Горят воспоминания

Март 2016 года

Таблетки уже давно были найдены, но Катя не могла решиться. Шагнуть в пропасть. Молча смотрела на белоснежные шайбочки в руке, гипнотизируя. Они манили её. Убеждали, что всё правильно. Так, как надо. По-другому она не сможет. Глупая. Слабая. Недо-невеста в разорванном платье. Следы карминовой помады на рукавах краснее, чем собственная кровь. Такие недостойны счастья. Катя сжала горсть таблеток в кулаке. Поднесла к лицу, выискивая глазами бутылку виски.

"_karadzhic'_ вышел в прямой эфир"

Забытый телефон среагировал глупым уведомлением. Как же невовремя. Или? Она не знала, зачем открыла его. Зачем зашла на его страницу и открыла ту чёртову иконку. Пальцы будто жили своей жизнью, не подчиняясь ей. Катрина. Так всегда называл её брат. Вкупе с мягким балканским акцентом звучало завораживающе. Катя усмехнулась, наблюдая за Павлом через социальную сеть. Надо же, хоть что-то неизменно. Пресловутый клуб с надоевшими басами и туманной пеленой танцпола. Лихорадочно блестящие серые глаза и рука, по-хозяйски расположившаяся на груди очередной однодневки. – Вано, неси ещё вискаря! Именинник сегодня угощает! – даже голос звучал также. От давно забытого ощущения защипало глаза. Догадка поразила яркой молнией. Номер Катя набрала быстрее, чем смогла передумать. – Павлик? – тихо, почти неразличимо на фоне оглушительных битов. – Привет. На том конце пораженно замолчали. Он, кажется, не поверил услышанному. Сердце тревожно сжалось. Не узнал? – Катрина? – музыка стала тише, и Паша что-то прошипел надоедливой девице. – Не верю своим ушам. – Решила тебя поздравить, – она робко улыбнулась, представив родное лицо, но серб заставил её споткнуться. – Во время собственной свадьбы? – горло сдавило спазмом подступивших рыданий, но Семёнова не произнесла ни звука. – Или у вас в Москве совсем скучные торжества? – Да, как-то не слишком весело вышло, – блондинка понизила голос, чтобы ненароком себя не выдать. – Тебя не хватало. Серб молчал ещё несколько минут. Переваривал услышанное. Искал подвох. Они не были слишком близки, но Паша искренне любил её. Её и тётю, двух самых родных людей. Музыка стихла вовсе. – Ты в норме? - весёлый голос звучал неожиданно напряжённо. Он чувствовал её. Оба это понимали. – Катья? Она улыбнулась, не в силах сдержаться. Короткий всхлип. – Павлик, я... Я хотела сказать, что люблю тебя. Несмотря ни на что. Ещё один, потом второй. Вдох, чтобы собраться. Не нужно было звонить, портить праздник своими проблемами. Паша не заслуживал этого после того, что вынес. Сам Караджич имел другое мнение. – Катрина, какого черта? – чем больше эмоций, тем сильнее акцент. – Или ты рассказываешь, или я прямо сейчас еду к тебе. Она усмехнулась. Милый Павлик и его трогательные ультиматумы. – Ты в Белграде, – не самый близкий путь. – Исус*, – недовольства ещё больше. – Лечу к тебе. Первым рейсом. Она слишком много натворила, чтобы заслужить подобное. Паша творил не меньше, но оба всегда могли рассчитывать на друг друга. – Не думаю, что стоит, – Катя разбита, уничтожена самой собой и всеми. Не лучшее время для встреч. Молчание. Непозволительно долгое. Пара едва различимых фраз на сербском и короткий выдох в трубку телефона. – Самолёт приземлится через пять часов. Будь добра, подними прекрасную задницу и встреть любимого брата, – и таблетки оказались не нужны, пока в жизни оставался тот, который плевал на её демонов вместе со своими.

