Бегущий за солнцем

Напряжение, которое зрело на протяжении года, достигает пика и, прежде чем взорваться, мир на мгновение замирает в безмолвии. Ночи темны, единственный свет, который несла в себе Джинни, затухает — она оставила меня, с весенних каникул так и не вернувшись. Упрекнуть её мне было не в чем — пусть останется цела, даже если это значит держаться от Хогвартса подальше. Мне хватило сил не утонуть во мраке. Опора под ногами на удивление оказалась тверда; сумеречный мир встретил меня непривычно прохладной пустотой. Тело больше не было стягивало ощущением сковывающего льда, не было холода, который погружал бы в полубред, мешая сосредоточиться чём-то, кроме боли — теперь холод нес в себе трезвость. Цвет, который когда-то завораживал переливами в пылающих душах моих юных друзей, более казался не нужен: пусть ночи темны, но зрение обострилось, тысячи оттенков серого дали более чем полную картину мира. Дерзость небес и ветра, лесов, озёр утихла, своим злорадством, видимо, они подавились. Я почувствовал себя свободнее, но всё по-прежнему пустым. Пустота разрасталась, она убаюкивала и всё вокруг мутнело, становясь вязким, как кисель. Пустота оказалась по-своему уютна. Поттер ворвался в разморенный сонливостью сумеречный мир всполохом зелёных искр нетерпения. За ним в след врывается и Джинни. Видеть их обоих я одновременно и рад, и не рад — я зол, ибо как смеют они вновь тревожить мою едва успокоившуюся душу? Но я вовремя ловлю себя на мысли, что подобная обидчивость уж слишком инфантильна для существа, подобного мне. Я выше. Вспышка ярости гаснет, задушенная гордостью и странным приливом счастья от осознания того, что… Да, я выше. Я удержусь, вскрыть старые раны этим двоим глупцам, которые и своего-то предательства не осознают, отныне не позволю, зависеть более от них я не намерен. Но и бежать от этой связи, поджав хвост, не стану. Связь сделаю обоюдной. Ни единого проявления слабости, лишь трезвый рассудок отныне должен вести меня; я окрепну, нужно только время, и тогда встану с ними на равных, заставляя обоих вспомнить и признать меня. Озарённый новой целью, я был готов действовать в тот же миг. Сладостный миг оборвался непониманием. Нечто, покрытое вуалью гниющего смрада, будто влезло под кожу. Пульсация чёрного сгустка пламени отчётлива до резонанса в собственной груди, чужое нетерпение жжётся сквозь километры из тени Запретного Леса. Он мерзок без сомнений, но отчего-то так притягателен. Пустота в душе, которую мои маленькие друзья прикрыли полупрозрачной вуалью заботы, вспыхнула. Эмоций, разросшихся в пожар, невозможно было удержать. В то мгновение на каком-то интуитивном уровне я понял, что значит быть целым, быть собой. Этот человек… нечеловек… он то, что я искал всё это время. В нём, я чувствую, было сокрыто моё прошлое, разгадка тайны настоящего, ответы о будущем. Нужно как-то выйти с ним на контакт, сначала всё предварительно разведав, разумеется. К моей неописуемой досаде, выяснить о нём я не успел ничего, потому что… Хогвартс наводнили отбросы. Теперь уж действительно наводнили — поток тёмных тварей двигался стремительно и беспощадно. На линии их атак находились многие безмозглые глупцы, в том числе и они, оба. Взять и отринуть, развернуться, бросить всё и уйти я не мог. Не когда эту рыжую глупую девку вот-вот убьёт одна из вспышек сверкающих до рези в глазах проклятий. Я злился, что пережитое с ними имело надо мною власть, что не могу действовать в своих интересах, что их благополучие на данный момент важнее ответов на мои вопросы. Но я дал