***
Это было лето 1886 года, когда в спальню, где читала Мэг, вбежала служанка и сообщила новость, от которой та вскочила и побежала к зеркалу. Её стройные ноги остановились у туалетного столика, и девушка принялась быстро собирать свои волосы, пытаясь задеть их шпильками, которые вываливались из её дрожащих пальцев. Длинные каштановые волосы не хотели слушаться и в конце концов, обессиленная, Мэг зовёт на помощь ту самую служанку. Через полчаса, одетая и кое-как причёсанная, она выходит из комнаты по направлению к столовой, где уже завтракают её отец, мать, приехавшая тётушка и братец Карл. Семейство Фишеров, готовое разделать запечённую в соусе индейку уже подняли вилки, чтобы приняться за одно из любимейших занятий, когда всем до единого пришлось повернуть головы на вошедшую Мэг. — Доброе утро, милочка! — отзывается миссис Фишер, увидев дочь. — Присаживайся, ты как раз вовремя. Старая кухарка заботливо усаживает её на стул, имея загадочный вид, и позже девушка отмечает что этот самый вид присутствует у всех. Она слишком спешит, чтобы тратить время на еду, и потому разглядывает родителей, не зная, как спросить то, что тревожит её уже долгое время. В конце концов она всё же протыкает ножку индейки, ещё недавно громко клокочущей и кладёт её к себе на тарелку. Однако она никак не может поднести жалкий кусок ко рту и уже хочет заговорить, но её прерывает голос отца: — Дорогая, мы видим, что ты в хорошем настроении, не так ли? — говорит он, растягивая губы в улыбке, и жена шутливо толкает его локтем в бок. Мэг тоже невольно улыбается, и её душа наполняется непонятным трепетом, который, безусловно, замечают все вокруг. — Ведь ты понимаешь почему мы уже несколько недель делаем тебе разного вида намёки… о твоём будущем? — вкрадчиво спрашивает мать, а тётушка переводит на Мэг ласковый взгляд. — Ах, мама! — чуть ли не задыхаясь, шепчет девушка, бросив нож и вилку. — Да, да, я всё понимаю! Я давно поняла… — Думаю, тогда тебе стоит хорошо поесть и… — Мистер Келли приехал? Он в саду? — спрашивает Мэг, в миг вскочив из-за стола и направившись к двери, ведущей на задний двор. Все, кажется, в замешательстве. — Да, милая, он в саду. Однако зачем тебе… — Ах, мама! Спасибо! Спасибо! — говорит та и выбегает, забывая о манерах и приличиях. И об индейке. Она не слышит, как её зовут родители, путается в платье, стремительно открывает дверь и выходит на крыльцо, и глаза ей слепит июньское солнце. Её грудь порывисто вздымается, и взору предстаёт сад и каменная дорожка, ведущая к нему, по которой не раз ступала её нога. Она вдыхает полной грудью — так, как ещё никогда не вдыхала, хлопает себя по красным щекам и начинает свой путь через высокие цветы и кустарники, нежно отодвигая пальчатые люпины и колючие розы, которые она когда-то сажала с мамой. Скоро перед ней, обрамлённая клематисами, вырисовывается плетёная беседка и фигура статного мистера Келли — молодого человека тридцати лет, повёрнутого к ней спиной и рассматривающего рыб в пруду. Он не сразу замечает её — пускай! Она, едва соображающая, что происходит, рассматривает его спину и затылок, полюбившиеся ей много времени назад. Услышав звук её шагов, он оборачивается и улыбается ей столь нежно, что она едва не спотыкается о ступеньки, ведущие наверх, в беседку. — Вы не выспались, мисс Фишер? — шутливо спрашивает он, и она наконец предстаёт перед ним, растрёпанная, с измявшимся платьем, но полная счастьем до того, что у неё подкашиваются ноги. Она не сводит с него влюблённых