the world we dream about.

Никто и никогда ещё не видел Орфея таким счастливым. Зеленые глаза его так и светились, следя за каждым маленьким взмахом руки Эвридики. Он был так сконцентрирован, так заинтересован ею, что порой переставал присутствовать в этом мире, и сознанием своим оказывался в совсем других местах. В местах, где все его мысли только о ней. Казалось, ничего и не существовало для него больше. И Орфей светился. Свет его был не божественный, человеческий; свет влюбленного в жизнь, в девушку, в мир вокруг, свет, свойственный исключительно таким, как он. И шло сияние это от тех маленьких вещей, что обычно мы и не замечаем: от улыбки до ушей, очаровательного подрагивания рук, обожающего взгляда и нежных коротких предложений, срывавшихся с его губ с некоторой неловкой рябью. Однако сидел он все еще немного отстраненно, разглядывая Эвридику во всех мельчайших подробностях. Видел он этим летним днем её смуглую кожу, на которую попадали мягкие, совсем не палящие лучи солнца. Видел и всё не мог осмелиться просить её о прикосновении. Смотрел на девушку, как на самое драгоценное, самое хрупкое существо, абсолютно забывая, что у них уже какое-то время были близкие отношения. — Орфей, ты меня слушаешь вообще? Задорно, пусть и немного грозяще, прозвучал голос Эвридики как-то необычайно близко от парня. Он моргнул. — Д-да, я пролож... В смысле, прослушал немного, — сконфуженно и запутано промямлил юноша, немного хмурясь на свои дислексические выпады. Окончательно вернувшись в реальность, он увидел прямо перед собой её: черные, как смоль, волосы, немного растрепанные летним ветром, нахмуренные брови и темные глаза, смотрящие, как показалось поэту, с неодобрением. От мысли о неодобрении со стороны девушки, Орфей как-то даже съежился. Он всегда съеживался, когда ему было страшно. — Так, ты немного прослушал или совсем всё? — Эвридика отдалилась немного, и взгляд Орфея на долю секунды расфокусировался, позволяя ему увидеть фигуру девушки на фоне прекрасных лесных пейзажей: зеленой сочной травы, густых крон деревьев, кустов с ягодами и жестких папоротников, прикрывающих выход с лесной полянки, на которой они сидели. Затем он снова вернулся и мыслями, и глазами к Эвридике. Казалось, пауза была секундная, но этого хватило, чтобы темноволосая девушка подняла бровь. Орфей встрепенулся. — Я.. Ну.. Всё прослушал, — признался он честно, совсем не пытаясь слукавить, и виновато потупился. Она вздохнула. — Я говорила о том, что ты очень понравился Персефоне, — неожиданно мягко проговорила Эвридика, замечая, как на этих словах зарделся парень. Она мысленно усмехнулась его невинности и уточнила, — Ей очень понравилось, как ты поешь, Орфей, — девушке очень нравилось выделять его имя, так сладко оно звучало на её губах, так чудно согревало её изнутри.. — И я думаю, что тебе стоит почаще петь для неё на вечерах. За деньги. Словно облитый ледяной водой, парень резко проснулся. Слова возлюбленной привели его в такой шок, что даже сердце его забилось, а округленные глаза забегали. И как она могла такое сказать? — Зачем? — испуганно только и выдавил из себя он, пребывая все еще в самом сильном заблуждении. Эвридике такая реакция была непонятна, и она постаралась как можно быстрее придумать доступное юноше объяснение. Но как, кроме прямого пути, сказать ему, что им понадобятся деньги зимой? — Милый.. Нам нужны будут деньги, нам нужна будет еда, когда холода придут, — точно зная, как чудовищно ощущается голод, она не хотела, чтобы эти ощущения приходили снова. А лето в это время уходит слишком неожиданно, и мороз всегда застает людей врасплох. Хотелось, очень хотелось быть готовыми к этой зиме. С талантом её любовника это было очень даже возможно. Однако она забыла, наверное, что паренёк не был таким же практичным и имел свой, особенный взгляд на этот мир. — Но я не смогу петь за деньги, — тихо, будто поскуливая, проговорил Орфей, — Я пою о любви, о любви к тебе, и это нельзя продавать... Отказ был принят, но Эвридика все-таки подумала сначала, что втайне от любимого может взять немного денег у Персефоны за его пение. Однако в утиль эта мысль отправилась сразу же, стоило перед мысленным взором девушки предстать заплаканному лицу парня. Такая ложь разбила бы его доверчивое сердце. Никакие деньги этого не стоят. Растрогавшись собственным мыслям, она потянулась к нему, чтобы обнять. Орфей тут же, будто готовившись к этому всю свою жизнь, обнял её в ответ, и завалился на спину, оказавшись на мягкой прохладной траве. Эвридика лежала