Под одеялом

      Пидж с размаху бьёт ладонями по стойке регистрации.       — Что значит, стыковочный рейс отменили? — и её голос звучит грубее и пронзительнее, нежели она рассчитывала.       Бормочущая позади очередь погружается в абсолютную тишину, слышны лишь крики новорожденных да маленьких детей.       Стюардесса даже не вздрагивает. Она с таким уже сталкивалась. Настоящая ветеран эта леди.       — Мэм, это из-за бури. Видимость критически слабая. Советую вам взять багаж и где-нибудь переночевать.       Лицо Пидж искажается гримасой. И надо было этому случиться в канун Рождества. Именно теперь, именно в эту командировку, из-за какой-то треклятой погоды. Она стремительно оказывается возле места выдачи багажа, источая ауру чистейшей ярости. Затем вспоминает единственный радующий, позитивный факт, который сродни солнечным лучам среди грозовых туч.       Такаши Широгане. Бог среди смертных, Адонис с золотым сердцем, подзывает Пидж к себе. Он улыбается так, словно сейчас услышит самые великолепные в своей жизни новости, и внутренности Пидж (фигурально выражаясь) оказываются на недавно вымытом полу аэропорта. Просто несправедливо сходить с ума по кому-то, кто по всем признакам не из твоей лиги. Она напоминает себе не увлекаться: разумеется, он не просился ехать с ней в командировку.       — Что с нашим рейсом?       И сейчас самое время разбить вдребезги эту нелепо прекрасную улыбку.       — Его отменили. Самолеты не полетят, пока погода не улучшится, — она достаёт мобильный и показывает ему метеопрогноз, ибо взорвётся, если ещё хоть секунду продолжит смотреть на Широ. — Кажется, это надолго.       — О, — его улыбка вздрагивает. — Ну, у нас хотя бы не было планов на Рождество, верно?       — Да уж, — она оглядывает его, прищурившись в поисках своего чемодана. Там лежит её ноутбук, и, быть может, у неё получится закончить кое-какую работу. — Ты уже взял свой чемодан? — и тут же жалеет о вопросе: оного у него определённо нет.       Такаши качает головой, затем бросает взгляд на свой телефон.       — Чёрт.       Пидж округляет глаза. Она никогда не слышала, чтобы Широ ругался, ни разу. Может, это потому, что обычно они сталкивались в деловой обстановке.       — Всё хорошо?       — Наш багаж сегодня не выдадут. Его тоже задержали. И мой телефон не доживёт до утра.       Рука Пидж машинально скользит по сумке, перекинутой через плечо.       — С этим можно справиться. Я всегда ношу с собой блок. Теперь надо найти, где остановиться.       — Я работаю над этим, — Широ прижимает телефон к уху. — Считай, что мы в расчёте за зарядку. — Он отходит на восемь шагов в противоположную сторону, потом возвращается, сделав ещё восемь. И ходит так туда-сюда, словно ограничен пространством маленькой комнаты, пока разговаривает. Встряхивает головой, пощипывает виски и вздыхает: не везет.       Пидж наблюдает за этими бессмысленными движениями и кое-что замечает в Широ: она никогда не видела, чтобы он носил вещи с коротким рукавом. И у него всегда перчатка или повязка на руке из-за травмы, которую, он, кажется, получает каждые несколько дней.       — Я нашёл номер, — говорит он, и у него слегка перехватывает дыхание. — Он может показаться немного… странным, но…       — Неважно, — отзывается она, возможно, слишком поспешно. — Я просто хочу комнату с хорошей кроватью и бесплатный завтрак.       Он закусывает нижнюю губу, говорит: — «Ладно», — и ничего более не прибавляет.

