История от лица убийцы

Мне всегда было странно осознавать, что от моих действий зависит многое и многое в этом мире, что я могу контролировать процесс жизни: зарождать жизнь, прекращать её, когда мне вздумается. Обычно я размышляю об этом, пока нарезаю овощи к обеду. В моих руках нож, которым я могу убить, нанеся один резкий удар в сонную артерию. Им же я могу перерезать вены себе или угрожать кому-либо. С помощью всего лишь кухонного ножа можно получить деньги, секс, репутацию, популярность, и также просто лишиться всего. В кухню вбегает мой маленький «кузен» с игрушкой в руках, на несколько секунд прерывая мои размышления. - Тебе помочь? – спрашивает он весело. - Нет, я справляюсь. Он отвлекается на вазочку с конфетами, которая стоит на столе. Как же хрупка человеческая жизнь и как легко ее отобрать, сделать невыносимой, пользоваться ею как угодно. Этого ребенка можно убить даже без использования огромного ножа. Я могу так легко изменить свою жизнь, его жизнь, жизнь его матери. - О чем ты мечтаешь, малыш? – спрашиваю я у него. Он облизывает пальцы, измазанные шоколадом. - Я хочу стать доктором! – говорит он, и глаза его блестят. Планы, желания, мечты, поездки на море, первая влюбленность, школа, университет, дети, карьера, внуки… Я могу отобрать у него всё. Я могу даже косвенно лишить жизни людей, которых он мог бы спасти, стань он доктором через двадцать лет. Он болтает о чем-то, я его не слушаю. Убийц на свете очень много. Все ли они ощущали эту власть над чужой жизнью, которую сейчас чувствую я? Многим ли это нравилось? Я убираю нож подальше. - А ты кем хочешь стать? - спрашивает он. Я беру его под мышками и усаживаю на свои колени. Теплый и живой. Прижимаю к груди его голову, он смеется: - Ты чего? Ему неудобно на моих коленях, он ерзает, устраиваясь посвободнее. С другой стороны, не лучше ли будет убить его, пока он маленький, чистый, как ангел, не познавший грязи этого мира? Целую его в румяную щеку, нащупываю пульс на тонкой шее, он снова заливается смехом. - Щекотно, пусти! – пихает меня локтем под ребра. – Мама сказала, что мальчики не должны целоваться! - Она так сказала? - Да! В моей власти сомкнуть пальцы на его шее и не дать вдохнуть. Сердце клокочет от какого-то необъяснимого непонятного чувства. Он сползает с моих колен и отскакивает, будто почувствовав опасность, но через миг с улыбкой подходит ко мне и сует игрушечного слона мне в руки. - Давай поиграем? Желание дойти до точки невозврата растет во мне. - Давай лучше в прятки? – предлагаю я, поднимаясь со стула. - Давай! – подпрыгивает он на месте и убегает. – Я прячусь, а ты считай до десяти! Я чувствую себя как во сне, так странно все вокруг и нереалистично. - Раз. Если уж я во сне, то могу делать, что вздумается. - Два. Поднимаюсь со стула. - Три. Спускаю в кастрюлю порезанные овощи. - Четыре. Выключаю плиту. - Пять. Выбрасываю фантики. - Шесть. Куда я дел нож? - Семь. В прихожей его нет. - Восемь. В ванной тоже. - Девять. Он спрятался за шторой в гостиной. Слышу его тихий заразительный смех. Подхожу ближе, нож в руке трясется, как и вся рука и все тело. Я действительно сейчас... Внезапно раздается звонок в дверь, от которого я подскакиваю на месте. Кидаю нож под подушку на диван и иду открывать дверь. - Привет, - говорит тетя, тяжело дыша и проходя внутрь. – Как он себя вел? Я вытираю вспотевшие ладони о джинсы. Она проходит в гостиную, оттуда навстречу ей выбегает мой маленький «кузен». - Мамочка! Мы в прятки играли, а еще я нарисовал тебе рисунок… – щебечет он. - Ты что натворил! – зло кричит она, обрывая его на полуслове. – Новую кофту уже запачкал! Он растерянно прижимает к себе слегка помятый листок бумаги, на котором написано корявыми буквами разных цветов «Мамачка я тибя люблю» и нарисована куча кривых сердец. - Снимай ее сейчас же, не позорься! – она грубо стаскивает с него кофту, а он роняет листок на пол. - Мамочка, я нарисовал… - предпринимает он еще одну попытку. - Свинья! В чем ты руки вымазал? – она не слушает его. Схватив его ладошку, она пытается оттереть с нее шоколад. - Я кушал конфетки… - оправдывается он. Слезы уже выступили у него на глазах. - Дубина! – она резко толкает его от себя, так, что он стукается об тумбу и падает на пол. – Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не жрал сладкое до обеда? Он не выдерживает такого незаслуженного обращения и начинает громко рыдать. - Заткнись и одевайся! – кричит она и швыряет в него его курточку. Заметив, что я все это время наблюдаю за ними, она краснеет, поправляет волосы и говорит: - Родила на свою голову, теперь мучиться с ним