Как Рихтер украл Новый год

Может, жал ему правый, а также и левый башмак, Или сердце в груди у него – так порою случается – Было на два размера меньше, чем полагается…

      Ох уж эти мультфильмы... какие-то все странные, совершенно непонятные. Иногда смешные, конечно, но несуразные. Мультфильм с участием зелёного пушистого человека Рихтер видел впервые в своей жизни, а ведь он многое повидал! Кажется, была ещё комедия с самим Джимом Керри... по этому ужасно смешному и удивительному мультику. Мужчина выключил телевизор (и как вообще его угораздило наткнуться на детский канал?!) и поплёлся на кухню, чтобы налить себе кофе и наконец взбодриться. Ему нужно было идти на работу. Между прочим, наступили новогодние выходные — Рихтер бросил угрюмый взгляд на календарь, увидел красную цифру «3» и отвернулся, доставая пакетик с горьким химозным кофе из ящика. Чайник давно вскипел. Этот новогодний мультфильм сильно его озадачил, потому что Рихтер никак не мог найти причину, по которой этот самый зелёный человечек Гринч был таким волосатым и... зелёным. Все ведь ктошки были нормальными, выглядели почти как люди.       Андрей не любил работать в новогодние праздники. И не потому что ему хотелось объедаться салатами и пить шампанское, просто больничные смены никогда никак нельзя было назвать спокойными. Именно по этой причине взрывы хлопушек, конфетти и салютов никак его не привлекали, а снег только вгонял в тоску, доктор Рихтер за все годы работы вдоволь насмотрелся на этих странных радостных людей, попадающих в больницу по собственной глупости. Так, например, в прошлом году в травматологию попал один очень глупый человек, решивший зажечь салют (или петарды, Андрей точно не помнил) своим «огненным» дыханием. Молодой человек напился, а ещё решил впечатлить свою даму, он прополоскал рот керосином и... попал в больницу на неделю, обеспечив персонал травматологического отделения не только работой, но и новыми байками о самых глупых поступках пациентов. Этому дураку повезло, что ожёг оказался лёгким. Могло быть и хуже. Потому что десять лет назад Рихтер встречался с таким же «фокусником», тому как раз не повезло.       И именно поэтому, когда Рихтер зашёл до начала смены в кабинет к Никольской, женщина, видя его угрюмый и недовольный вид, попыталась его подбодрить, похлопав его по плечу.        — Всё будет нормально, ты совсем раскис! Праздник ведь, веселись.       Андрей обернулся и, хмурясь, недоумевающе уставился на Никольскую.        — А ты хоть умеешь веселиться? — осторожно спросила она, не понимая, почему мужчина так на неё посмотрел.        — Умею. Вчера, вот, веселился. И сейчас веселюсь. Не видно что ли?!       Елизавета покачала головой, снова хлопая его плечу. Рихтер поморщился и, опираясь на свою трость, встал со стула и покинул кабинет подруги. Он бы и веселился, но почему-то именно в Новый год появлялись в больнице люди, чей уровень IQ никогда не превышал семидесяти. И шли они в больницу толпами. И не только в травматологию, но и к нему в кабинет. Не успел Андрей надеть свой потрёпанный пиджак, как в дверь к нему начали настойчиво ломиться.       Так к Рихтеру попала сегодня утром какая-то неадекватная женщина, питающая к этому несносному празднику нездоровую любовь. На голове у неё набекрень была надета ярко-красная шапка Деда Мороза, сама она, раздеваясь, запуталась в собственном уродливом свитере, он же мозолил Рихтеру глаза всё время приёма. Закатив глаза, он всё же выдал ей в руки заключение о воспалении лёгких, а также очень нетактично посоветовал ей не носить на себе столько мусора. Именно в тот момент в кабинет к Андрею ворвался Калинин. Беглым взглядом осмотрев своего подопечного, Рихтер устало вздохнул и уставился в окно, наблюдая за тем, как медленно кружились на улице пушистые снежинки. На кудрявой голове Владимира красовались какие-то дешёвые оленьи рога, на них даже был виден китайский прозрачный клей, держащий крупные блёстки. Неужели так важно поднимать такой шум вокруг Нового года?! Такой же праздник, как и все остальные, может, чуть масштабнее, не более!       