"Принцесса-подменыш"

Тилли всё-таки вернулась в типографию. Оказывается, её искали — и, разумеется, страшно злились на её отсутствие. Но никто этого ей прямо не сказал. — Ты где была? — сердито спросил мужчина в платочке. — Кулон забыла у фей, — не моргнув глазом, соврала Тилли. — Ну что, нашла? — Как ви… — Тилли опустила глаза вниз, и от шеи вниз у неё пробежал холодок: она не видела его висящим на шее. Это что ж получается, она… его потеряла? — О нет. — Потеряла, значит? — Мужчины переглянулись с сердитыми и ехидными взглядами, как бы говорящими: «Ну да, ну да, искала она кулон». — Сорвался… снова, — Тилли едва шевелила губами от ужаса. — И как? Искать пойдёшь? — Да уж попробуй! — Тут взорвался бородатый мужчина в кепке. — И так небось попалась! — Не попалась… — Откуда ты знаешь? Проверялась тоже? — Фидж, уймись. — Мужчина с усами ласково наклонился к Тилли. — Точно-точно тебя никто не видел? — Ну да. — Тилли беспокойно шарила по карманам. — Я как мышь была! — Всё равно прятать придётся, — обречённо произнёс парень с соломенными волосами. — Переедут к Курцу на недельку, а потом… — Так это сколько лошадей надо. Всё сразу-то. — Остальные щас в ночь распихаем. — А можно я помогу? — тихо произнесла Тилли. Мужчины уставились на неё. — Ну, раз из-за меня проблемы такие. — А что, можно. — Мужчина в кепочке подмигнул. — Только ты меньше других не работай. Мы тут не для лени все собрались. — Да уж я поняла… Тилли на самом деле предложила свою помощь на автомате. В голове у неё тем временем метался ворох панических мыслей: куда делся кулон? Неужто обронила? И где, во время прогулок? Да странно, она вон сколько бегала — и не падал… Может, у фей? «Бурокрыс», — вдруг поняла она и ахнула. Нет, ну это чушь какая-то. Зачем ему это? Что ему, хорошо или плохо станет, если кулон у Тилли останется? Или… он служит Паучьему Королю? Это было бы разумно предположить, но… Он что, совсем, что ли, дурак? Он в городе служит! Зачем ему лесной царь? «Потому что он фея. Все феи — его дети, даже те, что дети Миртовой феи. Её всё равно уже нет». Руки Тилли задрожали. Вот зачем он выцепил её на улице. Вот зачем привёл в самое лучшее место в городе. Может быть, Молли работала с ним — зачем иначе ей заставлять Тилли пить молоко Бин-ни! «Нет, о ней плохо не думай», — шептало тайное внутреннее чувство. «Это ещё почему?» «Потому что она спасала вас от Фаэри. Если бы не он, вам было бы некуда деваться» «Врёшь! Ты врёшь! Они все феи! Они все — гадкие, злые, отвратительные, лживые…» Чья-то рука легла Тилли на плечо, и она резко повернулась. — Не трогайте меня, — прошипела она: хорошо, кожа соприкоснулась только с тканью. Мужчина с бородой удивлённо взглянул на неё. — Ну ты, девица, злая, — сказал он неодобрительно. — Пошли работать. Тилли медленно поплелась за ним, бесконечно щупая карманы, выворачивая их наизнанку, и пытаясь нащупать кулон во многочисленных складках на груди. Без толку. Всё без толку. Кулон упал… нет, его украли. Точно, его украли. И сделала это одна усатая, злая, бесстыжая, ублюдская морда, которая всё щурилась и притворялась добренькой для них. И Тилли — полная дура, раз не ощутила этого, раз не поняла. Дура. Дура. Дура!!! Работы в самом деле предстояло много. Люди, взявшие Тилли с собой, решительно успокоились, узнав, что она умеет читать ровно две буквы, так что она, напрягая все мышцы тела, носила тяжелющие стопки листовок и брошюр. Листовки, брошюры, листовки, брошюры… даже были какие-то маленькие книжечки, совсем малюсенькие, тоненькие, на прозрачной, как кожа стариков, коричневой бумаге. Тилли таскала всё это безропотно, не задавая лишних вопросов; возможно, именно это её и расположило к работникам типографии. А её — то, что они, по всей видимости, не любили фей примерно так же, как и она. Они об этом не заговаривали, но Тилли ощущала это от них; а ещё — помнила странные возмущения Кейтилин… Ох, Кейтилин! — Она там наверху? — спросила Тилли, не поднимая глаз на мужика с платочком: они вместе тащили короб с чем-то непонятным внутри. — Была. Зашли мы к ней, спрашиваем: «где подруга?», она — глаза в стенку и плакать. — По ступенькам короб пришлось чуть ли не пинать — но всё-таки донесли и поставили под нерабочий станок, там, где толком и не видно ничего. — А вы чего, поссорились? Тилли не ответила. Она отвернулась и пошла наверх. — А, скажи-ка на милость, ты зачем всё-таки к феям пошла? — За… — Ну ты мне сказки-то не рассказывай. — Голос у мужичка был ласковый, однако взгляд — сверлящий-сверлящий, очень внимательный. Даже сквозь темноту пробирало. — Кулон ты потеряла, по лицу видно. Или отдала случаем? «Ага, — подумала Тилли. — Они считают, что я сотрудничаю с феями. Ну, правильно, я же глазач. Зачем тогда работать позвали?». — Я по городу шлялась, — решила она сказать частичную правду. — Фей да, встретила. Звали назад. — Скажите пожалуйста! А чего обратно не пошла? — Мы прошли через Гант-Дорвен и теперь знаем наконец людей, которые не погонят. Да сколько можно с феями якшаться? — Тилли обернулась: она надеялась, что её глаза тоже сверкают. Ну, хотя бы один. — Феи лицемерные твари. Они заставили меня выпить молоко Бин-ни, и теперь ищу противоядие. — Чьё-чьё молоко? «А, ну да. Он же столичный, откуда ему знать». — Фея такая. Травит изнутри. В общем, неважно. Не за что их любить. Мужичок долго смотрел на Тилли, а потом легонько подозвал к себе, поманив пальцами. Тилли не была уверена, что это хорошая идея, подходить к нему; но, с другой стороны, ей что, просто уйти? Ну и подошла. — Это, конечно, плохо, что ты читать не умеешь, — сказал он, и Тилли вздрогнула: это-то тут причём? — Знаешь, как «феи» пишутся? — Раз читать не умею, откуда ж знать? — огрызнулась девочка. Мужичок склонился вниз, очки чуть не съехали на пол. Он распечатал короб, вытащив пару гвоздей, и протянул Тилли смятую бумажку. На ней был забавный рисунок: страшные рожи с крыльями и носами — ну точно феи — источают из когтистых пальцев паутину, в которой повисли люди. Тилли вздрогнула: Паучьего короля на картинке не было, однако картина из ужасной-ужасной поляны покровителя всех фей заставило засосать под ложечкой. — Вот, — мужичок указал на сочетание из трёх букв-рисуночков: деревца, головастика и недостроенного забора. — Ф-е-и. Запомнила? — Ага, — ответила Тилли, разглядывая рисунок. Фе-и. Ф-е-и. Может быть, последнее — не недостроенный забор, а змея. А, нет, это веточки! Тогда всё логично. Дерево — головастик — веточки. То, чем должна быть по природе фея. Тилли намеренно об этом думала, потому что, если перестать, надо сосредоточиться на том, что она поднималась наверх, где сидела Кейтилин, а о Кейтилин думать совсем не хотелось. Девочка на неё сердилась — да, но… ей так было неловко перед ней! Всё-таки они слишком много пережили вместе, чтобы отрывать её от сердца. Может быть, они ещё помирятся… Или нет, нет, не надо! Ф-е-и. Тилли открыла дверь. Кейтилин повернула голову моментально; её заплаканное лицо сияло надеждой, и, когда она осознала, кто же пришёл, сквозь боль пробилась улыбка. — Тилли!!! — Кейтилин кинулась к ней, попыталась обнять, но Тилли, чтобы не обжечь подругу, отшатнулась. — Прости! Прости меня! Я такие глупости тебе наговорила! Я так боялась, что ты больше не вернёшься!.. — Ну, уймись. — Тилли смутилась: она ожидала, что Кейтилин упрётся носом в стену в обиде, а она, оказывается… ждала её? Готова извиниться? Как странно. Вообще непохоже на такую-то кральку. Однако это растопило сердце девочки, и она уже больше не злилась на подругу. — Где ты была? Я так боялась!.. — По улице шлялась. — Тилли всё-таки вошла внутрь, уселась на пол и поняла, как же сильно она хочет спать. Как у неё болит всё тело, как же она измотана, измучена… — Давай спать, мы сегодня работали много. — Ох, Тилли. — Глаза Кейтилин сверкали нескончаемыми слезами: радость на её лице мешалась со страхом: а что, если ей только кажется, что Тилли вернулась. — Где твой кулон? — отчаянно вскрикнула она. — Потеряла. — Тилли не хотела говорить про Бурокрыса. Зачем? Это Кейтилин только расстроит. Утром, может быть, скажет, а сейчас… — Тилли! Его кто-то украл? — Да никто не украл, потеряла, — раздражённо рыкнула