***

      Вопреки всем существующим в этот шторм препятствиям, Широ удаётся поймать такси. Он обнимает рукой дрожащую Пидж. Джентельмен в любой ситуации, открывает дверь и жестом приглашает её сесть.       — Ты не взяла пальто?       Каким-то образом Пидж удаётся унять стучащие зубы настолько, чтобы выдать в ответ односложное: «Нет». Ей до того холодно, что факт пребывания руки Широ на прежнем месте ускользает от её внимания, пока та не исчезает. Её тяжесть сменяется тяжестью его плаща.       — С-спасибо, — от прохладного воздуха у неё запотевают очки, так что она не видит краснеющего лица Широ и не слышит его колотящегося сердца.       Он ведёт себя непривычно тихо, и Пидж чувствует необходимость как-то заполнить воздушное пространство между ними.       — Так, эм, что за комнату тебе удалось достать для нас?       Такси тормозит, чудом не врезаясь в стоящий впереди автомобиль. Широ отдаёт водителю деньги и подаёт ей затянутую в перчатку руку.       Пидж без колебаний вкладывает в неё свою.       Широ дышит более поверхностно — она замечает это по участившемуся появлению облачков пара в воздухе.       — Пидж, — говорит он. — Я, эм… Положись на меня, хорошо?       Она хмурит брови. Что он имеет в виду?       — Ну, да я как бы уже.       — Хорошо, — он обнимает её за талию и бормочет извинения, когда у неё вырывается писк. — Нам нужно выглядеть убедительно. — Отвечает тихо, едва ли не шипя сквозь зубы, когда они с Пидж оказываются в вестибюле гостиницы.       — Убедительно для чего?..       — А, вы, должно быть, Такаши! — не в меру ретивый портье хлопает в ладоши, стоит им войти. — Пожалуйста, пожалуйста, проходите! У вас есть багаж? О, дорогие мои, надо сначала проводить вас в номер! Потом я принесу ваши вещи.       — В этом нет необходимости, — прерывает его Широ. — Авиакомпания потеряла наш багаж.       На данный момент Пидж слишком растеряна, чтобы спросить, какого чёрта здесь творится, хотя каждая её частичка стремится понять, почему рука Широ лежит у неё на талии и почему они следуют за портье, который выглядит слишком уж увлечённым делами Широ и Пидж.       Тот останавливается у двери, и оба следуют его примеру в ожидании, пока он отопрёт дверь и передаст им ключи.       — Мои поздравления. Итак, если вам что-нибудь понадобится, смело обращайтесь. И я крайне рекомендую сходить на наш сегодняшний особый ужин, — портье вкладывает ключ в руку Широ, и Пидж может поклясться: только что подмигнул ему.       — Что ж, могло быть… и хуже, — Широ включает свет.       Неправда. Во вспышке освещения перед ними предстаёт ужас номера: кровать в форме сердца с кроваво-красными одеялами, покрытыми лепестками роз. Зажжённые свечи стоят по всей комнате, образуя сердце и мерцая под потолочным освещением, никак не скрашивающим вид.       — Господи, — вырывается у Пидж. — Ты забронировал нам номер для молодожёнов. — Она проводит рукой по багровому стёганому одеялу и запутывается пальцами в белой оторочке. — Понятия не имела, что они до сих пор существуют.       — У них не было других свободных номеров, — признаётся Широ, садясь на двухместный диван. — Все распродано, а я знаю, что во многих отелях до сих пор есть такие… — он осекается. — Ну, у моего дяди был отель вроде этого, так что я неплохо разбираюсь в бизнесе.       Так Широ не только красив, он ещё, похоже, и до неприличия богат. Кто бы сомневался.       — Ну, ладно. Давай я буду спать на полу.       У Пидж вырывается нервный смешок.       — Тут хватит места нам обоим.       Широ изгибает бровь: судя по всему, он не ожидал, что Пидж захочет спать с ним (то есть рядом с ним).       — Ты уверена? Я… не хочу причинять тебе неудобства.       — Я в джинсах. Больше неудобств мне уже не видать, — шутит она.       — Прости, — отзывается он, слишком нежно, слишком… странно. — Мне нужно было спросить тебя.       Пидж приподнимает плечи, чуть пожимая ими. Открывает рот, намереваясь ответить, заверить Широ, что он действовал из лучших побуждений и что ситуация её не напрягает (хотя сердце бешено стучало от осознания, что она настолько близко к нему), но вместо этого у неё заурчал желудок.       — Может, сначала поужинаем, а потом будем сражаться за спальное место?