Ноябрь 2017 года

– Ты дурак или прикидываешься?! – платиновый ураган никогда не смотрелся лучше, чем в её исполнении. Шторм. С росчерками карминово-красных молний. – Здравствуй, Катрина, – сербская вариация обычно жутко раздражала сестрёнку. Нахмурилась. Окинула внимательным взглядом. Тебе бы в следователи, милая, куда там молекулярной кухне. В медовых глазах появилась обеспокоенность. Сестрице не требовалось читать нотаций, она понимала его без слов. С полувзгляда. – Я хочу понять, что творится в твоей голове, Паш, – тёплые ладони на щеках, трепетный взгляд снизу. Сейчас и в далёком детстве, когда сербскому мальчику чудились взрывы в громовых раскатах. Стоило отпустить прошлую войну, начав другую. – Расскажи мне, зачем? – Зачем что? Руки, скользнув вниз, аккуратно сжали крепкие плечи. Улыбка печальная, ностальгическая. Совсем взрослый, но такой глупый. – Зачем в то время, когда чудесная девушка дожидается тебя в ЗАГСе, садиться за руль и мнить себя бессмертным? – голос едва надломился, но оба не заметили. Сделали вид. В приемном покое, на удивление, тихо этим вечером. От того упрямые мысли кажутся ещё громче. – Ты мог погибнуть! Сто восемьдесят по городу, Паш! Плечо ещё ныло после аварии, и эмоциональный всплеск сестры заставил поморщиться. Странно. Павел и не думал, что болеть может сильнее. Куда уж. – А есть разница? – это было тихо, на сербском. Не хотел, чтобы слышала сестра. Он даже не ждал, что та приедет. В последнее время они с Катей редко общались. У неё муж и дочь. У него - руины счастья, им же порушенного. Паша с удовольствием бы сломал нос любому, кто посмел бы обидеть сестру, но девушка больше не нуждалась в его защите. – Есть, – по-прежнему тихо, по-прежнему на сербском. Катя улыбалась, но в глазах закипали слёзы. – Для меня и для мамы, Паш. Выдержать её взгляд дольше он не смог. Опустил голову, качая растрепанными кудрями. Как же он подвёл. Их всех подвёл. – Розовые очки, – звучало глухо, но Катя понимала каждое слово. Рассеянно гладила светлые кудри, давая брату возможность выдохнуть. Сбросить то, что так душило. – Она сняла их, а без этого меня нельзя полюбить. Он, наконец, поднял глаза, и Катя охнула. Столько боли было в упрямых серых. Этот дурак, и в правду, был убеждён. Как же она упустила тот момент, когда однодневная феерия стала чужда её балагуру-братцу. – Эй, – поймав обречённый взгляд, Крылова прижала парня к себе, баюкая. – Ты ведь знаешь, что это не так. За этот прекрасный сербский бутон девчонки ещё будут драться. Павел тихо усмехнулся в ответ, не поднимая головы. Так спокойно. Забытое чувство в объятиях сестры. – Мы чуть с ума не сошли, когда полицейские рассказали подробности, – призналась Катя. Размеренное дыхание брата успокаивало и её. Так правильно. Она чувствовала это. – Всего три сантиметра до проклятого столба. Обещай, что этого не повторится. Мужская ладонь накрыла её руки. Взгляды встретились снова, читая несказанное. – Обещай, что не скажешь тёте Эле. – Обещаю, – в унисон. Катя поднялась, увлекая серба следом. Ещё дольше оставаться не было сил. Уходить нужно было прямо сейчас. – Знаешь, думаю, нам с Денисом не помешает развеяться в эти выходные, – закинула ему руку на плечо, обнимая. Теперь точно никуда не денется. – К тому же, за Машу волноваться не надо. У неё есть прекрасный дядя, который абсолютно свободен. Чистый смех осел в воздухе крупными хлопьями. Интригантка. Манипулятор. Его сестра совмещала много невероятных качеств. И любил он её за каждое без исключения. – Заметь, этой девушке не нужны розовые очки, чтобы пищать от восторга при встрече, – совсем не больно, сердце бьётся в том же ритме. Катя улыбается также ярко. А Павел представляет, как поцелует каждый крохотный пальчик своей принцессы. Самой любимой на свете.