# не думай о времени, думай о вечном.
***
Девушка опускает тонкий бинт в перекись, и он медленно тонет, впитывая в себя всю жидкость. Осаму не реагирует никак. Руки от свежих шрамов неприятно покалывает, однако такие ощущения не в новинку совсем. Ичиё достаёт повязки обратно и накладывает их на законные места, качая головой. После окончания процедуры он благодарно кивает и какое-то время они молчат. Дазай считает секунды: несмотря на внешнюю стену холодного спокойствия парень знает — надолго Хигучи не хватит. Так и происходит, она взрывается, по-своему конечно, через пятнадцать. — Не показывайтесь на улицах. Скройтесь где-нибудь, я подыщу тайное место. Осаму хватает только на то, чтобы горько усмехнуться. Положение вещей, существующее на данный момент, не играет ему на руку. Кто атакует первый — тот обязательно победит. Однако, сейчас это определённо не он. Сил на сражение, обдумывание стратегий, поиски способов побега от мстительной руки мафии не остается. Дазай своего рода воин, а потому следует принять вызов, но только не в момент полного осознания, что насилие никогда не было выходом. А его хрупкий мир никогда не был настоящим. — Если Мори действительно захочет, он достанет меня из-под земли. Ичиё берет его за руку и медленно ведёт по бинтам, чувствуя каждый шрам подушечками пальцев, все-таки есть в этом действии что-то интимное. Сейчас в ее голове пусто. Хотелось бы что-нибудь противопоставить, однако не было произнесено ни слова лжи. Босс, правда, может найти кого угодно. Он талантливый стратег и манипулятор. Может сложится так, что пулю в Осаму придется выпустить ей. Ослушаться приказа нельзя — убьют мучительно. Боль — чувство неприятное. Дазай слегка морщится от чужих прикосновений, но не отстраняется. Хигучи страшно. У нее нет ничего, кроме этих встреч на тайной квартире по пятницам каждую неделю. Она еще помнит первые тренировки, после которых тело саднило так, что едва ли получалось встать на следующий день. Жалеть себя нельзя — потонешь в пучине размышлений о горькой судьбе. Раз за разом Ичиё вставала и снова шла отрабатывать стрельбу или рукопашный бой. Сначала одна, как единственная принятая на работу в мафию сирота. Вернее, ее не приняли, а продали в счет огромного долга семьи перед более успешными коллегами. Хигучи плохо помнила тот день, хотя ей было уже около семнадцати лет. Отец занимал должность шестёрки, выполняя мелкие поручения типа сбора денег за крышу у владельцев магазинов или участия в локальных разборках членов мафии, которые по рангу находились еще ниже. Мать сидела дома и только тряслась как осиновый лист, встречая его с очередного задания. Дрожала женщина не потому, что знала чем может закончится деятельность ее благоверного, а потому что тот спускал все семейные богатства на игру в покер, и маленькая Ичиё чаще ходила голодной оборванкой. Но все же, когда встал вопрос о том, как выпутаться из такой ситуации, хоть кем-то в этом доме, представляющим из себя ценность, оставалась лишь она. Никто не плакал, пытаясь извиниться перед ней. «Ты спасешь своего папочку», — последнее, что Хигучи услышала, садясь в тонированную машину, которая позже привезла ее в штаб. После появились Гин и Рюноске, двое таких же напуганных сирот. Ичиё, тогда пребывавшая в огромном стрессе и тайно глотавшая пилюли, чтобы хотя бы на пару часов сомкнуть глаза, сильно обрадовалась тому, что теперь будет не одна. И пусть им не позволяли особенно общаться или дружить, потому что создание эффективных машин для убийств стояло в приоритете, а человеческие отношения шли где-то позади, они контактировали достаточно много по ходу проживания в соседних комнатах. Иногда троица собиралась на общей кухне, мечтая о будущем, где их руки не замараны чужой кровью, где у них есть смысл в жалких сейчас жизнях, и нет давления свыше. Еще через полгода совместных тренировок появился он, такой юный, но уже добившийся всевозможных высот, Дазай Осаму. Ичиё знала о нем не по наслышке, ибо обсуждали такого парня многие, но лично тогда увидела впервые. Кто-то считал его круглым дураком из-за несерьёзных выходок на миссиях, кто-то справедливо