Треугольник

Утром Асами долго не хотела покидать свою комнату. Она чувствовала чужое присутствие нутром, ощущала сердцебиение за плотно закрытой дверью и боялась выйти. Как загнанный зверь, который не покинет логова, пока не убедится, что снаружи наступила полная тишина. Она решила не выходить на улицу, пока не уляжется волна ненависти со стороны жителей деревни. Знала, что точно этого не вынесет. Не хотела видеть никого, кто мог неосторожно отозваться о том, что приносило так много боли – об отношениях с Итачи… У Асами было чувство, будто кто-то разграбил ее сокровищницу, которую она долго скрывала от глаз и разбросал драгоценности, к которым она не решалась прикоснуться и взглядом. Она была уязвлена и обезоружена. Это было слишком, особенно сейчас, когда весь мир оскалился и рассвирепел. Асами не хотела мириться с чужими правилами. Но для борьбы у нее не было сил. Она долго просидела в постели, разглядывая узоры собственных ладоней. Пусть Итачи и нет рядом, но по крайней мере, он оставил ей воспоминания. Редкие моменты, когда он пристально смотрел ей в глаза и внимательно слушал, видя перед собой истину за пеленой витиеватых высказываний. Именно в такие моменты у Асами рождалось чувство, что он знает ее лучше всех, лучше ее самой и помогает увидеть себя настоящую. У нее были его слова, которые не умеет долго хранить человеческая память, но которые запали в ее сердце. И она возводила из них храм и поддерживала внутри себя, как огонь, без которого замерзнет. Море в тот день было спокойно. Асами и Итачи сидели на раскладных стульях на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Старое дерево, стоящее на самом краю берега, отбрасывало на них свою тень. Кимура с грустью отметила, что даже в теплой стране Волн начали желтеть листья. Она разлила чай в пиалы, придерживая гремящую крышку чайника. Глиняные, со сколотым турецким узором, они казались ей особенно трогательными из-за своего невзрачного, стыдливого многолетия. На кухне, где Асами заваривала чай, она нашла веточку лаванды, которую зачем-то заправила за ухо вместе с волосами. Ее руки пропахли мелиссой и розмарином, и она часто поправляла цветочное украшение, вдыхая их аромат. Этот повторяющийся жест немного успокаивал. - Как ты считаешь, Итачи… Жестокость безвозвратно коверкает душу человека? В этот вечер на нем была белоснежная рубашка, расстегнутая на три пуговицы - он по локоть закатал рукава и надел крупный красный перстень, который прокручивал на пальце, крепко о чем-то задумавшись. Волосы он убрал в неаккуратный пучок и черные жесткие пряди растрепались вокруг его лица, придавая ему нарочито-небрежный, расслабленный вид. Когда Асами заговорила, он поднял на нее внимательный взгляд. - Ты хочешь поговорить об охоте? Девушка попыталась подобрать слова, но Итачи опередил ее: - Не думал, что ты решишься снова затеять этот разговор. - Молчать становится тяжело, - тихо сказала она, глядя на море. Асами не видела лица Итачи, но ей показалось, что он слегка кивнул. - Ты была рядом, пока твой брат карал этих людей? - Да, но… дело не совсем в этом. Я не сужу Яхико за эти поступки. Это его игра и он ведет ее не один год. Чтобы править и удерживать свое положение, неизбежно приходится вселять страх. От этого никуда не деться. Но я смотрела на все это и какое-то странное чувство переполняло меня, захлестывало и накрывало с головой. Мне было приятно, и я хотела, чтобы брат не сдерживал своей жестокости. Мне нравилось видеть, как они мучаются, нравилось понимать, что эта боль не имеет ко мне отношения, но я будто бы владею ей. Мне нравилось держаться в седле, мне нравилось чувствовать себя судьей и держать в своих руках их судьбы. Я никогда не испытывала жалости или сострадания. Все эти люди пали не от моей руки. Но с тех пор меня мучает вопрос… Кто теперь я, Итачи? Мужчина