Любовь не с первого взгляда

Вечер прошёл для королевы в попытках разместить предметы из комнаты для занятий по другим помещениям. Если от некоторых, вроде клавикордов, она с облегчением избавилась вовсе, то с другими случались затруднения. Впрочем, после того, как слуги уместили книги и карты в кабинете, а всё необходимое для рукоделия перенесли в гостиную, Кае оставалось определиться только с мольбертом. Его, конечно, тоже можно было поставить в гостиную, благо, место для этого оставалось, но было одно существенное препятствие. Дело в том, что Кая была очень слаба в живописи, но при этом очень любила рисовать. Нет, ей, конечно, ставили руку ещё в детстве, и она могла по возможности ровно срисовать акварели маститых художников, но как раз срисовки её не интересовали вовсе. Кая любила придумывать что-то своё, но, поскольку времени для вдумчивых занятий у неё не было, результаты её экспромтов выглядели крайне плачевно. Несложно догадаться, что своих готовых работ она никому не показывала, да, в целом, никто и не знал, что она этим балуется. Как ни крути, но ей было бы в высшей степени неприятно, если бы её опыты попадали на глаза Канлару – а значит, оставался только один вариант. Вздохнув, королева приказала перенести мольберт со всеми его атрибутами в спальню. Смотрелся он там не очень, и для того, чтобы освободить ему место у окна, пришлось частично сдвинуть другую мебель, что нарушило общую гармонию интерьера. Грустно, но что ж поделаешь? Совершенно точно лучше, чем размещаться в гостиной! Кае достаточно было всего на секунду представить, как она пытается спрятать свои художества от мужа, если он зайдёт в момент её занятий, чтобы понять: спальня – великолепный вариант. И неважно, что настенный подсвечник теперь висит не по центру секретера, а лишь над его левым краем. Вполне себе элегантная асимметрия. Свежий взгляд на дизайн. Вздохнув и попытавшись выкинуть из головы расчёты благотворительной помощи, которую необходимо в ближайшее время послать в пострадавшие от наводнений северные области, Кая села испытать новое место для рисования – удобно ли ложится свет, ничто ли не мешает процессу. Смешивание красок и спокойное созерцание сделанных мазков неизменно её успокаивало, позволяя распутать сложные мысли. В первую очередь она поразмышляла о связях своего кузена с махийскими церковниками. Это дело казалось ей достаточно прозрачным: троюродные родственники недовольны тем, что она избрала своим мужем не князя, и теперь оказывают поддержку одной из столичных сект, чтобы пошатнуть её положение и авторитет. Лишний раз напомнить народу, что двор королевы живёт богато, – беспроигрышный вариант. Но причём тут махийцы? Их-то каким боком занесло в эту историю? Щедро нанеся на холст тёмно-синей краски, Кая принялась с остервенением её размазывать. Нет, позиция махийцев тоже прозрачна. Отвлечь князя на столичные дела – хороший способ сместить его внимание с границы. Если же удалось бы, скажем, женить его на Кае или же свергнуть Каю и возвести на трон его, – он точно уже не сможет заниматься охраной перевала. На кого тогда ляжет эта почётная обязанность? Очевидно, на кого-то из родственников той ветви – дядю князя, или сына этого дяди… Скорее на дядю, тот сделал неплохую военную карьеру. Выгодно ли махийцам сменить князя на его дядю? Очевидно, да: милейший братец днюет и ночует на перевале, весь погружённый в свои военные изыскания. Дядя-то постарше, пыла у него поменьше, так усердствовать не станет, да и здоровье уже не то, и юного азарта нет. По отдельности мотивация и тех, и других ясна. Но с чего бы им спеться? Щедрый зелёный мазок перекрыл синий. Кая ничего не слышала о том, чтобы у троюродных были проблемы с финансами, но считать деньги те умели. Возможно, решили оплатить свои шашни из чужого кармана? Жёлтая клякса и тонкая прорисовка зелёно-жёлтых переливов. Может, пока не поздно, отдать всех сектантов под церковный суд? Коричневые прожилки – предыдущая клякса стала напоминать листочек. Или достаточно пригрозить братцу пальцем, дав понять, что она видит его интриги насквозь? Где листик – там и веточка. Веточки рисовать интересно, и они у Каи почти всегда получались красивыми. – Совершенно несносно, – пробормотала под нос Кая, имея в виду и ситуацию с братом, и то, что смотрело с её холста странным сине-фиолетовым пятном с жёлто-зелёным листом посередине. «Здесь не хватает розового акцента», – решила Кая и потянулась рисовать бутон. Бутон неизбежно вернул её мысли к жениху. «Увлёкся он», – фыркнула она себе под нос, совершенно не веря этому абсурдному утверждению, но находя при этом, что Канлар, всё же, крайне мил, предпринимая попытки ухаживаний. Ей в целом было интересно почувствовать себя объектом ухаживаний – не придворных расшаркиваний, а именно любовных знаков внимания. Покосившись невольно на собственную руку, которую советник совсем недавно так ласково целовал, Кая закраснелась и дрогнула, вычертив кисточкой розово-красную линию там, где это совсем не предполагалось рисунком. Не придумав ничего лучше, решила размыть её фиолетовым. «Увлёкся он!» – фыркнула она интенсивнее, чувствуя при этом какой-то незнакомый ей ранее вид волнения, требующий лихорадочно втирать фиолетовый цвет в красный подтёк. Получилось грязно. Королева не знала, что втирать фиолетовый в красный – не самая