Тилли. — Я спать хочу. — Ты на меня всё ещё сердишься?.. Сердишься? Нет, наверное, нет. Тилли помнила слова Кейтилин, такое никогда не забывается, но она не чувствовала, что сердится на златовласку. После того, как её обманула проклятая крыса, она не ощущала, что как-то по-особенному сердится на Кейтилин. К тому же… у неё не выходил из головы разговор с Бурокрысом. Это мерзкая, продажная, гадкая крыса, но в чём-то он был прав. Но сейчас об этом думать не хотелось. Однако Кейтилин ждёт и вряд ли заснёт, если Тилли ей что-то не скажет. — Я не сержусь, — призналась Тилли. — Но я ужасно устала, и правда очень хочу спать. Кейтилин смотрела на неё пристально некоторое время, но была вынуждена согласиться. — Ладно, — сказала она. — Ты права. Нам давно пора ложиться спать. Они устроились в кроватках. Перед тем как заснуть Тилли услышала тихий голос Кейтилин: — Знаешь, я умру, если с тобой что-нибудь случится. Сердце сжалось, но не от радости, а от какой-то растерянности и непонимания. Зачем она это говорит? Что хорошего в том, что она произносит? — Не умрёшь, — сказала Тилли не подумав. — Ты везучая. И красивая очень. После этого она заснула крепким сном, даже не услышав того, что Кейтилин тихонечко заплакала в расстройстве и обиде. *** — Нет, — испуганно пробормотала Тилли. — Нет, нет, нет, НЕТ. Она снова оказалась здесь. Кулон, который хранил её ночами от сновидений, теперь потерян, и Паучий Король снова может мучить её, атаковать злыми снами. Она уже почти и забыла об этом отвратительном месте, об этой поляне, покрытой липкой паутиной и трупами в разной степени разложения. Нет-нет-нет-нет. Только не это. Только не здесь опять. Что теперь она от него услышит? Что он ей скажет? Они ведь так давно не виделись. Наверное, он уже совсем разорил несчастный Гант-Дорвенский лес… Даже думать страшно о том, что ещё может с ними произойти! Что он, оторвёт голову Кейтилин? Или… или… Нет, Кейтилин в безопасности. Кейтилин в Денбишире, а Денбишир, хотя и полон феями, не часть его страны, не то, куда могут доползти его длинные лапы с крючками на пальцах. Или всё же… Бурокрыс. Проклятье. Теперь Тилли не сомневалась, что он встречался с ней именно для этого — чтобы украсть её кулон. Мерзкая, отвратительная, ублюдская фея. — Ха, маленькая Тилли. Мы давненько с тобой не виделись, правда? Я уже начал скучать. Теперь Паучий Король выглядел не так торжественно, как обычно — хотя всё ещё угрожающе и ужасно. Это был обычный паук, но с телом огромным, как такси в городе. Одна его нога могла бы раздавить собаку, а на шершавом теле, покрытом кожей с панцирными складками, спокойно разместилась целая семья. Даже непонятно, что это был паук — разве пауки выглядят так, будто бы кожа человека (причём с пальцев: вон, какой узор странный) поросла бы пластинами? Да и пластины эти… как ногти выглядят. Фу-у-у. Но самое страшное — это, конечно, глаза. Огромные, восемь штук, разного цвета — и все человеческие. Один слепой, другой с крошечным зрачком, третий с огромным, у четвёртого отсоединяется зрачок, пятый с тёмной пеленой поверх, шестой воспалённый и с ветвистыми красными полосами (Тилли понятия не имела, как они называются), седьмой косой, а у восьмого зрачок растёкся, как яичный желток. И все огромные, все смотрят прямо на неё, на Тилли (кроме косого, но и он ужасал), так что теперь она казалась маленькой-маленькой, глупой и несмышлёной. — Ты думала, что убежала от меня в город? — Паучий Король вышагивал, впечатывая каждую ногу в землю. — И что ты теперь об этом думаешь? — Я не убежала от тебя, — тихо сказала она, глотая слёзы страха и отвращения. — Я оказалась в твоей ловушке. Поэтому ты меня и не ловил. — Да-а-а… да. Ты всё верно понимаешь. Со всех сторон появились смеющиеся феи. Разные: большие и маленькие, великаны и совсем крохотульки, крылатые и с животными чертами. Все они смеялись над ней, а Тилли была готова рвать на себе волосы, рыдать и провалиться под землю, просто чтобы их всех не видеть больше никогда. — Почему сейчас ты меня не ловишь? — Надо было бороться. Надо было сопротивляться, хоть бы