себе слово, что каждый ответ, каждое потерянное воспоминание я выдеру у Судьбы из загребущих её лап. Мальчишка, что вечно носился в фотоаппаратом, Криви, погиб ещё в начале. Жаль, Джинни расстроится. Поттер с Лавгуд незаметно отошли от сражений в сторону, разыскивая в пылу битвы некий артефакт. Невилл и Джинни стояли спина к спине, они едва-едва удерживались натиск противника. До тех пор, пока Пожиратели не развели их в стороны и чуть было не разбили каждого по отдельности. Подоспевшая Лавгуд переменила ситуацию, и всё же стоя в шаге от победы в том поединке, Джинни чуть не угробилась, не заметив пущенного в спину заклятия, находящегося на последнем издыхании врага. Его заметил только я. — Чёрт! — времени на раздумья не было, попытка оттолкнуть одна, и в неё я вложил всего себя. Была ли Джинни любимицей удачи или я способствовал этому нелепому везению, но она, напоровшись на камень, оступилась; магический луч прошёл чуть левее плеча, врезался в стену впереди, расползаясь по ней чёрной тонкой лоснящейся паутиной, а после выцветая и опадая хлопьями пепла. — Браво, — от того, насколько непоправимое прошло близко, руки пробила нервная дрожь. — А своих учила ты немного другому. Джиневра резко обернулась и уставилась на меня взглядом полным изумления. Огненный цветок, пылающий в солнечном сплетении, искрами разжёг всю её душу. Качнув головой, она прикрыла глаза, втянула полной грудью пыльный воздух, (и как не закашлялась) сурово поджала губы; её лоб прорезала недовольная складка. Невилл обеспокоенно потряс её за плечо. В следующий раз, когда она подняла на меня взгляд, Джинни выглядела собранной, холодной и почти равнодушной. Смех просто распирает. — Дыхание смерти помогает прозреть и взглянуть на многие вещи под иным углом, не так ли? Дождался. Наконец. Вместо ответа подлый удар. Поганые божественные силы подгадали хорошее время — грудь пробивает ледяной кол. Удар, и снова. Это продолжается снова, и снова. Ледяная вода морозит кости. Мир вокруг завращался обрывками: вот тёмные воды смыкаются над моей макушкой, вот огромный всполох Адского пламени и снова чернота. Вот Джинни, быстрым шагом отдаляющаяся ото всех, она сползает по стене и рыдания её душат; я сам от боли едва себя осознаю. Моя рука и прикосновение к её макушке в попытке забрать её боль себе — для битв нужно беречь силы, а мне-то уж хуже вряд ли станет. Взъерошенные рыжие волосы под тяжестью руки приглаживаются. Вот Поттер, потерянный и опустошённый, куда-то бредёт среди ветвистых деревьев. Он явно не в своём уме, говорит сам с собой, беззвучно плачет, просит быть с ним до самого конца очередного воображаемого друга (возможно, даже меня?). Он сломлен, я растерян — всё навалилось разом, всё так быстро… А после Поттер смотрит прямо на меня. Я вижу узнавание в его глазах, я вижу осознание. Смертельно усталый, он ухмыляется и шепчет: — Ну да. Конечно. Как без этого. Не так я представлял нашу встречу. Несправедливо, я даже не могу ему ответить. Он явно намерен совершить какую-то глупость, а вокруг ни души, чтобы отговорить его. Предпринимаю эту попытку сам: — Назад, Поттер… По восприятию тут ударяет оглушающей волной, выдавить из себя хоть ещё одно слово не нахожу сил. Мир завращался каруселью, круговерть тянула за собой. Меня выкинуло куда-то, куда я сам не понял, заставив чужим восторгом и ликованием захлёбываться. Слышу раскатистое «Авада Кедавра», цветные пятна перед глазами вспыхивают до слепоты ярко, а после расползаются ломкими линиями трещин. Осколки со звоном осыпаются, обнажая голодную черноту.

