Убей свою любовь

      Горький дым сигарет разрушал однокомнатную квартиру день за днем. Уничтожал все живое, что находилось в этом крошечном мире, который создали два человека. Он растворял в себе старую потрепанную долгими годами мебель, что была куплена на аукционе за несколько сотен баксов, в нем также тонули белая фарфоровая фаза, подаренная кем-то из друзей на свадьбу, гитара, ни разу нетронутая никем, затерявшаяся в пыли пепельница и Он.       Один человек в этой пустой, накуренной им же квартире. Он оборвал все нити, связывающие его с когда-то счастливым прошлым, которым он иногда долгими безмолвными ночами отождествлял с особым миром, где чувствовал себя одновременно маленьким мальчиком и сильным мужчиной в одном лице.       И ему хотелось кричать и плакать. Биться головой о стену, давиться этими вонючими белыми лилиями, что каждое воскресенье появлялись на небольшом кофейном столике. Они воняли так, что Брэндон ненавидел жизнь в этой квартире все больше и больше.       И ради Нее он готов был захлебнуться в этой адской вони.       И он с наслаждением выкидывал их каждый вторник, потому что белоснежные лепестки день за днем падали на пол, обнажая стан цветка.       — Брэндон, ты же меня любишь… — она никогда не говорила таких слов ему, поскольку знала, что да, он ее и так любил, однако в тот вечер она слишком рано это заявила, а он слишком поздно понял.       — Да, это не важно, понимаешь?! — срывался на крик он и падал.       Он падал от бессилия, от усталости жить в этом безумном потоке жизни, что преподнесла ему эта девушка.       — Давай начнем все сначала. По-другому… ты исчезнешь! — его сердце кричало, а он не мог дышать, хотя хотел. Брэндон животной яростью хотел кричать на эту бестолковую дуру. — Что это все значит? Что, Мишель, скажи мне?!       Тебя предали, растоптали, уничтожили. Обманули. Единожды.       А ты как верный, преданный своему выбору и доверию повелся. Тебя развели как последнего дурачка, а ты продолжал верить! Наивный маленький Брэндон.       Насмехался над ним его разум, а он валился с ног.       — Брэндон…       — Ты…       Чертова сука.       Нет, он не мог ее так назвать. Эта девушка смогла довести своей выходкой его до бешенства, однако он до сих пор считал ее своей своеобразной       Чертовой сукой       прелестью.       — …ничего не сможешь вернуть. Ты уже сделала все, что положено, — стараясь спокойно дышать, говорил он.       — Брэндон, я прошу тебя, выслушай!       — Пошла вон! — белоснежная ваза полетела в стену и превратилась в россыпь тупых осколков. Этими осколками она резала его сердце девять чертовых месяцев.       Каждый месяц – его жизнь. Каждый день новый выстрел, новый срыв, новый микс чувств.       Дверь тихо закрылась и больше никогда не открывалась. А ему этого и не нужно.       Она нажала туда, куда нужно было, и он закрыл глаза, умерев от ее прикосновения.       Она заставила его кричать, реветь навзрыд, биться головой о чертовы стены и разбивать кожу в кровь.       Брэндон ей больше не верил. Он слышал каждое ее слово, урчал как довольный домашний кот от нежных прикосновений ее рук, дарил свое сердце.       Надарился.       И только омут утянул тебя к дьяволам.       Сколько уже дней прошло с того момента? Пять? Шесть? Месяц? Но он все также помнил, какой защищенной она чувствовала себя в его руках.       И, если бы Брэндона спросили: хотел бы он остановить весь этот кошмар и начать все заново, быть прямо с ней здесь и сейчас, то согласился бы он?       Определенно нет.       да       Он бы хотел быть обманутым ей дважды. Или же трижды. Без разницы, ведь сейчас его утешали только запах сигаретного дыма, пустая квартира и закрытая дверь, которая больше никогда не откроется.