Или он правда не умел веселиться?..       Хмыкнув, Рихтер выслушал Калинина и встал из-за стола, направляясь к своим подопечным. Судя по его рассказу, они с Ходасевич уже выполнили задание Андрея: рассортировали медкарты и нашли снимок лёгких Никитиной – их последней пациентки, страдавшей некогда очень редким заболеванием, которое спровоцировала сырость. После неё никто больше не поступал, поэтому Егоршин, Калинин и Ходасевич... сильно заскучали. Они предложили Андрею во время обеденного перерыва немножко повеселиться и отпраздновать, пока их не видела Никольская.        — Как-то звучит не заманчиво, — покачал головой Андрей, — это, конечно, здорово, что вы начали проявлять инициативу, но на работе — удивительно! — нужно работать. Расстроенный Калинин попытался было снова привлечь внимание наставника, но тут Андрей резко остановился посреди коридора, вскинул палец вверх и с восторгом произнёс:        — Я нашёл вам новое задание!       Радости Рихтера он не разделял. Более того, заметно поник и даже был готов заплакать: ему совершенно не понравился тон, с которым произнёс новость Андрей. Дела плохи. Придумал тот, скорее всего, что-то странное, связанное с редким заболеванием, наверняка оно древнее, как сам Рихтер. Ах, и кто тянул его за язык!

***

       — Смотрите, — пожилой доктор встал к доске, взял в руки маркер и начал писать на поверхности, другой рукой опираясь на трость, — у нашего пациента тахикардия, гипертрихоз и цирроз печени. А, ещё цвет кожи нездоровый такой, зелёный... Как будем лечить?        — А где же сам пациент? — первой подала голос Ходасевич, молодая девушка, работавшая под началом Андрея. Она скрестила руки на груди, прищурилась, думая над вопросом доктора. Пожалуй, Ходасевич в их трио единственная была заинтересована новой загадкой Андрея Александровича. Калинин и Егоршин сидели за большим столом и чесали затылки, только лишь пытаясь сообразить, а за что, собственно, судьба преподнесла им такое наказание. Владимир оказался прав: про гипертрихоз он слышал один единственный раз, в университете, а на практике ни разу не встречал! У его друга, Руслана, создалось впечатление, что Андрей над ними просто издевался. Потому что он про эту болезнь вообще никогда не слышал.        — Оль, ты чем меня слушаешь? Я же сказал, у него гипертрихоз! Людей стесняется, не придёт к вам, — отмахнулся Рихтер и продолжил говорить, — ему сорок два-три года, случай запущенный. Просто побриться он не может, бритва для него психологическая травма. Понял, Калинин?       Владимир, только-только поднявший руку, молча кивнул и тут же опустил её, обречённо вздыхая.       Они сидели в кабинете вот уже пятнадцать минут, в стороне на столе стояли контейнеры с домашней едой и салатами, их принесла Оля утром, чтобы угостить ребят. Сначала, завидев среди еды холодец, Владимир поморщился, но сейчас он бы всё отдал, даже съел бы этот чёртов холодец в обмен на пять минут тишины. Андрей, кажется, наслаждался видом их мучений. Он не дал ни одной подсказки, смотрел на ребят с прищуром, важно расхаживая по просторному кабинету. Посмеиваясь, он вышел из ординаторской.        — Я тоже умею веселиться.       Только дверь захлопнулась, как Оля подорвалась со своего места и принялась что-то тараторить себе под нос. Спустя пару минут она достала большую советскую энциклопедию с генетическими формулами, кинула её на стол и начала с азартом читать содержание. Калинин посмотрел на подругу как на умалишённую, открыл один из контейнеров с едой и протянул Егоршину вторую ложку. Открыв плашку, он увидел, что достался ему тот самый противный холодец.       