всю жизнь! Видя, что ее слова не вызывают во мне сочувствия, она неловко добавляет: - Вот как с ним нормально обращаться, со свиньей такой? Я снова молчу в ответ. - Ладно, мы, наверное, пойдем. Одевайся давай, скотина! Ребенок все еще захлебывается рыданиями, распластавшись на полу. Она поправляет прическу у зеркала в прихожей, а я совершенно не сомневаюсь. Достаю из-под подушки нож и медленно подхожу к ней. Осталось выбрать подходящий момент. Она, увидев, что я не свожу с нее глаз, вздрагивает, словно от холода и отводит глаза. - Спасибо, что сидишь с ним, не знаю даже, как мне тебя отблагодарить. Ты ведь совсем не обязан этого делать… Меня всего трясет. Сейчас… Сейчас я либо изменю свою судьбу, либо всё останется, как и прежде. Точка невозврата… - Эта свинья вообще собирается одеваться или нет? – она отворачивается от зеркала и уже хочет обойти меня в дверном проеме, но я резко втыкаю нож ей в горло. Вздох, всхлип, и она уже валится на пол. Глаза широко открыты, а дрожащие руки не отпускают рукоятку ножа, не в силах вытащить его. Она переводит на меня темнеющие глаза и пытается что-то сказать, но захлебывается в крови. - Мама? – детский голос больно бьет по ушам. Слышу, как он неуверенно поднимается и идет в мою сторону. - Мама ушла? – спрашивает он у меня. За дверью он не мог ничего увидеть. Встревоженное выражение его лица сменяется гримасой ужаса. - Мамочка! – он пытается растормошить ее и пачкает руки в крови. Маленькое тело пробирает крупная дрожь, слезы льются из глаз одна за одной. - Мамочка! Мамочка! Мамочка! – он начинает кричать и рыдать. Я зажимаю его рот рукой, оттаскивая от трупа, он пытается вырваться и колотит меня кулачками. Рыдания усиливаются, слезы льются мне на руку, он брыкается и кусается. - Тс-с… - шепчу ему на ухо, крепко обнимая. – Теперь всё будет хорошо… Он кричит, как дикий зверек: - Мамочка умерла! Из-за тебя! Ты ее убил! Почему? Зачем?! Почему? Потому что она заслужила такой смерти. Если бы он только знал… Бедный невинный малыш… Не могу же я рассказать ему, что его мать изнасиловала меня, когда мне было тринадцать, и что он - мой ребенок… Все эти пять с половиной лет я молчал об этом. Я каждой клеткой своего оскверненного тела помнил тот вечер, в который это произошло. Я мечтал о том, чтобы убить ее. И я это сделал. Ее труп с торчащим из глотки ножом лежит в прихожей. Мой маленький сын все продолжает рыдать и брыкаться. На душе так пусто… Я хотел убить и его, и ее, но… Он, конечно, ни в чем не виноват, но его существование напоминает мне о случившемся, мешает мне. Нет, я не убью его… Я не смогу. А он не сможет забыть, что я убил его мать. Быть может, он также захочет отомстить мне через несколько лет. Я не хочу, чтобы он ненавидел меня, но что мне теперь делать, как загладить вину перед ним? Он ведь ничего не знает… Рассказать ему? Да, стоит рассказать ему, когда он вырастет… А что же мне делать до этого времени? Точно ведь, меня ждет тюрьма… Ее жизнь того не стоила. Она сама не стоила ни грамма моего внимания, моей утраченной юности, моей ненависти. Мне даже не стало легче, так зачем? Сейчас я готов отдать все, чтобы вернуться на полчаса назад и исправить содеянное. Становится невыносимо тяжело, в груди накапливаются чувства, от которых никуда не деться, не убежать, не скрыться. - Малыш? – шепчу я, мне ужасно плохо. Он уже давно притих. Теперь только изредка всхлипывает и швыркает носом. Вытираю слезы с его лица рукавами. - Мой бедный мальчик… - мне кажется, будто в его глазах погас детский огонек. Еще бы он не погас от того, что он пережил по моей вине! Прижимаю его онемевшее тельце к себе. - Пойдем отсюда, ладно? – беру его на руки, пряча голову у себя на груди. - Мама умерла? – тихонько спрашивает он, не шевелясь. – Она правда умерла? Ей не помогут врачи? - Нет. Он снова плачет. Я разрушил его жизнь. Я не убил его, но отобрал у него детство, разве это не хуже? Я заслужил самого страшного наказания.

***

Спустя несколько месяцев я узнаю, что мой сын проходит лечение в психоневрологическом диспансере. Его опекуном стал мой отец, которому я все рассказал после ареста. Он обещал позаботиться о нем. Надеюсь, что когда меня выпустят, я смогу рассчитывать на то, что он когда-нибудь простит меня. Я надеюсь искупить свою вину перед ним, и, хотя бы изредка видеться. Раньше я жил ради мести, сейчас же я живу ради него. Я готов сделать для него все, что потребуется. Я готов к любому исходу, но сердце мое разрывается на части при мысли, что он никогда не назовет меня своим отцом. Я люблю его и буду жить дальше ради прощения, это моя цель, мой смысл жизни.