видел ее профиль и с трудом узнавал лицо, которое вмиг стало серьезней и старше. Низкий голос девушки звучал тихо и ему показалось, что она впервые говорит от чистого сердца, не задумываясь о том, что он о ней подумает. - К примеру, все шиноби априори жестоки. Им приходится убивать, несмотря на то, хотят они этого или нет. И пусть решение не принадлежит им, они делают это во имя кого-то или чего-то. Кто тогда убийца, Итачи? Тот, кто отдал приказ или тот, кто собственноручно расправился с жертвой? Итачи посмотрел ей в глаза. - А кто убивает – человек или нож в его руке? Асами шумно выдохнула и прикрыла глаза ладонью. Она горько усмехнулась и Итачи показалось, что она вот-вот расплачется. - Я пропащая. Наверное я заслуживаю того, что сейчас со мной происходит. На несколько минут между ними повисло молчание. Итачи заговорил так же негромко: - Ты не раз говорила о том, что у тебя нет никого, кроме брата. Что он единственный, кто всегда был рядом с тобой. Могла ли ты ставить под сомнения его решения, если он тот, кому ты безоговорочно доверяешь? - Разве дело в этом? - Все наши нормы, правила и порядки – лишь угол, с которого мы смотрим на жизнь. Если поставить маленькую девочку рядом с братом, который никогда не давал повода в себе сомневаться, разве она не поверит в то, что все его действия правильны? Асами не дыша смотрела на Итачи. - Наслаждение при виде чужой боли – худшее из уродств. Но разве у тебя был человек, который мог сказать тебе, что истязания недопустимы? Асами отвернулась, чтобы Итачи не видел ее лица. - Так можно простить миру все его преступления. Это нечестно, Итачи. Незнание закона не освобождает от ответственности. Но речь не об этом. Я ничего не чувствовала. Во мне самой не просыпалось сострадание к этим людям, ни разу. Хотя они таки же как я, из той же плоти и крови… Я не могла поставить себя на их место. «Потому что я не жертва», - добавила она про себя. - Но тебя мучают кошмары, и ты уже несколько недель не можешь найти себе места. Разве в твоей душе не поселились сожаления? Ведь есть что-то, что заставляет тебя думать о случившемся и оценивать это иначе? Ты говоришь о боли этих людей, которую не чувствовала… Итачи склонил голову вбок и его взгляд прожег Асами насквозь: - Не настигла ли она тебя сейчас? Асами сдавила пальцами переносицу. Ей показалось, что ее внутренности сделали сальто. - Жизнь каждого полна ужасных ошибок. Наши руки по локоть в крови, и мы никогда не сможем от нее отмыться. Каждая жертва, каждый новый труп – это и наша смерть, но более медленная. Несмотря на то, что я только нож в чужих руках, я никогда не перестану нести ответственность за смерти людей, которые погибли из-за моих приказов. Мне кажется, что наша судьба похожа на ленту. В некоторых местах она может быть перепачкана и выжжена, но пока она тянется и продолжает складывать в линию событий и решений, которые ты принимаешь, она может менять свой цвет. Если в банку с черной краской долго лить чистую воду, то рано или поздно ее содержимое станет прозрачным. Ты никогда не перестанешь быть той, кто истязал провинившихся. Есть вещи, от которых нельзя отречься. Но это не говорит о том, что ты лишена шанса на искупление. Звучит по-пуритански, но я верю, что страдания способны очистить душу. В том, что брат извратил тебя, нет твоей вины, Асами. Но убийство раскалывает жизнь на до и после. Ты уже никогда не сможешь стать прежней. Но ты можешь влиять на то, кем ты являешься сейчас. Асами вновь видела только его точеный профиль: - Если тебе представится еще когда-то вернуться в тот лес, сделаешь ли ты то же, что и раньше? Асами перевела взгляд туда же, куда и Итачи – на спокойную гладь моря, окрашенную светом багряного солнца. Остывшая в руке пиала показалась ей неподъемной, и она опустила ее на мокрые камни. С тех пор ей не снились кошмары.