полагал, что это всего лишь маска. Все сходились в одном — попасть в руки Дазая не было благословением. Ни для друзей, ни для врагов тем более. И все же для Хигучи тот день стал именно им. Пусть изначально парень не произвёл на нее впечатление сильного или умного человека, однако будучи одним из главарей в организации, определённо таким являлся. Добиться такой должности в возрасте, когда большинство еще проходит обучение, не обладая данными качествами, было просто невозможно. В решениях босса о назначении кого-то сомневаться не было принято никогда. Осаму вел себя с ними подчёркнуто вежливо, но жёстко, не давая никаких поблажек. В первую тренировку его карие глаза с напряжением следили за каждым выстрелом, сделанным Гин, за каждым промахом Рюноске в использовании способности и за каждым пропущенным Ичиё ударом. Обладая с виду скудной мышечной массой, через пару минут сражения парень скрутил ее руки за спиной, заставив вынужденно капитулировать. «Вы все довольно медленные, особенно ты, Рюноске, как владелец преимущества перед дамами в виде способности. Я даже не применил свою, но сумел обезвредить каждого. Враг не станет ждать, пока вы поднимитесь, надеюсь, понимаете?» — и так из раза в раз. Единственное, что Дазай иногда мог себе позволить спустя какое-то время после начала тренировок, это бросить ей что-то нейтральное типа: «Ты стала лучше, Ичиё» — и не более того. Гин позже отмечал за меткость в стрельбе, а Рюноске продолжал часто критиковать, доводя едва ли не до исступления. Хигучи понимала, что тому приходится нелегко, и искренне жалела его. Пожалуй, не будь Акутагава эспером со способностью, идеально подходящей для убийств, он вызывал бы куда меньше интереса у сэмпая. Однако, думать долго у нее не было времени: первый год в организации сплошь состоял из миссий низкого ранга и тренировок. Позже Осаму начал смотреть на нее с большим одобрением, с некой теплотой во взгляде, хотя, возможно, так казалось только ей. Чужая душа — потемки, а душа такого человека как Дазай — это сплошной мрак. Спустя еще год их тройку разделили: шефство над Гин взяла Коё, Рюноске забрал Чуя, а она так и осталась с Осаму, словно судьба сплела их нити жизни воедино. — Ты хочешь умереть вместе со мной? Ичиё вздрогнула, выныривая из пучины едва ли приятных воспоминаний. Парень смотрел на нее внимательно, не выпуская ладонь из своей. Мозг судорожно искал любой более или менее подходящий ответ, хотя правильного тут не могло быть. Жизнь это не пазл, который можно сложить единственно верным способом и оставить в таком положении навечно. Время для них текло неумолимо. — Это, скорее, риторический вопрос, надеюсь на твой прямой отказ. Они вместе стреляли по мишеням в секретном штабе, когда там не было ни души, и тогда он впервые заговорил с ней откровенно. Ичиё не могла точно сказать, что слова Осаму, сказанные в тот зимний вечер, были правдой, однако фальши она не чувствовала. — Лучше быть на стороне спасающих жизни? — Что? Дазай попал прямо в центр одной из мишеней и протягивал пистолет ей для дальнейшего выстрела в следующую. Хигучи не знала, почему он задал такой вопрос. Не читаем, словно книга, написанная на языке, который она не знала. И все же девушка прицелилась, отвечая: — Да. Как вы, наверное, уже поняли, эта работа не для меня. Помогать людям куда приятнее. Выстрел попал в цель, и он одобряюще махнул рукой, сворачивая это дело на сегодня. До общежития организации они шли молча и медленно. Осаму сжимал ее руку крепче обычного, словно боясь, что происходящее окажется миражом. Ичиё не чувствовала неловкости, пусть обычно в такой ситуации ей это было свойственно. В первый раз, когда Дазай схватился за ее ладошку, Хигучи не знала как поступить правильнее. Теперь сомнений не было — держаться так же и не отпускать. В тот вечер она смотрела на него так, словно впервые видела. Что-то в этом человеке изменилось с прошлой встречи — в глазах застыла боль. Хигучи переводила взгляд с одной его руки на другую, всюду натыкаясь на бинты. Не расскажет, даже если спросить. — И все-таки ты еще здесь. Просто боишься уйти? Могу предоставить такую возможность. — Нет, но