Любовь не с первого взгляда

В гостиной возле Малого кабинета в это утро разгорелся спор. – Нет-нет, его влияние, безусловно, заметнее! – горячо отстаивал свою позицию экс-канцлер. – А я уверяю, что он полностью под впечатлением от неё, – возражал дядюшка. – Слыханное ли дело! Она вчера сбежала с бала! – А вам мало того, что он тут среди нас каменную статую стал изображать? – Она подхватила его приёмчики! – Он копирует её мимику! Обе стороны горячились, а слушатели вокруг не решались вступить в разговор, хотя у каждого и было своё мнение по вопросу, кто на кого больше влияет в королевском браке: Канлар ли сбивает Каю с пути истинной властительницы – или королева превращает короля-консорта в своё безупречное подобие? Экс-канцлер считал, что это Канлар целиком и полностью виноват в том, что королева стала меньше внимания уделять государственным делам, проявляет преступную беспечность в некоторых вопросах и вообще, ведёт себя совсем не так безупречно, как того от неё хотелось бы. Чего только стоят бесконечные слухи, блуждающие по всем закоулкам дворца, и обличающие королевскую чету в слишком лёгком нраве и пренебрежении всяческими приличиями! Дядюшка же полагал, что, напротив, это королева целиком и полностью подавила мужа, лишив его живого и яркого характера, придавив требованиями этикета и превратив в идеальную фигуру власти. По его мнению, Канлар стал холоден, скучен, строг, растерял всю свою индивидуальность в погоне за безупречностью своего статуса, лишился своей энергичной и яркой натуры и стал функциональным выражением королевской власти. Чего только стоит эта его новая привычка словно каменеть, вне зависимости от того, стоял ли он или сидел, – в противовес его прежней живой манере и мимике! Спорить по этому поводу оппоненты были готовы до хрипоты. Экс-канцлер переживал о престиже королевской фамилии и о том, что Кая, попав под обаяние супруга, наворотит дел. Дядюшка переживал о психологическом состоянии племянницы. Он возлагал большие надежды на этот брак – надеялся, что через него Кая станет более живой, научится быть собой, а не королевой, – но пока наблюдал то, что это Канлар заковывается в тот же ледяной доспех, который носила она. Спорить на тему, кто из супругов больше на кого влияет, было бесполезно: истина, как обычно, находилась точно посередине между противоположными мнениями. Влияние было полностью взаимным, и как Кая становилась в этом браке другим человеком, испытывая влияние мужа, так и Канлар менялся от соприкосновения с женой. Впрочем, по совести говоря, это было не столько их влияние друг на друга, сколько виляние любви – на Каю, и влияние нового статуса – на Канлара. Спорить, к добру это или нет, тоже было бесполезно: процесс уже был запущен, и обратить его вспять не получилось бы. Тем не менее, оппонентов остановило только явление предмета их спора – в присутствии королевы и короля-консорта и дядюшка, и экс-канцлер замолчали. Продолжив, правда, обмениваться гневными взглядами. «Вот видите!» – обличал взгляд дядюшки, кивающего на идеально-ровную осанку Канлара и его холодно-спокойное выражение лица. «Вот видите!» – торжествовал взгляд экс-канцлера, когда выяснилось, что королева забыла ключ от кабинета у себя и отправила за ним лакея. «О чём я говорил!» – сигнализировали глаза дядюшки, когда на совете Канлар промолчал во время обсуждения донесений от внутренней разведки. «Именно это я имел в виду!» – пускали молнии глаза экс-канцлера, когда Кая, слушая доклад вице-канцлера, мечтательно засмотрелась в окно. Неизвестно, сколько бы продолжались эти пламенные переглядки, но их вдруг невозмутимо прервал Канлар: – Господа, да что с вами сегодня? Только не говорите, что ваш сын, – с ехидцей подначил он дядюшку, – увёл вчера у жениха вашу внучку, – кивнул он на экс-канцлера. – Что? – переглянулись оба в недоумении. Экс-канцлер повернулся к зятю-канцлеру с недоумением: – Как, Эда разорвала помолвку? Канцлер с таким же недоумением посмотрел на дядюшку: – Разве Тэру нравилась Эда? – Господа, – с заметным раздражением прервала их королева, – у нас тут совет или дамский салон? Решайте личные вопросы в нерабочее время, будьте так любезны! Холодом в её голосе можно было заморозить лето. Весёлыми искорками в глазах удачно пошутившего короля-консорта можно было этот лёд растопить обратно. Экс-канцлер и дядюшка переглянулись в последний раз и оба надулись. – Продолжайте, – ровно велела королева вице-канцлеру, который как раз докладывал о ходе выполнения работ по созданию Совета гильдий. За гильдиями последовал вопрос выставки живописи, которая из выставки уже начала превращаться в конкурс. Восторженные художники вовсю работали над плотной программой, где место находилось всему: от ситуативных зарисовок на скорость – до вдумчивых мастер-классов и даже уроков. Королева с некоторым ужасом смотрела на предложенный список мероприятий, который грозил занять две