День, когда падут все города

      — Прошу прощения, за то, что заставил вас ждать, — Артур подходит к скамье — он неторопливо рассматривает, представленного ему как Борис Львович.       — Всё в порядке — это я должен принести вам извинения. Надеюсь, у вас была веская причина опоздать, — Борис поднимает лицо, уважительно убирает папиросу, бросая её на землю.       — Поручение от наставника, — Конан слабо улыбнувшись опускается рядом.       — Даже и не думал, что у такого человека, как Артур Конан Дойл — детектива, поставившего на уши целые страны может быть хозяин — не считая Королевы, конечно, — Львович смеется.       — Парламента, — поправляет детектив.       — К сожалению, не разбираюсь в ваших парламентах-морламентах — разве не проще, чтобы правил один? — Борис серьезен.       — Думаю, мы отошли от темы, — Артур скрещивает руки на груди.       — Как всегда прямы и упрямы — верно, я хотел извиниться перед вами, — Львович поднимает ладони в примирительном жесте.       — За что? — Конан теряет терпение.       — За то, что мне придётся убить вас — мне действительно жаль, — скрежет давящего папиросу каблука.       — Приятно слышать, — детектив фыркает.       — «Завтра была война», — Борис прикрывает глаза, пальцами ищет флягу в глубоком кармане.       — Она была всегда, — добавляет Артур.       Крошечный комок света — точка взрывается, поглощает мир, формируя другой. Призрачные стены проступали из-под земли — она окружала эсперов. След на стекле, как от пыли — тень, оставленная войной.       Они кружили, постепенно разгоняясь, словно, катушка прожектора, когда мелькнул последний кадр — лента слетела, открывая город.       Мировой голод.       Мяч выпал из рук девочки подкатившись к ногам детектива.       Время пошло.       — Значит, это ваша способность — город, — Артур пнул мяч к ногам ребёнка, — Идеально, чтобы напасть из-за засады, — «Рыцари часовой башни» провели огромную работу, пытаясь узнать способности раньше, чем они столкнуться с ними, и похоже ближе всех оказалось предположение самой Агаты.       — Артур Конан Дойл, — застывшие над крышами динамики ожили, — Я знаю, вы слышите меня, — звенящий окончаниями слов голос, — Ваше опоздание привело вас точно к их прибытию — к вашей смерти, — спокойное предупреждение.       — «Его прощальный поклон», — Конан щелкнул пальцами, призывая свою способность, — Джек, осмотрись, — детектив обернулся через плечо. Он проводил высокую фигуру способности взглядом — бесполезно заставлять её прятаться в толпе; человек конца восемнадцатого века выделяется из компании жителей девятнадцатого.       — Вам не скрыться от них, — продолжил голос, — Ваша жизнь и душа тех, кого коснуться последствия налётов — будут принесены в жертву новому мири — миру без вас, — последнее слово сорвалось на кашель.       Артуру он не понравился.       Конан шагнул, он остановился, прислушиваясь к заглушённому отдалённым звуком динамиков голосу широкой улицы. Прохожие были заняты своими делами — кто-то продавал газеты; кто-то раздражённо торговался у дверей лавки; кто-то беспечно бродил по улице.       — Они близко, — новый приступ кашля.       Вопросительно подняв лицо к небу детектив презрительно чихнул; моргнув он продолжил идти.       — Я не знаю слышите ли меня, — Артур почти кричит, — Почему бы вам не выйти ко мне или, например, напасть на меня со спины, как вы там делаете в своей гильдии «плохих русских», — люди не обращают на него внимания.       Облака над городом сгустились — белый цвет сменился пепельно-серым.       Где-то раздались щелчки.       Запускались прожектора.       Круги света расцветает во тьме.       Сирена начинает взывать чуть позже.       Гул нарастает — волнами достигает слуха.       Пульсирует на перепонке.       — Они уже здесь, — Конан слышит скрип крышки фляги.       Детектив не успевает спросить о том, кто же близко.       Первый самолёт падает сквозь небесную завесу.       Вой воздушного судна отвечает на зов сирены.       — Шарманки* — старые добрые штуки, — динамики звучали на удивление громче, чем оркестр войны, — Они проклятие Мирового города — певчие птицы боя, — мягкий, нежный тон.       — Лучше бы вышел сам, — детектив закрыл уши руками.       — Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.*       — Джек, — Артур знал: способность слышит его.       — Блаженны плачущие, ибо они утешатся.       Два самолёта, разрывая воздух винтами ушли в мертвые петли — ослеплённые лучами, уходили от света.       — Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.       Катушка мира окончательно раскрылась, исчезая в пламени паники — люди срывались с мест, невесомой толпой скользили мимо Конана. Они прятались в домах; бежали к подвалам — кто-то падал на землю, поднимая облака пыли.       — Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.       Выстрелы вспороли черепицу, чертя на ней линию разрушения.       — Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.       Самолёт перевернулся в воздухе, раненной птицей сорвавшись вниз — вращаясь он врезался в циферблат центральных часов.       — Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.       Башня Елизаветы пала.       Domine Salvam fac Reginam nostram Victoriam primam* — благословение разлетелось на осколки.       Взрыв закрыл вершину башни чёрным дымом; искры пепельными слезами капали на землю.       — Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.       Конан побежал; хлопки дверей и окон, скрипы засовов сопровождали его. Каждый шаг беззвучно тяжело отдавались в воздухе.       — Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.       Самолёт грудью ударил о крышу, сорвав шасси — камнем покатился вниз, раздирая себя на части.       — Блаженны вы, когда возненавидят вас люди, когда отлучат вас, и оклевещут, и подвергнут имя ваше бесчестью из-за Сына Человеческого; радуйтесь в тот день и ликуйте, ибо вот, велика награда ваша на небе!       За спиной детектива рассмеялся пропеллер.       — Джек! — оттолкнувшись Артур прыгнул.       Машина пронеслась над ним, пролетев несколько метров она упала, вонзившись носом в землю.       На пиджак Конана попало топливо.       — Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас.       Взрыв.       Поток горячего воздуха отбросил детектива назад — протащив по пыльной мостовой.       Артур приподнялся на локтях. Ему было больно — сломанные кости восстанавливались — глухо вставали на место. Достаточно одного неосторожного движения, чтобы они вновь раскололись и ранили тело.       — Трус, — Конан сплевывает зуб; при другой раздаче карт он бы посмеялся и продолжил бы драку, но подобное трудно проделать, когда перед тобой вот-вот взорвется самолёт-бочка-с-порохом, а над головой звучит заглушающая всё человеческое сирена.       Глубоко вздохнув он резко поднимается на ноги, отработанным движением пытаясь сбросить пиджак. Пальцы путались в пуговицах; лодыжка горела — в лучшем случае серьёзный вывих.       Детектив отходит, постепенно опуская плотную ткань — мир для него отошёл на второй план, словно, он застрял в военном фильме-катастрофе.       Определённо русского производства.       Другие самолёты розгами секли Мировой город. Их рой стал больше — они выбирали цели по-крупнее. Одна из машин лишившись крыльев застряла в паутине Эйфелевой башни.       — Чёртов трус, — оторванная пуговица падает на землю, смешиваясь с пылью, — Фанатик, — Артур стряхивает пиджак: с силой бросает его.       Сильный хлопок — пылающий в мире войны город пошатнулся, накренился. Или Конану показалось — чуть накренённая башня не лучший ориентир.       Обломки машин падали на улицы — сталкиваясь они уничтожали свой строй.       Сирена оборвалась.       Детектив не понимал; оглох ли он или кто-то стёр звук из этой вселенной.       Самолёт врезался в крышу недалеко от Артура, осыпав его обломками покрытия — крупный кусок скользнул по лбу, содрав кожу.       — Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас.       Бежать было трудно, да, и не имело смысла. Дома провожали его безразличными взглядами выбитых окон и опустевших витрин. Стены странно блестели: похожая на смолу, пахнущая бензином и разложением жидкость скатывается по карнизу, собираясь в небольшие лужи.       — Ваше время подходит к концу, — машины затихли, как и их винты; сердца-двигатели дрогнули в последний раз.       Что-то приближалось.       — Он всегда приходит последним, — самолёты падали не завершив атаку — новые грибы тёмного дыма поднимались к посветлевшему небу.       Среди колец отдаляющейся тьмы возникла точка — опускаясь, она меняла курс — она знала на кого охотиться.       Конан заметил её поздно — слишком; сев на остатки раньше объединявшего два дома моста, он поднял лицо.       Если бы только от этой точки можно было отмахнуться, как от прилипшей к лобовому стеклу мухи.       Самолёт — это было очевидно.       Как этот русский назвал их? Шутки? Штуки? Что это?       Пятно приблизилось -частично детектив был прав. У этого были крылья.       Щелчок пальцами.       — «Его прощальный поклон» — что ещё остаётся, когда на тебя обрушивается бомба на фанерных крыльях.       Просто издевательство.       На китообразном теле кто-то вывел улыбку — акулью.       — Джек, останови её, — детектив ответил на улыбку — неужели ему ужалось найти способного соперника?       Тень, с поднятой рукой возникла за спиной Артура.       Прикосновение.       — За вас, цепной пёс королевы-парламента, — Борис откладывает бинокль, — Бум, — он торопливо приложился к фляге — ещё мгновение и всё исчезнет в волне света.       