сверху, немного напряженная и скованная страхом раздавить паренька. Но ему, кажется, было все равно, и он был только счастлив лежать так. В конце концов, умереть так, под ней, было бы лучшим для него вариантом. Но сейчас Орфей вдыхал запах волос своей возлюбленной, нежно придерживал её руками за талию и едва ли не плакал от такого счастья. Слова даже об игре за деньги где-то затерялись. Важно было только происходящее сейчас, и сейчас двое были умиротворены. Их согревало солнце, пробивающееся через кроны гигантских деревьев, защищали от внешнего мира старые валуны и морщинистые стволы, и никто, вероятно, не знал о том, что они здесь. И никто их не искал. Они были здесь, в этой прохладе лесной тени, одни. И вдруг Эвридика неаккуратно слезла с Орфея и, отряхнув свои черные штаны, встала. Парень присел на месте и потерянно посмотрел на нее, но она только улыбнулась. — Я думаю, нам не помешало бы немного перекусить. Орфей попытался встать за ней, но, пошатнувшись и запутавшись в ногах, плюхнулся обратно на землю. Эвридика громко засмеялась, прикрывая по старой привычке рот рукой, а другую протягивая виновато улыбающемуся парню. Он нежно перехватил её ручку и, спросив разрешения, поцеловал, а затем, со второй попытки, встал сам и прихватил чехол с гитарой. В прекрасном, расслабленном настроении двое выбрались со своей уютной полянки в немного более мрачный лес. Девушка шла впереди, уверенно вышагивая и постоянно смотря по сторонам. По этой тропинке она ходила уже далеко не в первый раз, и точно знала, где находились деревья с плодами, а где кусты со съедобными ягодами. Добираясь до каждого куста и дерева, она собирала с них все, что могла собрать, и ссыпала в вытянутый подол своей кофточки. Орфей же плелся позади, и Эвридика, услышав звуки музыки, не растрогалась, а напротив, даже немного обиделась, поняв, что он и не думал собирать с ней еду. Такое происходило время от времени, и девушкой было решено просто отучить парня от этого замечаниями. Не хотелось отдельно об этом говорить или затевать ссору, но бороться с этим стоило. В конце концов, Орфей тоже ел, и был обязан помочь своей девушке в том, чтобы обеспечить их едой! Повернувшись к нему, Эвридика строго окинула его взглядом. — Орфей, пожалуйста, убери гитару, — сделала она замечание, — и помоги мне что-нибудь собрать, хорошо? Застыженный поэт тотчас сложил свой инструмент, убрал гитару за спину и поспешил догнать девушку. Ему правда было стыдно и немного тревожно от интонации, с которой Эвридика к нему обратилась, и он решил отыскать что-нибудь интересное. Однако еду он все еще не собирал, а срывал небольшие лесные цветы, и совсем скоро оторвался от любимой, завернув на цветочную поляну. Через сорок шагов Эвридика остановилась около большого дерева, увидев на ветках повыше красивые красные плоды. Они стали целью, манящей девчонку так сильно... Отделяло от сладких плодов её только расстояние. Как же хорошо, что ей помочь может.. — Орфей? — она наконец заметила его отсутствие, — Э-эй, Орфей! Ты тут? — Эвридика звала его еще несколько раз, и отозвался парень далеко не сразу, появившись из-за огромного папоротника, будто из ниоткуда. Он держал в руках веночек из разных цветов, сплетенный наскоро, и, возможно, не очень крепкий. Гордо заулыбавшись, Орфей подошел ближе, и Эвридика растаяла. Она так сильно любила этого дуралея, что прощала ему абсолютно все, и особенно когда он совершал такие маленькие очаровательные поступки. Венок, надетый на неё, смотрелся чудесно на её темных волосах, и юноша заулыбался еще шире, глядя на девушку. Теперь она выглядела как настоящая лесная нимфа. — Т-ты очень красивая, — прошептал он, убирая выбившуюся прядь её волос за ухо. Эвридика коротко его поцеловала, встав на носочки и лишь дотронувшись своими губами до его губ. Орфей задержал дыхание. И правда, никто и никогда не видел его таким счастливым. Их такими счастливыми. Они были летним ветром, журчащей рекой и веселыми птицами. И не они даже сами, а любовь их была светлой. Особенной, по крайней мере. Так, в этот обычный день они собрали немного ягод, и до вечера просидели на цветочной полянке, пока Орфей писал свою песню. Эвридика всегда засыпала в такие моменты, но сегодня лишь с умилением смотрела на парня и поправляла свою цветочную корону. Казалось, оба мыслями были в тех местах, где ничего плохого не существовало и всё было пропитано лишь их любовью. Никаких скорых холодов, темных времен и трудностей. Только музыка, ягоды, прохладная мокрая трава и они. И они были одни во всем мире.