спасибо вам, — девушка неловко пнула камень, лежащий посреди дороги. — Преданность работе никуда не испарится. Я выросла здесь. Он усмехнулся. — Преданность это точно не обо мне. Ичиё много раз проигрывала тот разговор в голове, но все же до сих пор не понимала, почему через какое-то время после него Осаму ушел из мафии. Все посчитали его предателем, а она гадала только, по какой причине на ее телефон тогда со строго засекреченного номера пришла смс с просьбой приехать на эту квартиру. Просьба подозрительная, с какой стороны ни посмотри. Хигучи лишена способности, и если бы на его месте был какой-нибудь злоумышленник-эспер, скорее всего ее уже бы не было в живых. Конечно, можно было попросить Рюноске о прикрытии, но что-то внутри твердило, что это ужасная идея. Однако, дверь тогда открыл именно Дазай собственной персоной, кажется, не скрываясь особенно от потенциальной мести, напоил кофе и расспросил о ее делах. Ичиё мало что понимала, но каждую пятницу показывалась здесь. Она была влюблена? Просто ощущала связь с прошлым? Вопросов всегда было больше, чем ответов: с Осаму ведь иначе и быть не может. На самом деле девушка всегда общалась с ним уважительно, и со стороны можно было решить, что они просто ведут какой-нибудь совместный бизнес или общаются вынужденно. Ичиё и сама думала так какое-то время, пока не обнаружила, что ее ладошка тонет в чужой подозрительно часто. А в день, когда его губы накрыли ее, поняла — пути назад нет. Поймают и точно убьют. — Я хочу, чтобы и вы были живы, — наконец сумела выдавить она из себя. Телефон издал звук уведомления и быстро затих. Хигучи стало еще хуже. Грудная клетка болезненно сжалась, так что вдох дался тяжелее обычного. Приходя сюда, она точно осознавала, что рискует не просто сильно, а максимально сильно, однако слишком многое было поставлено на карту. На глазах предательски выступили слезы, когда она посмотрела в экран. Случилось то, чего она так боялась. — Девочка моя, знаешь, почему я всегда выделял тебя из вас троих? Ичиё пыталась посмотреть прямо на него, но мир терял краски из-за застилающих глаза слез. Ей стоило быть твёрже, холоднее, не показывать свои страдания и опасения ему. Она слаба, а потому сломалась, не выдержав. Хигучи дрожала словно от холода, телефон, выпав, оказался на полу. Экран треснул, однако на ее зарплату можно было взять сотни, тысячи таких мобильников. Но мысль, что придется потерять Осаму, казалась невыносимой. — Потому что ты одна будешь сомневаться, прежде чем выстрелить в человека, — парень встал и коротко поцеловал ее в висок, вкладывая в руку пистолет. — Но не стоит. Это всего лишь я. Хигучи сжимала оружие дрожащей рукой. «Пристрели того, кто сидит рядом с тобой. Получишь шанс на жизнь без клейма такой же предательницы». На самом деле читать сообщение следовало между строк: если ты предаешь мафию, выжить не получится никак. Встать на путь света и безнаказанно творить добро не выйдет ни у кого, обладай этот человек даже гениальнейшим умом столетия. Видя колебания девушки, Осаму, накрыв ее руку своей, потянул на себя и приставил куда-то к сердцу. — Ты же понимаешь, что я монстр, Ичиё. Не нужно жалеть меня. Совершив столько преступлений, разве можно остаться человеком, заслуживающим сочувствия? — Вы не такой, я знаю. Мы же все здесь убивали людей, никто не исключение, так почему нельзя сопереживать именно вам? Палец Дазая потянулся к курку, но Хигучи отодвинула его своим. — Ты не выйдешь отсюда, если не пристрелишь меня. Позволь сохранить твою жизнь. Теперь он не пытался завладеть контролем над оружием, однако смотрел на девушку умоляющим взглядом. Глотая слезы, Ичиё упрямо покачала головой. Выпустить пулю в Осаму не получилось бы, даже искренне желая этого. Она ведь далеко не святая: так же как и любой член мафии не раз останавливала течение чужой жизни, но все же когда на кону стоял один из немногих дорогих ей людей, рука не поднималась. — Давайте умрём вместе. — Если ты так хочешь, девочка моя, я исполню любое твое желание. Хигучи с облегчением закрыла глаза, на секунду набираясь сил для этого, и та секунда стоила ей слишком