***

Она перевернулась на бок, опустила ноги на холодный пол, осторожно приподнялась и села. За ветвями зеленеющей яблони, за холмами, раскинутыми вдаль, горизонт озарил желтовато-розовый оттенок рассвета. Шли сутки без сна, но сон по-прежнему не спешил снизойти, чтобы помочь хотя бы на час-другой забыться. Джинни тяжело вздохнула, покачиваясь, встала. Горячий чай обжёг пищевод, но бодрости не принёс ни капли, твёрже сделать шаг помогло сделать Укрепляющее зелье. Восстановление разбитого Битвой Хогвартса шло полным ходом, израненные горечью сердца нашли утешение в безвозмездной помощи. Джордж проводил здесь все дни напролет. Рон, Гермиона, Гарри тоже были здесь. Сама Джинни чувствовала, что больше нужна дома. Они разгребали очередной завал; Гарри, заметив её, уронил булыжник едва ли себе не на ногу. — Прошу прощения, но я вынуждена похитить Гарри Поттера на один важный, очень важный разговор, — Джинни попыталась вложить хотя бы в голос всю беззаботность, на которую была способна, потому что внешность призрака из кошмарного сна никакая развесёлая улыбка не спасла бы. Джинни выразительно взглянула на Гарри и кивнула в сторону. После Битвы они пересекались разве что взглядами в толпе; он её избегал. Джинни понимала, что как прежде не будет больше никогда, а для того, чтобы начать жизнь с нового листа, нужно время. Она готова была отойти в тень, дать Гарри время всё обдумать, нахально заявляться и тревожить его она бы не стала, если бы не одно «но». Всё переосмыслить нужно было и Джинни тоже, процесс выстраивания новой жизни невозможен без готовности расставить всё по местам в старой: ей было нужно вскрыть гноившуюся столько лет рану под именем «Том Риддл». Раз и навсегда. — Папа сказал, что его тело приберёт к рукам Отдел Тайн. Это правда? — сразу к делу, нечего ходить вокруг да около. — Правда. Он представляет собой важный материал для исследований. — Гарри принялся не спеша протирать очки краем пыльной футболки. — Не боишься, что в своих исследованиях они дотянут до следующего воскрешения? Некоторые из его последователей засядут на дно, будут лелеять в себе надежду, и когда-нибудь, спустя десятилетия проникнув в ряды Невыразимцев… — Дела Отдела Тайн касаются исключительно Отдела Тайн, подобная информация не станет достоянием общественности, — он водрузил очки на нос и вцепился в Джинни внимательным взглядом. — Министерство ни хуже нас понимает опасность ненужных… надежд. Что касается воскрешения, он мёртв. Всё, что осталось, осквернённый тёмной магией мешок костей и мяса. Пустая оболочка. Джинни устало привалилась плечом к стене. — Я хочу увидеть его лично. Я понимаю, что у тебя и без меня достаточно проблем, — Гарри собирался возразить, но Джинни жестом попросила не перебивать, — но его тень довлеет надо мной до сих пор. Это глупо, знаю, столько лет прошло, а я ощущаю его присутствие, краем глаза ловлю любое движение в тени. Я ненормальная? Джинни невесело засмеялась, но её смех оборвался, когда Гарри твёрдо ответил: «Нет». Смущённая его уверенностью, Джинни притихла. — Мы… — запинаясь, всё же продолжила она, — мы все видели, как ты победил его, и на какой-то миг мне показалось, что камень с моей души пал, но сейчас, — Джинни вцепилась в ткань просторной рубашки, оттягивая, будто бы она её душила, — камень всё ещё на месте. Я хочу предать прошлое забвению. Возможно, когда я взгляну на него, всмотрюсь внимательнее, то, наконец, прозрею и пойму, что тени прошлого больше не властны надо мной. Ей нужен был доступ в Отдел Тайн, кто как не Гарри Поттер может поспособствовать его получению? Кто, если не Гарри Поттер, способен понять её терзания насчёт их общего заклятого врага, в то время как любой другой просто отмахнётся от проблем какой-то никчёмной девчонки. Пауза затягивалась; где-то вдалеке раздался визг, ругательства и звонкий смех, в его направлении Гарри направил пустой расфокусированный взгляд. На мгновение Джинни подумалось, что она всё же странная, сумасшедшая, что вместо Отдела Тайн ей стоит посетить палату в Мунго, как раз напротив Локонса, чисто в профилактических целях. — Мне правда жаль, что я напомнила тебе о нём… наверное, не стоило, — Джинни прервала молчание и отступила на шаг, второй. В раздолбайском жесте, присущим близнецам, она почесала затылок, растянула в наигранной улыбке губы, и уже готовилась бросить на прощание что-то типа «Ну, бывай», как Гарри хмыкнул, а пелена с его глаз наконец спала. Он подался чуть вперёд и, дёрнув её за руку, потянул на себя, неуклюже похлопал по плечу. — Нет, я понимаю. Спасибо, что поделилась. Он определённо не та проблема, с которой можно справиться в одиночку. И Джинни совершенно глупо расплакалась.

