Радость моя

Когда солнце опустилось за горизонт, они сели ужинать. …По правде сказать, Эми не могла припомнить другой день, когда этот дом видел бы столь богатый стол. Тётка при жизни была женщиной состоятельной, но невероятно скупой, что сказывалось и на рационе – её и племянницы; когда же тётки не стало, Эми и вовсе почти перестала готовить что-то вкусное, лишь иногда, в Дни рожденья, балуя себя чем-то аппетитным. Но теперь… теперь можно. Сегодня доктор в последний раз осмотрел Урфина и с удовлетворением заключил, что болезнь окончательно отступила. Этот факт, а также новый костюм Урфина, вполне можно было отметить. И ради такого случая можно было позволить себе ещё кое-что… Эми критично осмотрела себя в зеркале. Что ж, надо было признать, что годы всё-таки оставили на ней свой след. Поблек румянец на щеках, залегли мелкие морщинки в уголках глаз и губ, да и руки загрубели от постоянной работы… -Ничего, Эми. – сказала она, улыбнувшись своему отражению в зеркале. – Ты ещё вполне недурно выглядишь… С этими словами она залезла в платяной шкаф и извлекла оттуда платье. Это был, пожалуй, самый красивый из её нарядов, который она надевала всего лишь пару раз, пятнадцать лет назад – на танцы и… Эми вздохнула. На помолвку с Ником. Неужели было такое? Теперь даже вспомнить смешно… Любопытно, подумала Эми, как это платье будет сидеть на мне после стольких лет? С этими мыслями она принялась расстёгивать пуговицы… …Урфин дожидался Эми в столовой, у накрытого стола. Не привыкнув сидеть без дела, он весь вечер был чем-то занят – нарубив дрова, он принёс воды из колодца, помог Эми развести огонь в печке и даже почистить и нарезать овощи для рагу. Последнее Эми встретила с некоторым изумлением – мало кто из здешних мужчин стал бы добровольно этим заниматься, сочтя женскую работу унизительной; однако Урфину, привыкшему к жизни в одиночестве, это чувство было совершенно незнакомо. И только теперь, когда делать было совершенно нечего, он сидел, глядя на огонёк свечи, медленно тянул фруктовый сок и дожидался, пока Эми выйдет к столу. Рядом, в углу сидел Гуамоко и лакомился кусочком мяса, которым его угостила Эми. -… Я тут услышал кое-что от местных птиц. – сообщил филин, с хитрым прищуром глядя на хозяина. – Оказывается, по деревне про вас с Эми уже невесть какие слухи ходят… От неожиданности Урфин едва не подавился соком: -Кхм… что? То есть, какие ещё слухи? -Ну, я не особенно вдавался в подробности, - ответил Гуамоко, не отрываясь от мяса – но, в общем, в деревне поговаривают, что… Филин слетел к Урфину на плечо и, косясь на дверь, за которой скрылась хозяйка, прошептал ему что-то на ухо. Услышав новость, Урфин помрачнел: -Ну и дают добрые жевуны…. -Мне, конечно, не пристало присоединяться к распространению этих слухов – Гуамоко слетел с плеча Урфина и снова вернулся в свой угол. – но есть подозрения, что слух пустила госпожа Кокус… Урфин ухмыльнулся. -Ты, хозяин, слишком заметная личность, чтобы надолго оставить тебя в секрете. Во всей округе один только ты носишь зелёное… не считая самой госпожи Кокус… так что я повторю тебе ещё раз – не пора ли поблагодарить госпожу Ниммер за гостеприимство, вернуться на старое место и начать строить новый дом? А там, глядишь… -Я ещё раз тебе повторю, Гуамоко. – твёрдо произнёс Урфин. – Не будет больше никакого «а там». Мне уже почти сорок, и я староват для волшебника, короля и бога. Я хочу, наконец-то, просто пожить спокойно… -Да? – Гуамоко хитро прищурил жёлтые глаза. – А мне вот кажется, дело