дорого. Раздался выстрел. — Кроме этого, разумеется, — прохрипел Осаму, корчась от боли. Однако, его самообладания еще хватило, чтобы вышвырнуть оружие в окно. Ичиё обессиленно осела на пол. Словно прочитав ее мысли, парень понял, что если пистолет останется мирно лежать рядом с ним, в комнате смертельно раненых людей будет уже двое. Он рухнул рядом, устраивая голову на ее коленях. Тело уже не слушалось, в лёгкие с каждой секундой поступало все меньше кислорода, а штаны Хигучи приобрели красный оттенок. Такого количества крови девушка не видела больше никогда в своей жизни. Она пыталась зажать рану, но усилия оказывались тщетны. Скорее всего, Осаму попал в лёгкое, и даже вызови кто-то врача, его шансы на спасение таяли в воздухе. — Всегда мечтал умереть рядом с той, кто не будет смотреть на меня как только как на убийцу, чтобы хотя бы ненадолго ощутить себя обычным человеком. Но, пожалуй, после нашей первой встречи было ясно, что это ты, девочка моя. Ичиё тупо перебирала его волосы, будучи неспособной ответить. Девушка, казалось, не дышала, только бесконечно роняла слезы. Почему раньше не поняла, что он не позволит погубить свою жизнь? — Я люблю вас. Вы же знаете уже давно, да? Зачем это… Хигучи всхлипнула громко, как-то по-детски, не в силах договорить до конца. На лестнице уже слышались чужие шаги, однако двинуться тоже не получалось. Тело оказывалось подчиняться хозяйке. Оставалось верить, что пришедшие мафиози так же пристрелят ее. Осаму с нежностью провел рукой по ее щеке. — Я тоже люблю тебя, Ичиё. Больше девушка не помнила ничего с того дня. Кажется, в квартиру ворвался специальный отряд зачистки, призванный уничтожить все признаки присутствия мафии в доме. Ее без лишних слов выставили вон, бросив на прощание только: «Благодари судьбу, что рана нанесена из твоего пистолета, а за тебя есть кому поручиться». Но звуки проходили будто сквозь вату, потому воспроизвести чужие слова точно было невозможно. На улице, кажется, ее встретил Рюноске, такой же бледный как полотно. Они не сказали друг другу ни слова и какое-то время просто молча шли несколько кварталов. Однако, давящая тишина была невыносимой, и Хигучи снова сломалась в одном из переулков. Как на самых близких для Осаму людей, его смерть сказалась на всех троих ужасной болью. В том самом злосчастном переулке они плакали еще вдвоем, инстинктивно обнявшись словно дети. Едва дойдя до общежития, где на встречу вышла какая-то серая, безжизненная Гин, сдерживаться она больше не могла. Они заснули под утро, около шести часов, когда слезы уже не были способны идти из глаз. Хигучи просто не имела сил жить дальше.***
Ичиё медленно шагала по коридору, совсем не торопясь на место встречи. Сколько воды утекло с тех самых пор, а она так и не научилась полноценно жить. И все же, вспоминая как взволнованно голос Рюноске звучал в телефонном аппарате, ускорилась. В их штабе как всегда было довольно тихо. В дверях девушка столкнулась с Тачихарой, который как обычно словно летел на пожар. — Вам там подарочек от меня. Считайте, что по доброте душевной, госпожа Хигучи. И больше ничего. Не понимая ситуацию от слова совсем, Ичиё открыла дверь своего кабинета. Акутагава сидел в ее кресле, нетерпеливо сжимая в руках аккуратную черную маленькую коробку. Девушка подошла ближе и села на стол, развернувшись к нему. — Что произошло? — Просто посмотри, что здесь. Хигучи не было свойственно излишнее любопытство, к тому же сейчас, когда мозг и так загружен из-за бесконечных миссий. Спустя первые полгода после смерти Осаму, их троих собрал у себя босс и коротко бросил: — Вы сейчас ни на что не способны, подотрите сопли и вернётесь к работе. Удивительно, но шесть месяцев им действительно позволили сидеть вместе в общежитии и не появляться в штабе. За это время Ичиё еще больше сблизилась с Гин и Рюноске. Они словно стали для нее настоящей семьей, а не той фальшивкой, что подсунула жизнь при рождении. Однако, и плата за столько долгие выходные была серьёзной — по прошествии выделенного периода, количество заданий превысило всевозможные пределы. Работая в одном отряде под названием «черные ящерицы» (