Треугольник

Цунаде проснулась на рассвете, обеспокоенно оглядываясь по сторонам. В ее одиночной камере стены были серыми и только робко заглядывающее в окно солнце красило их в оранжевый цвет. Пятую что-то обеспокоило, и она оглядывалась по сторонам в тесной комнатушке, пытаясь отыскать хоть что-то, что могло послужить поводом для волнения. И снова, как и в огромное количество прочих дней, первой ее мыслью после пробуждения стал Джирайя. «С ним что-то случилось?» Она приняла смутную тревогу за предчувствие. Мысль об исчезнувшем муже была сильнее всех прочих. Например, волнения о дочери, чью квартиру взорвали или о Хатаке Какаши, который исчез вместе с ней. Цунаде пыталась запросить вести из резиденции, раз за разом спрашивала людей, которые изредка являлись к ней на допросы или просто дежурили рядом с ее камерой. Получив несколько невыполненных обещаний, она поняла, что ждать от них информации не стоит. Только она одна среди серых стен в тихом штабе Анбу. Первая в истории мира шиноби Каге, отстраненная от дел. Цунаде горько усмехнулась. Ничего… Жизнь закончилась раньше, чем ее успели задержать. Она часто задавала себе вопрос – что бы было с ней, умри Асами по-настоящему? Если бы люди Данзо, которые попытались ее выкрасть, получили желаемое? Смирилась бы она? Сидела бы на том же посту, если бы Данзо ее не подставил? Цунаде не могла ответить себе на этот вопрос. Своего сына она похоронила для себя еще давно. И вряд ли хоть раз искренне сожалела. Пятая поднялась и сделала несколько тяжелых шагов по камере. В Асами она видела свое отражение. Сын казался ей совсем чужим и порой Цунаде не могла поверить в то, что сама его родила. Но дочь – повторение, дословный пересказ ее пороков и слабостей, тяги к тщеславию и импульсивности. Безрассудные траты, пьянство, мужчины. Могла ли она корить Асами хоть за что-то, если сама слышала шепот тех же демонов? Цунаде вспомнила дочь маленькой. Вспомнила удовлетворение, которое испытала при виде янтарных глаз. «Таких же, как у меня.» Пятая приложила кулак к губам. Она знала, что по пятницам в камеры пускали посетителей. Любой желающий мог навестить заключенного, передать гостинцы, которые ему потом выдавали во время обеда. Ни в одну из пятниц к Цунаде никто не приходил.