совсем в другом… Урфин вопросительно взглянул на филина: -И в чём же? -Да так, ничего особенного, просто домыслы… А вообще мне кажется, что порядочному злому волшебнику не пристало… -Урфин? Гуамоко умолк на полуслове, так и не объяснив, что же не пристало порядочному злому волшебнику, и почти бесшумно вылетел в открытое окно. Урфин загадочно ухмыльнулся, припомнив, что именно так старый плут поступал каждый раз, когда они с Эми оказывались рядом. Впрочем, мысли о Гуамоко тут же вылетели из его головы, как только он увидел Эми. Он уже очень давно не видел её такой – пожалуй, последний раз это было тогда, когда он, единственный раз в своей жизни, решился заглянуть на танцы и встретился там с Эми. Кажется, даже платье на ней было то же самое – тёмно-синее, с кружевным воротником, и Урфин, с некоторым для себя удивлением отметил, что, несмотря на пролетевшие с того времени годы, сидело оно на ней ничуть не хуже. Равно как и деревянные украшения… в которых Урфин с изумлением узнал свои собственные поделки. И лицо… казалось, оно светилось изнутри. Урфин поймал себя на том, что не дышит. -Ну… что же ты молчишь? – спросила Эми, и щёки её вспыхнули лёгким румянцем.- Я понимаю, что, должно быть, крайне нелепо смотрюсь в этом платье… ему уже невесть сколько лет, да и я, чего скрывать, давно уже не носила такого… -Не говори глупостей, Эми. – перебил её Урфин. – Ты прекрасно выглядишь. Эми расплылась в улыбке. -Тебе правда нравится? – спросила она, усаживаясь за стол. – А то я, по правде сказать, давно уже забыла, как это носить… Тут она заметила, что Урфин уже с минуту разглядывает серьги в её ушах, и всё поняла: -Узнал, значит, свои украшения? -Ещё бы не узнать, – с улыбкой заметил Урфин. – Я ведь их до сих пор помню, каждое из них… неужели ты всё сохранила? -А ты как думал? – улыбнулась Эми. – Такую красоту нужно бережно хранить… я вот, например, до сих пор не могу понять, как можно было такое сделать? Урфин саркастически ухмыльнулся: -А чем мне ещё было заниматься в моём уединении? Вот и осваивал ремесло… только всё равно это никому не нужно оказалось. -Не будь к себе так строг, – возразила Эми. – Ты прекрасный мастер. Я бы даже сказала, превосходный… Да уж, прекрасный… Урфин припомнил слова опекуна в тот день, когда он, тогда ещё семнадцатилетний юноша, решил уйти от своего наставника и жить отдельно. Что он тогда сказал на прощание? «Урфин… ты великолепный мастер, но плохой человек»… Тогда я не придал этому значения, а потом оказалось…. -…Неужели ты правда на что-то надеялся?.. Когиду заливал дождь. Они стояли под навесом какого-то амбара и разговаривали. Эми, которой тогда ещё едва исполнилось двадцать, и Урфин Джюс, которому уже сравнялось двадцать пять… однако в этот момент он ощущал себя пятнадцатилетним подростком – униженным и никому не нужным. Потому что слова Эми, одно за другим, ранили его, будто острые иглы. Слова, которые он больше всего боялся услышать… -Но Эми, я говорю совершенную правду! – воскликнул он, хватая её за руку. – Да, возможно, я не люблю жевунов. Мне не нравятся взрослые мужчины, которые по любому поводу ревут, будто маленькие. Но… поверь мне, ты была чуть ли не единственной, о ком я всегда думал иначе… Взгляд его упал на деревянные серьги, качнувшиеся в ушах Эми. -И… ты ведь до сих пор их носишь, да?.. -Если хочешь, могу тут же вернуть обратно, – ответила Эми тоном, не допускающим возражений. – Урфин, пойми, у нас нет и не может быть ничего серьёзного! Не знаю, что ты там себе придумал, но… я