глаз и сдерживает себя чтобы не броситься ему на шею. — Когда ты… вы приехали? — спрашивает она, не зная, с чего начать. Мэг не чувствует себя смущённой как подобает барышне в её ситуации, вовсе нет! Как можно смущаться человека которого любишь? — Несколько часов назад. Я ждал пока вы проснётесь чтобы поговорить с вами. И она видит, как он опускает взгляд к своим ногам, довольный. В ней всё трепещет, всё просится наружу чтобы вылиться в потоке чувств и обрушиться на голову мистера Келли. Когда она впервые увидела его? Этого Мэг не знала. Его образ, казалось, был перед нею всю жизнь — с самого детства она была знакома с ним, а в юности поняла, что влюблена глубоко и необратимо. Когда он показывал ей свои рисунки, когда воодушевлённо говорил о странах, в которых побывал или хотел побывать, она внимала каждое слово, наполнявшее её душу теми ощущениями, испытать которые доводится далеко не каждому из нас. Его голос поднимал в ней нечто такое, что распространялось на всё её существо, вынуждало удерживать взгляд на его лице и теле. И сейчас, в её шестнадцать лет, совершается то, что изменит их жизни навсегда. — Я не знаю, ей-богу, как сообщить вам… — раздаётся его мягкий голос, вызывая дрожь в её жалком теле. — Вы ведь знаете, что всю жизнь я не находил счастья, и только вы показали мне истинную его суть. Такую как вы я никогда не встречал. Когда я делился с вами вещами, которые занимают моё сердце вы всегда поддерживали меня, мисс Фишер, и я благодарен за всё что вы внесли в мою жизнь. — И я! — прошептала она, затаив дыхание и приблизившись к нему. — Я так благодарна вам за всё! Я так… — Я рад что нашёл в лице вас столь верного друга, мисс Фишер, — сказал он, обнажив ровные зубы в искренней улыбке. — И я надеюсь, что вы поддержите меня в решении, которое я принял, — и он взял её руку в свою. — Я уезжаю во Францию — мне предложили работу в издательстве! Вы можете себе представить? Они откликнулись на моё письмо! Через несколько часов у меня поезд, и я заехал чтобы прощаться с вами, дорогая Мэг! Уголки её губ, застывшие в улыбке, не сразу опустились. Она, казалось бы, не совсем поняла какие слова прозвучали только что. Келли смотрел на неё блестящими от восторга глазами, а её сердце, пропустившее удар, бросилось вниз и разбилось где-то в ногах. — Что с вами? Вы не рады? — спросил осторожно он, заглядывая в её лицо, но она стремительно опустила его. — Что вы! — выдавив из себя улыбку, которая получилась неискренней и дрожащей, вымолвила та. — Я, право, просто не совсем ожидала этого известия. — Клянусь, я не забуду вас и приеду, как только выдастся возможность! С вашей матушкой и отцом я уже простился, мисс Фишер, так что я пойду отсюда, не заходя в дом. Она окинула взглядом сад, в миг сделавшийся ей ненавистным, а затем посмотрела в любимое ею лицо, которое (она чувствовала!) видит в последний раз. Что она могла сказать ему, чтобы не обидеть? Быть может, ей стоило поведать о своей любви к нему, о надеждах, которые разбились в эту минуту? Нет-нет! Ведь тогда она сделает его несчастным, отнимет его мечту. — Храни вас Бог, мистер Келли, — произносит она, отнимая свои руки и нежно смотря в его глаза. Позже она видит, как его фигура, скрывающаяся в цветах, покидает её, а она вынуждена сдерживать свои рыдания до тех пор пока не уверится, что он не сможет их слышать и возвращается в дом, где её встречает счастливая мать. Миссис Фишер, увидев дочь в слезах, бросается к ней. — Дорогая, что случилось? Тебя так раздосадовал