Перосперо:       — Что смешного?       Крекер тут же подобрался, собираясь приложить все силы чтобы не смеяться:       — Во-первых, поражаюсь вашей фантазии, — в частности сестёр. Обещая себе устроить тем профилактическую взбучку. — Во-вторых — нет никакой невесты.       Перосперо замер, на второй фразе у него задёргался глаз, так как план подготовки к операции вынашивался несколько месяцев, чтобы уломать мать, полетел к морскому чёрту на куличики. На третьей он залпом опустошил бутылку:       — Не дочь, а жена.