Закат человечества.       Вспышка.       Время остановилось.       Волны смертельного жара кольцами отходили от эпицентра — большой взрыв современности. Земля соединилась с небом.       Звук исчез, оставив белую частоту.       Вспышка.       Время остановилось.       Часы пошли в обратную сторону — пламя войны возвратилось в центр — сужаясь в столб. С рассекающим свистом свет обратился в нить, через пару секунд она спуталась в клубок, точку.       Мяч выпал из рук девочки.       Улица ожила.       — Настал новый день, — Борис открывает глаза, встречая рассвет, — Пора на покой, — Львович качает головой, — Мне жаль — «Завтра была война», — он проговаривает название своей способности.       Мировой город растворяется.       Реальность вступила в свои права — о произошедшем авиаударе напоминал только золотистый туман.       Яд, принесённый из прошлого.       Он скоро покинет реальный мир, как и здоровье тех, кто позже ступит на отравленную землю.       Приговор для идущих по тропе войны.       Борис встал со скамьи, делая первые шаги.       — Никогда не думал, что попаду ядерный удар, — голос Артура слишком живой для мертвеца — для кучки пепла.       — Вы живы? — Львович оборачивается; он встречается взглядом с сияющим от собственного открытия Конаном.       — К сожалению, я выжил, — детектив проверяет свой пульс.       — Это невозможно, — Борис не показывает ни страха ни удивления — он возмущен.       — Джек успел убить меня раньше взрыва — полезно носить с собой армейский нож, — Артур хлопает по карману штанов, — Жаль, что пиджак не восстановился — а мне между прочим, говорили, что он уже как часть меня, — он настроен игриво.       — Излучение, — скалится Львович.       — Ничего не мешает мне умереть ещё раз — всё равно нужно окончательно избавиться от следов — от огнестрела — влез в обмен грубостями, — Конан по-мультяшному поднёс ладонь ко рту.       — Это добавит на вашу совесть ещё несколько жизней, — Борис тянется к пуговицам пальто.       — У меня нет совести, — детектив пожимает плечами, — Вам стоит оставаться на месте — иначе при задержании могут возникнуть травмы, — он поднимает руку, показывая, что в любой момент может призвать свою способность.       — Полагаю, мне не сбежать, — Львович убирает ладонь, возводя руки над головой.       — Вы ещё не признали поражение, — Артур давит — он чувствует что-то неладное.       — Я не склоню перед вами колени, — Борис вскидывает ладонь — странное движение.       — У вас что-то в рукаве, — Конан не спрашивает, уточняет.       — Совсем нет, — пальцы что-то вытягивают.       — «Его прощальный поклон», — щелчок — детектив всегда держит своё слово.       Способность двигается — её скорости достаточно, чтобы поймать тонкое лезвие.       — Я слышал русские солдаты прячут подобное в своих сапогах, — Артур косится на оружие, — Бесполезно, — разочарование.       — Вы живете стереотипами, мой друг, — Львович падает на колени, но вслух не сдается.       — Сказал лжец, — Конан фыркает — ему нужно тянуть время.       — Только в Боге правда, — не соглашается Борис.       — Правда в силе, верно, Джек? — знак.       Удар крепкий, бесчестный.       — Это не то, что мне пришлось испытать от упавшего самолёта, но для вас достаточно, — детектив не без злорадства прослеживает след пыли на одежде оппонента.       Львович не поднялся, остался на земле.       — Катитесь к черту, Конан, — шипящий выдох.       — А, вы, видно к Богу отправитесь? — детектив скучает, — Если честно, мне не нужно ваше признание, — он отворачивается, прислушиваясь к шуму, надеясь услышать других людей — запаздывающих коллег. Ожидание почти сразу прервало урчание живота — маленькое последствие перерождения.       Джек вопросительно обернулся.       — Похоже я проголодался — если ты не против, Джек, я сбегаю в кафе, — Артур беспечен. Он не дожидается ответа — просто уходит, развернувшись на каблуках и махнув рукой.       — Да, — коротко кивнула способность.

***

      Оказавшись в знакомом зале Конан не сразу вспоминает о способности и её пленнике — только после того, как второй съеденный кусок торта заменяет третий, а в чай отправляется новая ложка сахара.       Счет, конечно, получат рыцари.       Хотя, кроме памяти об оставленных ему сообщает вой полицейских машин.       До звонка от Герберта или Агаты осталось всего несколько минут.       Выговор и штраф.       Он не был против — только бы насолить выскочкам из часов.       Порой он слишком полагается на везение и свою способность, но это же не грех, да?       Артур доверяет себе — он никогда не подводил себя. Его подводило только зрение — последние пару дней ему казалось, что чешуи на теле стало больше.