отъезд мистера Келли? Не стоит унывать в этот прекрасный день! — говорит та, гладя дочь по щеке. — Это всё мелочи жизни, ты ведь понимаешь. Лицо Мэг, полное ужаса, заставляет женщину замолчать. — Что вы такое говорите, мама? Как может быть прекрасен этот день? Я люблю его и больше никогда не увижу, а вы словно смеётесь надо мной! — восклицает девушка, и её подбородок начинает дрожать. — КАК! Мистера Келли? Одумайся! Что ты такое говоришь! Он до ничтожности беден, дитя моё! Это всё баловство. Ты ещё не умеешь любить. — Умею, мама! Я люблю его лицо, которое вы всегда называли некрасивым! Люблю его рисунки и стихи, которые вы никогда не понимали! Люблю его смех и голос, и его руки… — Прекрати сейчас же эти непристойности! — одёргивает её мать, хотя рыдания дочери кинжалом проходят по её сердцу. — Сегодня должен приехать мистер Грэм просить твоей руки, а ты в таком виде! Бросай эти глупости сейчас же, прошу тебя! Я уверена он понравится тебе куда больше чем этот бедняк Келли, душенька. Твой отец говорил с ним… ах! Ну что же это? Вот и они. Послышались шаги. Появились две фигуры, одна из которых, звавшаяся Питом Грэмом, переваливалась с ноги на ногу. Вес этого человека не позволял ему ступать свободно и вместо этого он, словно мешок, тащил сам себя и имел торжествующий вид.Часть 1
1 августа 2020 г. в 10:57
— Миссис Грэм, за что вы убили своего мужа?
Маленькая серая комната с единственным окном во двор. Женщина лет тридцати поднимает уставшие карие глаза, которые запечатлелись в памяти следователя Джерада Барлоу на всю оставшуюся жизнь. В них не было алчности и пустоты, присущих убийцам — нет, нет! Наоборот, нечто тёплое удалось ему разглядеть в них, некий огонь жизни виднелся ему в выражении бледного лица вдовы, которая несколько дней назад убила своего мужа, Пита Грэма, ударом вазой по голове, а затем самолично сдалась полиции. Её блуза с «голубиной грудью», запятнанная следами крови выдавала произошедшее, а порванная шляпка моды прошедшего столетия лежала на столе рядом.
— Неужто вы забыли о любви, которую питали к нему всю жизнь? — спросил Джерард, поднимая свои светлые брови вверх.
— Почему вы так уверены, мистер Барлоу, что я когда-нибудь любила его? — внезапно оживившись, спросила она. — То, что мы были муж и жена совершенно ничего не значит. Когда-то моя мать сказала мне нечто похожее на эти слова, и вот сейчас я говорю их вам.
— Я вас не понимаю. Зачем же выходили замуж за человека, которого не любили?
— Ах, если бы вы знали! — со злобой воскликнула она, вспыхнув и подняв полный ненависти взгляд. — Если бы вы знали чего мне стоили эти пятнадцать лет, проведённые рядом с ним! Вы бы сжалились надо мной и над всеми несчастными женщинами, которых выдали замуж мамы и тётушки!.. вы бы не смели такое спросить, мистер Барлоу.
— Чем он заслужил вашу ненависть?
— Он? — изумлённо переспросила та. — Он, пожалуй, ничем.
Простодушие, с которым были сказаны эти слова, произвели на следователя неподдельный эффект. Женщина принялась гладить поля шляпы.
— Если… если я расскажу вам всё, мистер Барлоу, вы клянётесь, что выслушаете меня до конца? — подняв глаза, вымолвила та. — Ибо вы будете первым и последним человеком, который услышит это. Вы клянётесь?
— Клянусь, — поёрзав на стуле, ответил Джерард, внимательно следивший за лицом своей подопечной.
— Хорошо, — заключает та, удовлетворённая обещанием. — Я вам верю, потому что вижу, что вы хороший человек, мистер Барлоу.
— Я благодарен.
— Итак, это было лето 1886 года…