Любовь не с первого взгляда

Наутро Канлар с удивлением изучал составленный ею ночью анализ страхов. – Впечатляет, – присвистнул он где-то на второй странице, где Кая боялась мужа, который в будущем настроит против неё детей и подобьёт их свергнуть её с престола. – Вот так фантазия, – пробормотал он на четвёртой странице, где описывался харизматичный муж, вовлекающий королеву в групповые любовные связи. – Нда, с этим будет сложно разобраться! – признал он, дочитывая пятую страницу. – Возможно, вам просто нужно больше времени, чтобы научиться доверять мне? Кая молча ткнула пальцем в седьмую страницу, где как раз шли случаи «вот только научишься ему доверять – и тут-то он тебя и!» Канлар с растерянным видом почесал щёку. Таких проблем он никак не ожидал. У него самого, конечно, затесалась парочка страхов, связанных с этим браком, но до полномасштабных ужасов, прописанных королевой, там явно было далеко. – Давайте пойдём от обратного? – воодушевился вдруг идеей он, осознав, что опровергать каждый страх бесполезно и бесперспективно. – Предположим, всё самое дурное осуществится: вот он я, предатель и бунтовщик, все страхи воплотились в жизнь. Ну и что, собственно, страшного произойдёт? Арестуете меня, казните, в конце концов, и дело закрыто. Ну, пострадаете немного на почве предательства, но так ведь вы умная женщина, и сильно по предателю убиваться не станете, – резюмировал он. – И ничего страшного, видите? – попытался он ободрить её улыбкой. Но она в ответ не улыбнулась; посмотрела строго и холодно и возразила: – Я люблю вас. Это было совсем не похоже на признание в любви; сухая, суровая реплика без тени тепла в тоне или во взгляде, но всё-таки он слегка вздрогнул, и сердце его ярко отозвалось на эту фразу. Беспечно пожав плечами, он безмятежно подвёл итог: – Так ведь тогда бояться уже поздно. К его неожиданности, она рассмеялась. – И в самом деле, – ответила она на его вопросительный взгляд. – Разве ж я теперь могу что-то с этим поделать? – Это всё ваша мания всё контролировать, – объяснил он ей её собственные порывы. Тихо улыбнувшись, она признала: – Вы правы. Вернувшись к листкам, он оптимистично продолжил: – Ба, по крайней мере, я могу пообещать вам не подглядывать за тем, как вы рисуете! Страх, что он увидит её за этим занятием, смотрелся крайне чужеродно и нелепо в ряду всех остальных ужастиков, но, во всяком случае, выглядел достаточно поддающимся разрешению. Кая невольно бросила взгляд в сторону пустого мольберта и тихо улыбнулась: – Крайне любезно с вашей стороны, – согласилась она. Канлар тоже посмотрел на мольберт, хмыкнул и признал: – Ну вот, вы изрядно раззадорили моё любопытство. По выражению его лица было очевидно, что он представляет упражнения в стиле Айде-Лин. Королева покраснела и поспешила опровергнуть догадки, которые, как ей показалось, он обдумывал: – Я просто очень плохо рисую, – призналась она и покраснела ещё сильнее. – Уж точно не хуже меня! – рассмеялся Канлар. – Спросите как-нибудь госпожу Се-Ньяр, я самый безнадёжный её ученик! – припомнил он свои давние опыты в этом искусстве. Кая с живым любопытством заглянула ему в лицо: – А она даёт уроки?.. – прозвучал её робкий вопрос. С выражением тихого восторга на лице Канлар прижал её к себе: – Я вас сведу на днях. Как только график королевы позволил, он и впрямь привёл её в министерство, где у госпожи Се-Ньяр была оборудована небольшая светлая комната как раз для художественных опытов. Выпроводив Канлара заниматься делами, дамы принялись живо обсуждать интересующий их вопрос. Кая даже принесла давнишнее красное безобразие – единственный свой несожжённый рисунок. – Вы напрасно переживаете, ваше величество, – рассмеялась госпожа Се-Ньяр, разглядывая пурпурные небеса. – Рэн прав, он рисует гораздо хуже вашего! «Рэн?» – чуть не переспросила Кая и сразу же слегка покраснела, осознав две немаловажные вещи: у её мужа, во-первых, есть имя, и во-вторых, что вполне естественно, близкие ему люди это имя сокращают. Сколько себя помнила, Кая слышала о нём только и исключительно как о «господине Канларе», и в её окружении никто не называл его иначе – ну разве что если используя титул. Конечно, она знала его имя, но совершенно не ассоциировала его с ним. А тут, извольте, кто-то зовёт его этим самым Рэном, словно всю жизнь так и было – да ведь для госпожи Се-Ньяр, действительно, так и было. – Это самый удачный из моих рисунков, – призналась королева. – Обычно получается куда как хуже. Зорким взглядом выискивая в полотне те или иные одной ей знакомые черты и приметы, госпожа Се-Ньяр живо переспросила: – А что вы хотели сказать этой картиной? Кая в недоумении замерла. Она никогда и ничего не хотела сказать своими рисунками. Она