Ошибки

Он следит за списками, словно одержимый. Проверяет все сайты, читает комментарии, смотрит каждый выпуск новостей, хотя знает: информация недостоверная. Люди в интернете привирают, а СМИ скрывают настоящие цифры, чтобы не разводить еще большую панику — к сожалению, в его случае это бессмысленно. У него паника теперь состояние постоянное, омывающее каждую клетку вместе с кровью двадцать четыре часа в сутки. Бьющее в самое сердце при виде нового имени в списках убитых преступников. Он знает, что рано или поздно его собственное имя пополнит эти списки, если все не прекратится. Он ждет, следит и надеется, что боги милостивы и остановят самопровозглашенного мессию раньше, чем тот обратит внимание на бывшего заключенного. Он надеется, что Кира не Бог. Он уже вот как десять лет считал, что искупил свои грехи. Думал, что получил достаточное наказание за то, что когда-то по молодой дурости дебоширил и по такой же молодой бедности воровал. Он родился нищим, в неблагополучном районе и делал все те неправильные вещи, ибо не знал, как можно иначе. Теперь он знает. Теперь у него за плечами стоят десять лет, полные борьбы, любви, нравственности и веры. Он полагал, этого достаточно, полагал, что его семья, его работа, его нынешняя жизнь — это знак прощения. Он даже надеялся — что за глупость? — дожить до старости, посмотреть, как вырастут дети, увидеть внуков, провести еще лет тридцать минимум в компании жены, принести немного (сколько сможет) пользы обществу. Он свято верил, что самое темное время навсегда ушло в прошлое и отныне грозит лишь воспоминаниями, вызывающими стыд и раскаяние. Но нет, похоже, из-за того, кем он был рожден и где воспитан, он умрет — словно бы судьба подписала ему приговор в день, когда он появился на свет. Это несправедливо, как ему кажется, но в этом мире теперь справедливость определяет Кира. И Кире, очевидно, нет дела до обстоятельств. Страх — самый первобытный из всех — бьется у него склеротической жилкой на лбу, давит на череп, заставляя молиться и рыдать. Он пишет тысячу прощальных писем родным, желая хоть так быть с ними рядом — вопреки всему. Вечером возвращаясь домой, он, словно заведенный, первым делом обнимает жену, целует детей в щеки, звонит постаревшим родителям и повторяет, что любит их, а днем крепко жмет руки друзьям и коллегам. Он извиняется перед всеми за боль и обиды, которые причинил — просто на всякий случай. Он делает это каждый чертов день без устали. Он знает, что ему не убежать от кары, но он и не собирается пробовать. Он просто пытается успеть сказать любимым все, что не говорил раньше. Ночами он обращается к богам, роняя слезы на пол. Молится — молится — молится, запивая водой страх и горе. Верит — потому что ничего больше не остается. Читает новые имена, понимая, что это — обратный отсчет до его смерти. Жаждет, чтобы до нуля так и не дошло. Хочет жить (Или хотя бы умереть, держа ладонь жены в своей). Но Кира дотошен, неумолим и не пойман. Он умирает в пятницу, не дойдя до дома три метра.