Найти ответ на вопрос Рихтера — дело чести бедной Оли.       Эту же самую загадку Андрей загадал и Никольской. Главврач лишь хмыкнула, когда он выдал суть дела. Повертев в руках бумажку с написанными симптомами и выдуманными заключениями, она оглядела доктора с ног до головы и с вызовом спросила:        — Ты это про себя что ли написал?        — Почему? — хмурясь, Андрей подошёл к столу подруги и взглядом окинул черновик. Да нет, он дал ей ту же загадку, а не другую, так причём здесь он?        — А, тогда бы ты ещё зависимость добавил и про психосоматику написал, — Никольская заулыбалась, подписывая новый пункт, но она не успела его добавить: в этот же миг Андрей резко вырвал листок из рук начальницы и насупился.        — Значит ты тоже не знаешь ответ.        — Да у нас такого пациента в базе нет!        — Пустые отговорки, — проворчал Андрей. Он проковылял к дивану, плюхнулся на него и гордо отвернулся, разыгрывая перед Никольской обиду. — Это лучше, чем бы они сидели и пили на посту.        — Ходасевич никогда не разрешит им пить на работе, да и вообще, ты слишком плохого мнения о своих коллегах, — она не стала обращать на поведение Андрея внимание, а просто продолжила работать. Но, конечно, продлилось это недолго, так как вскоре Андрей, совсем обнаглев, с обувью закинул ноги на её новенький белый диван, прикрыл глаза и даже подложил под голову подушку. — Эй, а ты работать не должен?        — Не хочу видеть этих глупых, странных людей. Ты вообще видела, какими они приходят к нам?! Язык заплетается, перегар за километр чувствуется, глаза красные... а у этого, кстати жёлтые. Глаза.        — У кого?        — У пациента нашего! Я же сказал, у него печень больная.       Елизавета Дмитриевна демонстративно закатила глаза. Она громко щёлкнула компьютерной мышкой, закрыла вкладку с медицинской статьей и встала из-за стола. Андрей даже не пошевелился. Он продолжил игнорировать начальницу и тогда, когда она подошла к дивану и нависла над ним, загораживая свет. Губы Рихтера скривились в ухмылке.       Она всё никак не могла понять, почему она позволяла ему с собой так обращаться. Никольская любила Новый год, поэтому ей было вдвойне обидно, что вместо подарка Андрей преподнёс ей очередную головную боль с щепоткой неуважения. Женщина протянула ему старую трость, собираясь выдворить нахала из своего кабинета.       И ей, к слову, это удалось. Ах, а ведь ей было так обидно, ещё он и диван чуть не запачкал своими туфлями. Новый!       Пришлось Андрею возвращаться на рабочее место, где его уже ждали с обеденного перерыва. На лавочке в коридоре скромно сидел какой-то скрючившийся дедушка, рядом с ним была девочка лет шести, она болтала ножками и напевала тихо детскую песню про Новый год. Утром так он встретил Ходасевич: тогда иммунолог ещё не заступила на смену, так же сидела за столом, сортируя карточки и певая под нос «В лесу родилась ёлочка». Всё, что отличало Олю и эту девочку — возраст. Андрей хмыкнул и пригласил старика в кабинет, открывая перед ним дверь.       Не успел Андрей и слова произнести, как в кабинет вихрем влетела Ходасевич с горящими глазами и довольной улыбкой на лице. Она быстренько извинилась перед дедушкой и девочкой, подбежала к столу врача и начала тараторить, едва не задыхаясь:        — Андрей Александрович, тут дело в гормонах... нужно назначить лечение, проверить щитовидку, у него явно проблемы, если не поможет, придётся удалять...       Рихтер вскинул руку вверх и жестом приказал Ходасевич помолчать. Она посмотрела на него в полном недоумении, теребя в руках ту самую дряхлую советскую энциклопедию, её она еле держала. Книжонка буквально разваливалась в её руках.        — А ты уверена, что удалять придётся?       Запыхавшаяся Ольга кивнула.       Андрей встал из-за стола, подошёл к ней и внимательно посмотрел ей в глаза. Чуть нагнулся, окидывая её взглядом с ног до головы. Что-то подсчитав в уме, он с тяжестью и со скорбь в голосе произнёс:        — Да-а-с, тяжёлый случай.       Ходасевич долго думала, согласиться ли ей с выводом Рихтера. В итоге так и осталась стоять на месте, не приняв решения. После Андрей сел на свой стул и обратился к девочке с вопросом, надеясь, что она сможет ему помочь:        — Вот смотри. Кто у нас волосатый, с жёлтыми глазами и с маленьким сердцем? Зелёненький такой человек.       Недолго думая, девочка пискнула:        — Гринч!        — А как ему надо помочь, чтобы он не был злым?        — Ну, обнять и подарить подарок, — не совсем точно ответила она на вопрос Андрея. И всё же он похвалил её и тут же обратился к Оле:        — Вот видишь, пациента нужно оставить в покое, подарок ему какой-нибудь подарить, а вот щитовидку лучше оставить на месте.       Оскорблённая до глубины души Оля бросила ветхую книгу на стол, сбила медкарту старика на пол и ушла, громко хлопнув дверью. Та со скрипом снова открылась, так как была давным-давно сломана. Девочка продолжила играть со своей куклой, а доктор предложил её дедушке продолжить приём. Пациенты, стоящие в коридоре в очереди, не смогли перебороть любопытство и мельком заглянули в кабинет.

***

       — И как такое только могло прийти в голову! — восклицала Оля, снова сидя в ординаторской с друзьями. Егоршин только пожал плечами, он и сам удивился, когда узнал, что их Андрей Александрович решил попросту выставить на посмешище, загадал какого-то персонажа из мультика. И поступил с ними совсем не честно. Доедая третий салат, Калинин с полным ртом пытался что-то сказать, но не смог. Никольская его одёрнула:        — Не говори, подавишься.       Ольга сложила руки на груди, от рвущейся внутри обиды тяжело дышала. Главврач зашла в ординаторскую всего на пять минут, но то было полчаса назад. Задерживаться надолго Никольской очень не хотелось, а пришлось, так как Оля попросту не отпускала бедную женщину, высказывая всё своё недовольство в сторону Андрея. В этот день Елизавета Дмитриевна узнала слишком много, даже то, что по задумке её друга не должна была и знать...        — Это вполне в его духе, — Никольская бросила тоскующий взгляд в сторону домашней еды и поджала губы: до праздников она держала строгую диету, но Новый год испортил все её планы. Перспектива возвращения с размера «Л» на «ИКС-Л» её не прельщала. — Как будто вы не знаете Рихтера! Да он сам как Гринч, только не такой волосатый и пока что не зелёный. Правда, вы как вчера родились.       Оскорблённая Оля хотела что-то ответить, но слов найти не смогла, потому только развела руками и нерадостно усмехнулась. Сверив время, Никольская покачала головой и взглянула на подчинённых. Она, по идее, должна их отправить работать, но сегодня её, главврача, совсем никто не слушал! Ей нужно было подготовиться к совещанию, перенесённому на понедельник. Времени, конечно, оставалось вагон, но подтирать сопли «букашкам» Рихтера (как он отзывался о подопечных при Лизе) ей вовсе не хотелось. Поправив халат, который она давно перестала застёгивать на тугие пуговицы, Елизавета Дмитриевна попрощалась со всеми и покинула ординаторскую, то ли восхищаясь находчивостью друга, то ли ругая его за проделку.        — Не дуйся, Оль, Никольская права! Повелись как дети малые. С его-то чувством юмора...       Поймав на себе яростный взгляд подруги, Руслан вскинул руки:        — Ладно-ладно, беру половину слов назад!        — Так-то лучше, — буркнула Оля и рывком отняла у Калинина контейнер с селёдкой под шубой. Владимир лишь усмехнулся, хотя был согласен со словами Руслана: чувство юмора их начальника было просто ужасным. Странно, что Оля так часто защищала и оправдывала Андрея, вроде как её влюблённость давно исчезла.       Этим же временем Рихтер, которого так хаяли его ученики, сидел на скамеечке у дверей своего кабинета и задумчиво смотрел куда-то вдаль. В тесном коридорчике никого не было, все давно ушли домой, время приёма подошло к концу. Мимо него иногда проходили доктора соседних кабинетов, раз даже его навещал Родионов, как всегда заходил к другу по пути в столовую. Когда до мужчины донёсся стук коротких каблуков, такой знакомый и приятный, он повернул голову в сторону лестничной клетки и увидел в проёме Лизу. Она как всегда шла быстрым шагом, будто куда-то торопилась, в одной руке держала телефон, а в другой тяжёлую кипу бумаг. Оторвавшись от написания сообщения, она украдкой взглянула на Андрея и покачала головой:        — Ты будешь ещё долго тут сидеть? Я думала, ты уже домой ушёл, смены перепутал?        — Да нет, — совсем забыв о сегодняшней шалости, он со скукой ответил начальнице на вопрос. Трость, верная подруга, лежала рядом на скамье. Вот уже полчаса Андрей внимательно рассматривал бумажные снежинки, украшающие стены его отделения. Красивые конечно, но глазу не приятные. Он ведь не любил Новый год, зиму, потому что жизнь летом казалась ему удобнее. Да и слишком много неприятных событий с ним приключалось именно в холодные месяцы. Воспоминания ночами не давали ему заснуть, всё мучили его, терзали и доставали. Андрей потупил взгляд, как-то неуверенно пожал плечами и со вздохом произнёс:        — Знаешь, я ключи внутри оставил.       От удивления Елизавета вскинула брови, посмотрела на сломанную дверь и в раздумьях поджала пухлые, накрашенные красной помадой губы.        — Вот как, — в тон ему протянула женщина, — так иди за запасными к охране. Я не пойду за ними, — Никольская отложила трость и присела рядом, на колени сложив все документы.        — Я и не просил.        — Попросишь. Мы что, первый день знакомы?       Мотнув головой, Андрей позволил себе улыбнуться. Просидел он так сорок минут, думая, что на помощь к нему придёт его команда, но даже Родионов посмеялся над другом и предложил самому спуститься вниз. За окнами давно потемнело, наверное, время уже перескочило к шести часам. Крупные снежинки вихрем летели по воздуху, мозоля глаза своей рябью. Никольская же смотрела на них заворожённо, наслаждаясь видом вечерней метели. Он знал, что она устала, сильно устала, вымоталась за день. А он ведь утром всё настроение ей испортил, да и не только ей, Ольга, наверное, до сих пор на него обижалась. Взвесив все «за» и «против», Андрей встал, подобрал трость со скамьи и галантно протянул руку даме.        — А пойдём-ка, Елизавета, отсюда. Завтра все свои бумажки разберёшь, отдохни, Новый год ведь. Ещё чуть-чуть, и превратишься в Ходасевич.        — Сочту за комплимент! — с губ Никольской сорвался кроткий смешок. Хитро прищурив глаза, она приняла руку Андрея и встала, сама не понимая, почему она повелась на его спонтанное предложение.        — Но, знаешь, нам сначала нужно за ключами сходить... но ты не волнуйся, мы быстро, туда-сюда! Я предлагаю опробовать новый ресторан на Арбате, мне ведь кое-кто премию выписал за месяц, могу позволить угостить даму. Считай, что это твой новогодний подарок от меня. И, так скажем, благодарность за терпение.

Вдруг выросло сердце у Гринча раз в пять! И стал постепенно наш Гринч понимать. И сердцу теперь ничего не мешало. И солнце взошло, и оно увидало, Как Гринч, улыбаясь, под гору летел Стрелой на санях так, что ветер свистел!