из последних сил. — Я же уже всё, в лапах твоих. — Хочешь сказать, ты готова прийти сама? — Нет! Не готова! — Может быть, ты сдалась? Это бы сильно упростило задачу. «Только не это, — думала Тилли. — У меня есть ещё шанс. Я ещё могу спасти Гант-Дорвен». — Ты считаешь, что ты можешь что-то изменить. Ты так же глупа, как и была. Паучий Король обходил её, и словно незаметно задел одно из свежих тел. Тилли подавила вопль: голова уже частично разложилась, но это однозначно был инженер с завода, тот, что порой работягам оставлял немного хлеба и сыра на всех. — Ты никогда не была в безопасности, вот в чём дело. Миртовая фея не была готова вам дать приют: она спесива и горда, и совсем не так добра, как вы, люди, думаете о ней. Как думают мои дети… о нет. На той поляне есть место только феям. Людям там делать нечего; а особенно — таким, как ты. Тилли сжалась в комочек, ожидая, когда же, когда же будет ужасное; она привыкла к тому, что Паучий Король шокирует её раз от раза всё большим и большим количеством ужасов… — Мне жаль тебя. Жаль? Жаль бывает игрушечки, куколок, собачку там, но такое чудовище жалеть не может. Оно просто не умеет. Однако Тилли всё равно была ошарашена. Да что уж там говорить — поражена. — Я всё равно не приду к тебе, — заговорила она, подозревая, что он пытается её расположить к себе. — Ты можешь вертеть сколько хочешь, лови меня, тянись ко мне, но сама я к тебе никогда не приду! — Это лишь вопрос времени, глупая девочка. Я не тороплю тебя. Паучий Король поднял лапу. — Но всё же помни: тебе осталось совсем немного. Ваше путешествие идёт двадцать первый день, а конец лунного месяца наступит на двадцать девятый день. «Двадцать девять, — ошарашенно подумала Тилли. — Это то есть… восемь дней? Я не знаю, сколько двадцать, но девять минус один я понимаю». Её охватил ужас. Она ведь даже не задумывалась о том, сколько ей ещё осталось: ей казалось, времени ещё много… Эти сколько-то там дней, конечно, были длинными… Но они уже столько всего успели пережить! Неужели осталось так мало?! — Мне надоело тебя ждать. У тебя на счету каждый день, и я надеюсь, что ты СЕЙЧАС примешь правильный выбор. «Сейчас. То есть он ждёт, что я сдамся». Ей вообще-то хотелось. Ужас, который охватил её после слов Паучьего Короля, растоптал и задушил её. Ей правда было безумно, БЕЗУМНО страшно. Она не понимала, куда ей деваться — да и получится ли вообще? Какой смысл? Он и так уже напал на Гант-Дорвен, и когда он доберётся до её семьи — рукой подать. Она… Она… Тьма надвигается. Феи уже не хохочут, но смотрят на неё со всех мыслимых и немыслимых сторон. Они ждут… Ждут… Тилли просто должна сказать… Но тут произошло нечто, чего девочка не ожидала. Раздался голос; не очень громкий, но ясный, красивый, нежный. Этот голос был голосом моря, не птиц: птицы что, щебечут, как дурные — голова только от них болит. А этот был роковой, был глубокий, проникновенный… мудрый — такой, какой у людей не бывает. Тилли не имела ни малейшего понятия, о чём он пел, но это были очень добрые, очень нежные слова — и в то же время сильные, смелые, противостоящие всему плохому, что только на неё надвигалось. Паучий Король дёрнул лапками. Тилли вдруг ясно поняла происходящее: она на самом деле не тут, не в этом ужасном месте. Она просто в своей кроватке. Ну, не в своей, но понятно, что она имеет в виду. Ей просто нужно заснуть. Просто заснуть… А этот голос её убаюкает. Как колыбельная. «Мать моя родная, — восхитилась Тилли. — Это же шелки. Никогда не слышала шелки». Ей вдруг ясно представилась картина: Молли, шепелявая, непонятная, бойкая деваха теперь лежит голая на камне, но это никого не смущает, потому что попы у неё нет — только тюлений хвост с ластами. А как выглядят тюлени? Наверное, как морские собаки, очень милые. И волосы разметаются рыжие, и она поёт, поёт… Защищает Тилли от плохих, ужасных снов. «Спасибо, Молли», — трогательно поблагодарила Тилли свою спасительницу перед тем, как заснуть крепко-крепко, как засыпает человек, который целый день трудился, не покладая рук. И больше ей ничего в эту ночь не снилось.