Хорошие врачи не носят белоснежные халаты

Когда идёт война, каждый день на твоих руках умирают десятки людей, а тяга к жизни уменьшается прямо пропорционально желанию умереть, меньше всего ожидаешь чего-то хорошего. И Йосано, совсем ещё ребёнок, но взрослая не по годам, теперь мечется ещё больше из-за страха потери - глупая, умудрилась влюбиться. Сейчас не то время, повторяет она себе, когда удаётся немного поспать. Сквозь сон в санчасти, на одной из кушеток, она чувствует, как сухие руки укрывают её простынью. Мори в это время старается ходить как можно тише, не щёлкает зажигалкой - уходит покурить на улицу, и только слабый шелест бумаги мешает тишине наполнить комнату. Огай будит её молча, положив руку на плечо. И этот жест такой по-отечески заботливый, что аж тошно становится. Иногда хочется выпалить всю подноготную, как есть, но это кажется девушке эгоистичным. И она лишь тихо отзывается «доброе утро». А потом снова работа-работа-работа, трупы, оторванные миной конечности, шрамы и очень много крови, которая не смывается с рук и оседает под ногтями. После того, как в один день Акико латает солдата, младше её на года два, она долго смотрит в окно и не может забыть его слёз. Он просил о быстрой смерти и в последний раз увидеть мать. Он так не хотел умирать. А на следующий день его затоптали на поле боя. Как нечестно. Девочка плачет, отстирывая от халата кровь, сидя на коленях, и кусает изнутри щёки, потому что не может подавить всхлипы. Вода в тазе становится грязной, красно-чёрной, и ткань пропитывается этим цветом. Никакие средства теперь не сделают его белым, он так и останется жёлтым, с выцветшими пятнами крови. И сама Йосано никогда не оправится от войны, если она закончится. Её руки всегда будут казаться красными и ужасно пахнуть кислотой и гнилью. Она стирает пальцы, трёт так тщательно, что отслаивается кожа и временами ногти задевают и царапают ладони. А от слёз ничего не видно. Всё сгущается в один грязный туман. На плечо ложится ладонь, и девушка дёргается - вода плещет из таза на дощатый пол, противно мочит колени. Мори смотрит на неё обеспокоенно и хмуро, садится рядом на корточки и забирает её руки из воды. Мельком их оглядывает и сжимает, сильнее положенного. И это кажется так... - Нечестно, - слёзы сменяются агрессией. Акико вырывает ладони и отворачивается. - Почему вы так себя ведёте? Немного погодя, мужчина спрашивает: - Как? - Как с ребёнком. Мне не нужно, чтобы меня жалели или не воспринимали всерьёз. Она снова закусывает щёки - боится сказать лишнего. Не сейчас. Не то время. Только не в такой ситуации, посреди войны, сидя на полу, грязной от крови. - Я отношусь к тебе как к равному. Ты ничем не хуже взрослых мужчин, которых мы хороним. - В этом и проблема! - она трясёт головой. - В ваших глазах я не отличаюсь от них. Я самая обыкновенная. - А что ты от меня хочешь, Йосано? Огай и сам понимает. Четвёртый десяток пошёл уже, не маленький. И чутьё подсказывает, что правильней было бы перевести тему, упрекнуть в легкомысленности или даже накричать, но подопечная смотрит на него такими глазами, что внутри что-то ломается. - Я боюсь... что вы... что я потеряю вас, - по щекам катятся слёзы. Истерзанные возрастом руки нежно проводят по спине и тянут на себя, зажимая в объятиях. Акико продолжает плакать, откровенно рыдать в чужое плечо. Мори как в тумане смотрит в стену, прямо напротив себя, и в конце-концов утыкается носом в волосы девочки, целует её в макушку и не отпускает ещё долго. - Когда всё закончится - я познакомлю тебя с моей дочерью. Ей не помешала бы материнская забота.