бы никогда не позволила себе встречаться с парнем, который служит Гингеме… и который смеётся над всей деревней… -Если хочешь, я буду их всех любить, как родных… -Нет. Не будешь. Это выше твоих сил. Ты не знаешь, что такое любовь, ты не умеешь любить… в детстве тебе не объяснили, что ли? Урфин нахмурился, но промолчал. -Так что извини, но нам с тобой не надо больше встречаться… Не ходи ко мне и не дари больше ничего. -Эми!.. Но она уже развернулась и ушла, скрывшись в струях дождя. Тёмное грозовое небо разрезала молния. Урфин закусил губу и молча направился в сторону своего дома. Не объяснили, думал он, шагая по размокшей дороге и не обращая внимания ни на мокрые пряди волос, ни на одежду, липнущую к телу. Конечно, не объяснили… некому было объяснить. Родители умерли, у столяра было трое своих сыновей, чтобы ещё меня, приёмыша, воспитывать, как родного… откуда я могу знать что такое любовь, если ни разу в жизни её не видел?.. Впрочем, чёрт с ним. Чёрт с ней, с любовью. Если тебя этот дровосек интересует больше, чем я, пускай. А я и так как-нибудь проживу… ничего, не впервой… …Дом встретил его холодом и пустотой; впервые за последние полчаса Урфин ощутил холод и принялся разводить огонь в очаге. И вот, когда пламя уже жарко разгорелось и он наконец согрелся, взгляд его упал на одну из его работ, стоявшую на каминной полке. Это был деревянный портрет Эми, который Урфин начал месяц назад, а закончил только вчера. Большой, с локоть. Ещё сегодня утром Урфин гордился этим портретом, считая его лучшим из того, что ему удалось сделать… а теперь, вспомнив, как старательно вырезал каждую прядку её волос, как пытался поймать выражение её глаз, как с радостью представлял себе, как вручит этот портрет Эми, он вдруг поймал себя на странном ощущении, что всё это было напрасно. Напрасно ходил к ней, напрасно корпел над серьгами для неё, напрасно рассказывал ей о себе… напрасно надеялся, дурень, что что-то изменится, что она окажется иной, не такой, как другие… Всё напрасно… Чёрт с вами. Никого больше не буду любить, никого. В порыве отчаяния он швырнул портрет в огонь… -Урфин?.. Тёплая рука коснулась его запястья. Горькие воспоминания прошлого потускнели и исчезли, сгинув в темноте. Урфин поднял глаза и увидел её перед собой. Почти такая же, как и пятнадцать лет назад. Или всё же не такая? Та, ушедшая тёмным грозовым вечером, казалась ему надменной, насмешливой, а эта… он почувствовал, как одно лишь прикосновение её рук разгоняет тьму и холод давней грозовой ночи… Неожиданно Урфин поймал себя на желании вырезать новый портрет, взамен сожжённого. -Ты о чём-то задумался… - произнесла она, глядя ему в глаза. – Я тебя зову, а ты не отзываешься… Урфин закусил губу: -Да так… молодость вспомнил… По правде сказать, ему уже не хотелось возвращаться к этим воспоминаниям. К чему тревожить призраков прошлого? Всё ушло, всё забылось… -Всё в порядке, Эми – произнёс он и улыбнулся. Эми улыбнулась в ответ: -А раз так, то давай, наконец, ужинать… и ещё кое-что. -Что? -Ты обещал рассказать мне про марранов… -…И вот представь себе, как это смотрелось со стороны, когда всё моё доблестное войско, выходя из мигунской деревни, тащило за собой все свои трофеи! Кастрюли, подушки, вилки… какие-то умники ухитрились даже кровать вытащить, вместе с периной, с одеялом… одни бог ведает, как им это удалось. Со стороны это выглядело так, как будто мы просто переезжаем в новый дом… День уже клонился к закату. Ужин был давно съеден, посуда вымыта, и теперь они