***

      — Столик на двоих, пожалуйста, — Широ старается подавить жар, растекающийся от затылка к лицу, но это сложно, когда рядом сидит женщина, в которую он влюблён вот уже три года.       Он до безумия хочет обнять её тонкую фигурку — неважно, за плечи или за талию.       — Номер вашей комнаты? — спрашивает официант.       — Сто, — отвечает Пидж.       Блеск в его глазах практически приводит Широ в ужас.       — ¡Mi Dio! — восклицает он. — Я и не понял, а это же очевидно. У вас номер для молодожёнов, верно? — он хлопает ладонью по лбу. — Ну, ясное дело, да, это же номер «100». Мои поздравления. — Его вздох был полон белой зависти. — Вы двое, должно быть, очень влюблены. По вашим лицам всё видно.       Широ молится, чтобы Пидж не смотрела в его сторону. Быстро косится на неё краем глаза. Выражение лица Пидж нечитаемо, и в животе сворачивается узел от чувства вины.       Он очень хотел пригласить её на ужин, на свидание, но совсем не намеревался, чтобы она участвовала в чём-то подобном. Конечно, он немного старомодный романтик, но даже Широ узнает безвкусицу, когда видит ту. Как например, столик для двоих, показывающийся на горизонте, когда они с Пидж следуют за официантом, который ведёт их сквозь джунгли, называющиеся рестораном.       Огромная портьера отодвигается по мановению руки официанта, словно разросшиеся лианы, срезаемые лезвием мачете.       — Это особое место для молодожёнов.       Стол покрывает красная бархатная скатерть. Она пахнет нафталином и чем-то, что не видело белый свет по меньшей мере года два. С пары горящих дрожащим пламенем свечей на скатерть капает воск. И, конечно же, кругом рассыпаны розовые лепестки.       Широ знает, что Пидж страдает аллергией, и надеется, что не обрёк её в это мгновение на вечер, полный страданий. Поправка: он уже это сделал. Может, и не на страдания обрёк, но, наверное, воплотил в реальность самую ужасную командировку в её жизни.       Однако затем видит, как она робко улыбается, садясь за стол.       «Может, всё не так уж и плохо».       — Меня зовут Лэнс, и этим вечером я ваш официант. Что будете пить?       — Воды будет достаточно, — говорит Широ.       Лэнс щёлкает языком.       — Помилуйте, мы вашу свадьбу отмечаем.       — Чай с жасмином, пожалуйста.       Широ смотрит на Пидж со слегка изумлённым выражением. И замечает:       — Я передумал. Нам два чая с жасмином.       — Никакого вина?       Широ качает головой.       — Я не пью.       — Как угодно, — Лэнс стремительно исчезает, дабы принести напитки, на несколько минут предоставляя ужинающих самим себе.       — Так, значит, — начинает Широ, не совсем уверенный, куда его приведёт этот разговор, — ты любишь чай? Я не знал.       Будь это свидание — а это точно было не оно, — Пидж бы сказала: «Ты обо мне много чего ещё не знаешь». Вместо этого она просто наблюдает, как мерцает пламя, пока они разговаривают.       — Ну, мне кофе больше по вкусу, но в такой час лучше свести уровень кофеина до минимума.       — Мне нравится чай с жасмином, потому что он успокаивает нервы, — Широ снова жалеет, что не успел прикусить язык.       — У тебя? Нервы? — выражение лица Пидж ни разу не похоже на прежнее — бесцветное. Она в изумлении округляет глаза и изгибает брови. Широ — самый уверенный человек, с каким ей когда-либо доводилось разговаривать. Сложно даже подумать, будто он способен нервничать. — То есть, я так не считаю, но, может, это просто потому что сама не сижу спокойно двадцать четыре на семь.       Широ хмыкает:       — Возможно.       Лэнс возвращается с дымящимся чайничком и пакетиками чая с жасмином.       — Хотите что-нибудь ещё, голубки?       — Больше времени? — спрашивает Пидж. — Мы и меню-то еще не посмотрели.       — Больше времени, не вопрос!