блестящая идея. Впрочем, у неё было гениальное решение для всех проблем такого свойства: просто добавить жёлтого! Как ни странно, в половине случаев это действительно делало вид рисунка более приемлемым. Помог бы жёлтый в этой истории – нам неизвестно, потому что как раз в тот момент, когда королева подносила кисточку к холсту, за её окнами раздались громкие и сердитые крики, рука её дрогнула, и жёлтый подтёк вполне симметрично составил пару замазанному красному. – Кати, да что там происходит! – сердито крикнула королева камеристке, с недовольством оглядывая результат своих трудов. По краям синяя, внутри картина превратилась в грязное пятно, на котором, впрочем, мило выделялись зеленоватые прожилки и лучик жёлтого подтёка. Под страхом отлучения от церкви королева бы не призналась, что это творение было плодом её рук. Поскорее сдёрнув и свернув ещё непросохший холст, Кая повернулась к камеристке: – Ну? – Дуэль, ваше величество! – с некоторым даже восторгом возгласила та. Восторг вызывал у Каи определённые предположения о том, кто был зачинщиком дуэли. – Сожгите, пожалуйста, – передала она свёрнутый холст Кати и решительным шагом отправилась выяснять, что за дерзкий и нахальный тип смеет тревожить её вечерний покой. В сад королева подошла к самому разгару действа. Двое противников, сняв камзолы, действительно кружили друг вокруг друга со шпагами наголо, а неподалёку начинала собираться толпа любопытствующих, как из тех, кто прогуливался в это время по саду, так и из обитателей дворца, выбежавших на шум. Кое-кто даже позволял себе азартные поддерживающие крики, а многие дамы весьма картинно прижимали платочки к губам, лбам, и даже к декольте, явно считая дуэль отличным предлогом привлечь к себе мужские взгляды. – Я даже не буду спрашивать, что тут происходит, – холодно и негромко сказала королева, однако её появления хватило для того, чтобы «группа поддержки» замолкла, люди расступились, а дамы позабыли про свои платочки и присели в реверансах. Ах, нет, одна мадемуазель умудрилась и в реверанс сесть, и платочка от декольте не убрать, и даже на шажок вперёд выступить – отчаянная особа. Платочек-то был яркого цвета, и не столько закрывал вид, сколько привлекал к нему взгляд. Дуэлянты, конечно, слов королевы не услышали за звоном шпаг и шумом крови в ушах, но изменение фоновой обстановки заметили. Это отвлекло их в достаточной степени, чтобы обнаружить явление правительницы и остановиться, не смея продолжать схватку в её присутствии. Оба драчуна были молоды и хороши собой, но повели себя в этой ситуации по-разному. Один, обаятельный брюнет с ясными весёлыми глазами, послал королеве ослепительную белозубую улыбку и раскланялся самым непринуждённым образом. Другой, шатен с характерным неместным профилем, ощутимо нахмурился и явно чувствовал себя виноватым, пряча глаза. – Ладно, от господина Се-Крера я иного и не ожидала, – невольно улыбнулась в ответ поименованному Кая, – но вы, господин Се-Нист, всегда казались мне образцом здравомыслия! Шатен в ответ на этот упрёк смутился ещё больше, но на его защиту неожиданно ринулась та самая отчаянная девица, которая явно не теряла надежды привлечь кое-чьё внимание к своим несомненным достоинствам: – Ах, ваше величество, не корите брата, здесь полностью моя вина! – крайне мило улыбнулась она и столь же мило и без лишних подробностей объяснила суть дела. Оказалось, что господин Се-Нист на досуге пописывает весьма остроумные эпиграммы, но, не желая никого задеть, не предаёт свои сочинения огласке. Однако его сестра посчитала свеженаписанную эпиграмму, посвящённую господину Се-Креру, столь остроумной, что не удержалась и прочла её последнему. Тот со всем присущим ему пылом посчитал это достойным поводом для ссоры, и, несмотря на миролюбивый характер Се-Ниста, дело закончилось дуэлью. – Эпиграммы! Как интересно, – проявила любезность Кая. – Господин Се-Нист, вы могли бы скрасить мой завтрашний вечерний чай вашим творчеством? Шатен снова смутился, пробормотал в ответ что-то любезное, поклонился и заверил, что, конечно, почтёт за честь. – Вот как! – с картинно напускной досадой, но с искренним весельем воскликнул Се-Крер. – Ваше величество, вы разбиваете мне сердце! Неужто досужие шутники любезнее вам, чем храбрые воины? На лице мадемуазель Се-Нист мелькнула лёгкая досада. Кая вежливо приподняла брови и с улыбкой ответила Се-Креру: – Пока что ваши крики только испортили мне вечер, мсье. Однако я позволю вам реабилитироваться в моих глазах. Через три дня будет небольшой бал в честь святого Кадмия, и я рассчитываю, что в танце вы будете не менее умелы, чем в фехтовании. Се-Крер разулыбался, выдал целую череду танцевальных поклонов и заверил, что королева может не сомневаться в его желании загладить испорченный по его вине вечер. Мадемуазель Се-Нист тихонько вздохнула, после чего получила от брата ощутимый тычок в бок. – Больше никаких дуэлей под моими окнами, я надеюсь, – обвела Кая взглядом присутствующих. – Я прослежу! – вызвался Се-Крер под дружный смех. Кая и сама не сумела избежать смешка, отвечая: – Нет уж, если проследите вы – меня тут каждый вечер будут ожидать представления такого рода. Приняв поклоны присутствующих, она удалилась к себе, чувствуя, что это маленькая сценка сделала её настроение гораздо более радостным и отвлекла от тяжёлых мыслей.