***

В чертах Волан-де-Морта мало что осталось от Тома Риддла, разве что в очертаниях подбородка и скул угадывалось что-то общее. Вглядываясь в его лицо, Джинни не чувствовала ничего, кроме опустошённости, усталость была такой сильной, что ощущалась как дежавю времён Тайной комнаты, когда из неё почти вытянули всю душу. Первый друг за пределами родного дома. Мир, который ранее составляли родителя и братья, уютная и безопасная, такая родная Нора, с моментом поступления в Хогвартс разросся слишком уж стремительно, что её, маленькую девочку, чего скрывать — напугало. И как тут было устоять перед протянутой ладонью помощи очаровательного собеседника — в непонятном мире он дарил поддержку, и маленькая всеми забытая Джинни снова обретала уверенность и опору под ногами. Том Риддл стал её проводником в магический мир. И чуть было не завёл на тот свет. Дружба стирается, покрывается пылью, рассыпается прахом; друзья ссорятся, предают друг друга, становятся врагами — это не редкость. Так почему чернильной грязью в её кровь, сердце впиталось эта ядовитая «дружба»? Почему призраки былого преследуют её до сих пор? Какая-то часть Джинни была ему благодарна — подобный урок значительно повышает шансы на выживание в дальнейших передрягах, которые любит подкидывать Судьба. В какой-то степени она восхищалась Томом, ведь невообразимо, чтобы беспризорный мальчишка выжил в змеином логове и поднялся на вершину — а лучший студент столетия по мнению малолеток предел мечтаний, ведь это даже круче значка старосты! Тогда малышка Джинни на мгновение представила себя на Слизерине, и её передёрнуло: она бы не продержалась там и дня, оттого восхищение Томом, радость того, с каким талантливым человеком она разделила узы дружбы, воспылали ещё ярче. Разумеется, спустя некоторое время выяснилось, что лучший студент столетия не единственное его достижение. Тёмный Лорд, убийца, опаснейший из всех психов. Гнусный жалкий предатель. Но даже тогда восхищение, некогда бывшее чистым, детским, наивным, толкающим на то, чтобы быть лучше, быть достойной такого друга, переросло в чёрное и жгучее, пусть вперемешку с ненавистью и злобой, но по-прежнему восхищение его знаниями, выдержкой, силой воли. Которое с не меньшей силой толкало становиться искуснее, ведь кто знает, куда заведёт тебя жизнь — пути волшебников непостижимы. Вдруг когда-нибудь им предстояло бы встретиться вновь, на такой случай Джинни хотела быть достойной противницей своего врага. Она правда верила, что однажды они столкнутся снова, и тогда она обязана была бы победить. Но в Битве выступить против живого, пышущего магией Волан-де-Морта Джинни не хватило ни физических сил, ни моральных. Она снова проиграла ему. А он… да плевать он хотел на этот проигрыш, будто она была букашкой под ногами, которую растоптал и не заметил. Нет, это даже к счастью, что тогда он не обратил на неё внимания. И всё же… Как глупо. И вот опять они встретились, теперь она стоит перед его трупом, с навсегда упущенной возможностью… отомстить? Доказать себе, что над её судьбою он не властен? Глупо, невообразимо глупо. Всё, чем она является сейчас, она достигла благодаря ему. Точнее, вопреки — вопреки всем тем гнусностям, что он наговорил ей. О том, как она глупа, как слаба, о том, что подобным ей не суждено выбраться из тени по-настоящему великих и талантливых людей, что её судьба стать его тенью, но он так и быть великодушно о ней позаботится и не даст памяти о храброй Джинни Уизли кануть в Лету. Джинни устало прикрыла глаза. Тень Великого и Талантливого, надо же. — Он мог стать кем угодно, а стал этим. Гарри поправил очки, невозмутимо пожал плечами: — Таков уж его выбор. На обратном пути Джинни едва передвигала ноги, по большей части опираясь на шагающего рядом Гарри. В какой-то степени ей и в самом деле полегчало — все страхи притупились и рассеялись в пустоте. Джинни легла спать со спокойной душой и не проснулась ни на следующий день, ни на последующий. Так же как не проснулся и Гарри Поттер.