***

      Лэнс приходит ещё по меньшей мере четырежды, пока Пидж и Широ наконец не прочитывают в меню хоть слово.       Пидж останавливается на зити, а Широ заказывает то, что заказывает она.       Блюдо из пасты вытаскивают из духового шкафа, и его приносит лично шеф-повар Ханк Гаррет. Каждый кусочек невероятно, бесподобно вкусен, словно пища богов.       — Ничуть не хуже рецепта моей мамы, — сообщает Пидж Широ, который задаётся вопросом, что ещё умеет готовить её мама. Хотя нет, что умеет готовить Пидж.       — Немного, — отвечает та. — Сэндвичи с арахисовым маслом — вот уровень моих умений.       — Похоже, мы с тобой в одной лодке. Может, нам обоим не помешают кулинарные курсы?       — Может быть.       Широ платит за двоих, хотя чувствует настойчивое желание Пидж вернуть ему деньги или хотя оплатить свою половину или часть счёта.       Она отказывается, абсолютно отказывается оставлять это так. Однако тут вспоминает, что они по-прежнему не решили вопрос, кто где будет спать… и у неё нет пижамы.       — Я не смогу заснуть. Думаю, тоже переберусь на пол.       — Пидж…       Она качает головой:       — Я уверена, окей?       — Просто возьми мою рубашку.       Пидж таращится на него, потерявшая дар речи от предложения и беглого взгляда на фантастически накачанную грудь, пока он расстёгивает рубашку. Разве такую святыню не стоит приберечь для второй половинки (глядя на него, невозможно поверить, что Широ может быть одинок. Невозможно)?       — Я…       — Пожалуйста, — отзывается он. — Я настаиваю.       — Если ты настаиваешь.       — Да, — он снимает рубашку, показывая то, что так долго скрывал: протез. Озаряемый пламенем свечи.       — Вау, как круто! Чёрт, если бы я изучала медицину, то точно вот такую. Протезы потрясающи, разве нет?       Широ пожимает плечами.       — Что есть, то есть.       И это правда. Он потерял руку, когда пьяный водитель смял его машину и всё внутри неё. Единственное, что докторам не удалось как следует восстановить — его руку.       Он ждёт, что Пидж будет задавать вопросы о случившемся, но она молчит. Её внимание приковано к самому протезу.       — Никогда не видела ничего подобного. Можно потрогать?       Широ ни разу не позволял посторонним прикасаться к нему. Ему не нравится его рука: она наводит на болезненные воспоминания… но, может быть, к прикосновениям Пидж он отнесётся нормально.       — Конечно.       — Если ты не хочешь, всё в порядке.       — Не стесняйся, — он вытягивает руку, и она задыхается от восторга.       — Это потрясающе. Он и светится, да?       — Только фиолетовым.       — Нужен ещё зеленый.       — Зачем?       — Это мой любимый цвет.       Широ смеётся.       — Мне надо будет взять на заметку, — и он серьёзен насчет этого. Правда. — Ладно, предоставляю тебе личное пространство, если оно нужно, пока будешь переодеваться. — Он поворачивается так, чтобы смотреть в угол комнаты. — Я тебя не вижу, честно.       — Хорошо, — шутит Пидж. — А то иначе мне придётся донести на тебя в отдел кадров.       Она выскальзывает из узких джинсов и быстро застёгивает его рубашку. Если на Широ та сидит идеально, то на ней — практически как ночная сорочка. Ей не хватает только колпака, чтобы выглядеть как Эбенезер Скрудж, хотя у неё не было бы свечи. Но не в этом номере, где повсюду — их отблеск.       — Уже можно смотреть?       — Ага.       Широ поворачивается, и у него перехватывает дыхание. Она очень красива, и его рубашка, спадая с плеча, приоткрывает молочного оттенка кожу.       — Я бы сейчас тебя поцеловал, — негромко говорит он, но Пидж слышит.       — Тогда целуй.       И он целует. Нежно берёт её лицо в ладони, очерчивая острые линии подбородка и скул, путаясь пальцами во взъерошенных волосах. Их губы соприкасаются жадно и напряжённо, страстно ища дыхание, воздух, любовь.       И, уже не в силах остановиться, оба исчезают под одеялом.