просто рисовала, как приходило на ум, не задумываясь, как это должны увидеть другие – да ведь и не предполагалось, что кто-то это когда-то увидит. – Мне кажется, – не дождавшись ответа, принялась фантазировать художница, – здесь что-то про победу чувства и воображения над обыденностью, да? Смотрите, вот эти строгие силуэты зданий словно сгорают в алых солнечных лучах! – в восторге стала изобретать она толкование. – И цветы, цветы! Чувство, которое сильнее оков и рамок! С недоумением королева припомнила, как, пока она пыталась обдумать кандидатуры на роль вице-канцлера, ей в голову упрямо лезли мысли о поцелуях. Неужели это и впрямь так легко читается с готового рисунка? Точно нужно сжигать всё, без исключений, это же ужас какой-то, любой, что ли, сможет вот так залезть ей в голову? – Погодите, мне тут Джер-Лирэ подарил… – госпожа Се-Ньяр вернула королеве её холст и закопалась куда-то в ворох набросков. – Смотрите! – торжествующе воскликнула она, выхватив оттуда нужный лист. – Здесь та же тема, но решено иначе… И королева незаметно для себя оказалась втянута в многословный и яркий разговор об искусстве, который занял несколько часов – конечно, за это время было сделано без счёта набросков, и, к её неожиданности, несколько из них Кае даже понравились. Вечером того дня, вышивая, пока муж занимался какими-то бумагами, она вдруг решилась позвать его этим, нынче услышанным, именем: – Рэн… – Да? – с привычной готовностью откликнулся он, отрываясь от бумаг и встречаясь с нею глазами. На его лице чётко читались этапы осознания, кто именно его только что так назвал, почти в момент сменившиеся отчётливо выраженными сомнениями в том, не послышалось ли ему и не придумал ли он это. Хотя не было ничего дурного в том, чтобы не звать супруга по имени, и хотя королева знала, что и в истории, и в современности хватало семейных пар, обращающихся друг к другу исключительно официально, ей почему-то стало нестерпимо стыдно за то выражение сомнения на его лице, которое отчётливо и явно транслировало мысль: «Верно, я ослышался». Сглотнув, она повторила ещё менее уверенным голосом, чем в первый раз: – Рэн… Сомнения на секунду сменились ошеломлением, после чего, странным образом рассиявшись – хотя улыбка тронула лишь кончики его губ и только уголки глаз, но отчего-то этой улыбкой сейчас светилось отчётливо всё лицо и даже, кажется, и сама фигура, – он с явным удовольствием переспросил: – Кая? Та спрятала лицо в ладонях и от смущения рассмеялась. Мгновенно оценив ситуацию, Канлар хмыкнул и деловитым тоном заявил: – Кажется, мы забыли разработать регламент неофициального титулования короля-консорта для личного пользования правящей королевы в интимной обстановке. Какое досадное упущение! – картинно посетовал он. – Непременно выскажу господину Се-Трие своё неудовольствие, как только он вернётся с моря! На эту тираду Кая рассмеялась уже безо всякого смущения, и даже с нарочитым смирением в голосе согласилась: – Должна признать, мне свойственен, в некоторой степени, формализм… – В некоторой степени? – с заметной насмешкой приподнял он брови. – Дорогая. К вам порой и прикоснуться боязно без предварительных дипломатических нот с изъявлением намерений, – поддел он, вопреки этой фразе пересел к ней, приобнял за плечи и вернулся к делу: – Ты что-то хотела сказать. Похлопав ресницами, она с самой очаровательной тональностью снова начала: – Рэн… – и снова остановилась, захваченная выражением яркой радости на его лице. Не удержавшись, она поцеловала его в нос, вызвав ещё один всплеск удивленного восторга. Он рассмеялся и поцеловал её в ответ, и разговор снова немного отложился. Наконец, ей удалось перейти к вопросу, который она хотела обсудить: – Давай больше никогда не будем ссориться? – жалобно спросила она, глядя на него пронзительно. Канлар был реалистом, поэтому, как ни заманчиво ему было ответить восторженным: «Никогда-никогда» – принялся занудно и педантично перечислять причины, по которым, как ему кажется, им не удастся не ссориться. Характер, как известно, не лечится, но, возможно, в этом и состоит очарование человеческой личности? Во всяком случае, королева, как и всегда, очередной приступ рационального занудства восприняла с пониманием и сочувствием. Как ни огорчительны были приведённые им аргументы, она и сама догадывалась, что не ссориться у них не получится. – Ну тогда, – снизила порог требований она, – хотя бы пообещай мне, что не будешь оставлять меня в ссоре одну? На три секунды задержав дыхание, он решительно ответил: – Обещаю, – прекрасно понимая, на что подписывается, и каких усилий ему в будущем будет стоить необходимость держать это слово. Возможно, именно в этот момент и началась – любовь?