просто сидели у камина, потягивая остатки вина. -По правде сказать, это был единственный раз, когда я не сдержался и… -И… что? - спросила Эми, едва сдерживая смех. Урфин кивнул: -И расхохотался во весь голос. Ручаюсь, что ни до, ни после марраны не видели своего Огненного бога… повалившимся на голову медведя и хохочущим во всё горло. Эми рассмеялась: -Бог ты мой, Урфин, как же ты всё это вытерпел? Урфин пожал плечами: -Ну… зато теперь есть что вспомнить. Эми отпила вино из бокала и взглянула на бывшего короля и бога, сидевшего напротив неё с бокалом в руке. А ведь он и вправду похож на огненного бога, подумала она вдруг, глядя на Урфина, освещённого светом камина. Как же я раньше-то не замечала… этот гордый профиль, этот взгляд… эта осанка… улыбка… он же красив, по-настоящему красив… где же раньше были мои глаза? -Урфин… тебе когда-нибудь кто-нибудь говорил, что ты красивый? Урфин, сидевший в кресле рядом, поперхнулся вином: -Что, прости?.. -Знаю, ты не привык такое слышать, – продолжала Эми. – Тебе такого, наверное, никто никогда не говорил… так, значит, я теперь скажу. Просто хочу, чтобы ты это знал. У тебя профиль… гордый. Королевский… Урфин скептически ухмыльнулся: -Да уж, королевский… -Дело вовсе не в титуле, – возразила Эми. – Это то, что было в тебе всегда, просто ты не хотел этого признавать… Иначе марраны не признали бы тебя богом… Урфин встал из кресла. -Марраны были наивные дикари, Эми… -Это не важно… С минуту они смотрели друг на друга, не зная, что бы ещё сказать… и не заметили, как оказались вблизи… так близко, что ощущали дыхание друг друга… -…Ох, что это со мной? – произнёс вдруг Урфин, мягко отстраняясь от Эми. – Голова кружится… наверное, слишком много вина выпил… Эми взяла его да руку. -Послушай, давай выйдем в сад? Что-то здесь стало душно… . …Через минуту они уже сидели на скамеечке в глубине сада, под старой, раскидистой сливой. Был сезон цветения, и слива казалась одетой в белое облако; дом Эми стоял на небольшом пригорке, и вид с этого места открывался просто поразительный. -Знаешь… - произнёс Урфин, глядя на солнце, красным глазом сверкавшее из-за кроны большого дуба. – Я, наверное, никогда раньше не сидел в саду вот так…. Всегда если и выходил, то затем, чтобы что-нибудь сделать, прополоть, посадить, нарубить дров… а вот чтобы так, просто посидеть и отдохнуть…. нет, такого не было. -Ты, наверное, так устал за это время, – сказала Эми, беря его за руку. – Нельзя столько трудиться, Урфин. Иногда нужно и отдохнуть… Урфин усмехнулся: -Вот потому-то, наверное, меня воспаление лёгких и достало… Ещё с минуту они сидели молча, глядя, как солнце исчезает в буйной листве. Затем Урфин повернулся к Эми и произнёс – мягко, словно боясь спугнуть нечто очень хрупкое: -А знаешь… я, пожалуй, даже рад этой болезни, Эми. Никогда бы не подумал, что скажу так, но это правда. Сильные, натруженные руки его коснулись запястья Эми. -Ведь если бы не эта болезнь, мы бы с тобой не встретились снова… и я так и не понял бы, каким глупым и жестоким был… Эми взглянула ему в глаза - и Урфин явственно ощутил свет, исходящий из них. -Это я была дурой, Урфин, – услышал он вдруг её голос – и почувствовал, как её руки обняли его плечи. – Молодой, легкомысленной дурой. Если не поняла, что… -Не прибедняйся, Эми. Я… -Помолчи, пожалуйста. И прежде, чем Урфин успел что-то сказать, он ощутил прикосновение её губ, слегка терпких от вина… Заходящее солнце бросало последние лучи на счастливую, забывшуюся в своём первом поцелуе пару.