недели, не меньше. Король-консорт заглянул ей через плечо, присвистнул, с возгласом: – Так, дайте-ка сюда! – забрал бумаги и начал ставить какие-то свои пометки, после чего заявил: – Мы с её величеством посетим это, это и это, а остальное – сами! Королева бросила на мужа горячий благодарный взгляд. Канцлер взглянул на поправки и заметил только: – Что ж, мудрый выбор, ваше величество, – и начал что-то править в своих бумагах, тихо переговариваясь с вице-канцлером, который вносил те же поправки в график выездов их величеств. Супруги в то время изучали новый список – с именами райанских художников, коих намеревались пригласить. Изучая список, Канлар испытывал некоторые колебания. Дело в том, что супруга Се-Ньяра баловалась на досуге живописью и была весьма в этом искусна, но широкой славы художницы не приобрела – не от того, что её работы были плохи, а от того, что была более занята делами министерства внешней разведки и не могла уделять своему увлечению достаточно времени. Конечно, в список её никто внести не додумался, и Канлар теперь рассуждал сам с собой, не будет ли с его стороны злоупотреблением предложить госпожу Се-Ньяр как ещё одну участницу. Эти мысли тревожили его в первую очередь от того, что сам Се-Ньяр был его близким другом, и такое явное покровительство могло бы показаться нечестным и эгоистичным порывом. «С другой стороны, она ведь и в самом деле прекрасно пишет», – рассуждал внутри себя Канлар, уже почти решив вынести соответствующее предложение, но тут же погрузившись в ещё одну сторону вопроса. Вспомнив уроки управления и советы самой королевы, он задумался о том, что рассуждает, как рассуждал бы глава внешней разведки. В своём прежнем статусе он был всего лишь рядовым членом совета, который мог только вносить предложения и обсуждать то, что было угодно обсудить её величеству. Даже в делах его собственного ведомства её голос был решающим – к чести королевы отметим, что она не любила вмешиваться в дела профессионалов, и чаще одобряла решения своих советников по части их узких профессиональных вопросов, нежели противоречила им. Так или иначе, теперь статус Канлара сменился, и он из рядового советника превратился в супруга королевы – с полным набором полномочий принимать решения самостоятельно в тех случаях, где они не входили в противовес с волей королевы. Поскольку вопрос с участниками мероприятия едва ли был для Каи принципиальным, следовал логичный вывод: для короля-консорта вполне допустимо самостоятельно внести в этот список новое лицо, не спрашивая на тот счёт советов и разрешений. Пожалуй, напротив, представить такой вопрос как предложение есть обозначить свою политическую слабость и зависимость. «Вот угораздило же!» – эмоционально высказался внутри себя Канлар, измотанный всеми этими расчётами и размышлениями, после чего взял листок у королевы с решительным: – Позвольте, я внесу ещё одно имя, – и уже безо всяких сомнений записал туда госпожу Се-Ньяр. Поскольку ни королева, ни кто-либо ещё в ответ на такое самоуправство не возмутились, Канлар сделал вывод, что всё решил правильно. Расправившись с вопросами живописи, Кая задала советникам новую задачку: – Господа, – сказала она, – мне нужно найти предлог, чтобы пригласить моего троюродного брата в столицу. Поскольку княжна изъявила желание поискать жениха среди иноземцев, вызывать князя посмотреть кандидатов казалось преждевременной идеей. Конечно, троюродные так и так знают, что, какой бы предлог им ни прислали, – это всего лишь предлог, и дело в махийской принцессе и смотринах. Но приличия-то надо соблюсти! – Чего изобретать-то? – пожал плечами генерал. – Пусть наших новобранцев посмотрит, глядишь, укомплектует свои отряды! – Мы не можем ослаблять столичные отряды за счёт усиления войск потенциального противника, – логично возразил Канлар. Не то чтобы кто-то всерьёз ожидал от троюродных военного удара, но политика не то поле деятельности, где можно пренебрегать такими вероятностями. – А князь не рисует? – спросил министр культуры. – Увы, нет, – разочаровала его Кая. – Зачем бы нам тогда предлог? Советники ещё с полчаса ломали голову, но так ничего конструктивного и не придумали. Им и в голову не пришла мысль, что князь, недолго задержавшись в своих землях, уже готовится выехать обратно без всяких предлогов. Потому что глазастая княжна уже отправила родне паническое письмо, основным посылом которого было: «Наша сестра безумно влюблена в мужа, это катастрофа, она смотрит ему в рот и делает всё, как он скажет!» – и всё троюродное гнездо засуетилось, заволновалось и пришло к выводу, что нужно срочно принимать меры. Так что князь отправлялся в столицу – спасать королеву от тлетворного влияния чересчур деятельного супруга. А по официальной версии, конечно, – искать жену. Пока не женили на какой-нибудь неженке-художнице или, того хуже, скучной ниийке с невнятным свёкром явно недружеского характера.