Ядовитыми соцветиями

— Тебе неприятна моя забота? — Да.

© 68 глава

      Лериана Макмиллан — исключительная. Удивительным образом совмещающая в себе элегантность аристократки и дерзость самой что ни на есть бунтарки, пришедшей из чужого мира.       Она — невеста.       Невеста, которая под колкими взглядами дворян кружится с ним в танце, доверчиво обнимая за шею. Которая заботливо гладит его по щеке, смотря в глаза нежно, искусно уничтожая непробиваемую броню изо льда. Которая говорит об искренней любви, используя в одной фразе слова "драгоценный" и "возлюбленный".       И всё это — напоказ. Фикция.       Ноа Волстео Виннайт глупо упускает тот момент, когда факт существования их контракта начинает выводить его из себя, порождая желание сжечь дотла каждую бумагу.       Каштановые локоны блестящим атласом скользят меж его пальцами, слух щекочет её звонкий, заразительный смех. Лериана слегка склоняет голову, рассматривая его иссиня-чёрные волосы, улыбается и мягко стряхивает с них листья.       Он ловит её руку. Трепетно обхватывает пальцами запястье и прижимает к своей щеке. Сквозь ткань перчаток пробивается покалывание, схожее с электрическим разрядом. Весна вскруживает голову, вытесняет любую здравую мысль навроде "Это контракт" и обволакивает шлейфом тепла и умопомрачительного аромата рано цветущих бутонов в саду.       В янтарных глазах, некогда насмешливых, пугающих своим холодом, отражаются преданность, не присущая этому человеку покорность.       Лериана отдёргивает руку, бросив мимолётное "Не нужно". Это не её мир, не её тело и не её возлюбленный. А эта фраза, полоснувшая по сердцу, становится обратной точкой отсчёта.       Среди ночи Ноа заходится кашлем. Белая азалия дерёт горло, распускается красивым соцветием с каплями крови на лепестках и слетает с покусанных губ. Ворвавшийся в его покои Адам молчит, замерев в дверном проёме.       Он видит герцога, задыхающегося, сжимающего в руках испачканные кровью цветы. И всё понимает.       — Только... не говори... ей.       Адам слушается. И молчит.       До последнего.       Сиатрич буквально молит брата обратиться к лучшим лекарям Чеймерс, но каждая попытка достучаться разбивается о резкий отказ. Его терпение достигает апогея, когда Ноа едва не падает с коня, сгибаемый напополам очередным приступом.       Побелевшие костяшки зияют кровоточащими ранами, отчаянные удары под аккомпанемент охрипшего голоса кажутся единственным способом образумить. Но младший брат упрямо терпит — лежит на траве, распластавшись подобно бездыханной материи, смотрит затуманенным взглядом на короля и всем своим видом даёт понять, что убить было бы куда проще.       У Ноа рассечённая бровь, мерзкий взгляд, жаждущий любви, и тусклая улыбка, сквозь которую продираются кремовые лилии с кровавыми разводами-узорами.       У Сиатрича — тревога и пожирающая изнутри ненависть к ней.       Летнее солнце заботливо прогревает всё, чего касаются яркие лучи. Золотистый свет обволакивает мягким, едва осязаемым туманом, но невольно обходит стороной того, чья душа уже давно расколота надвое — одна крошится на мельчайшие осколки льда, другая сгорает в нещадном пламени чужого безразличия.       — Лериана, — почти неслышно шепчет Ноа, вдыхая аромат её волос, — останься рядом со мной.       Его объятия кажутся непривычными даже ему самому. Трепетные, бережные, таящие в себе доселе чуждую ласку.       Она его не слушает. Отвергает непрошеную любовь, выпутывается из кольца его рук, берёт очередную книгу, надеясь на то, что это ключ к её свободе. И молча уходит в свои покои, ни разу не оглядываясь.       У Ноа Виннайта грудная клетка буквально горит — острые шипы царапают лёгкие. У Ноа Виннайта сбившееся дыхание и красные лепестки, слетающие с бледных губ.       У Лерианы Макмиллан одно желание — выжить.       А у Ноа Виннайта — впервые за всю жизнь — любовь, которая никому не нужна.       Хийка без лишних слов даёт свое благословение, но предупреждает, что это лишь продлит отведённое время, а не излечит. По взгляду Ноа он понимает, что его объяснения — пустая трата времени.       Улыбка у герцога вымученная, жалкая. Тусклый янтарь его глаз провоцирует холод, пронизывающий кожу вплоть до самых костей.       И Хийке от этого почему-то совсем невесело.       Когда осенняя прохлада оседает на землю пожелтевшими листьями, грудная клетка Ноа являет собой цветущий сад, в любой момент готовый проломить кости, только бы выбраться на волю. Он отвергает даже помощь Его Преосвященства. От помощи этой, в общем, нет толку уже несколько недель.       Ноа Виннайт понимает, что продержался так долго лишь благодаря ей. Лериана отвергла его, не дала и шанса, но всё это время была рядом. Косвенно принадлежала лишь ему и без раздумий отвергала ухаживания других мужчин. На задворках разума трепыхается тлеющая здравая мысль — это не его заслуга. Лериана попросту слишком занята многочисленными попытками вернуться обратно. Ради себя. Ради тех, кого любила в том мире.       Не ради него. Не ради того, кто осознанно позволил себя использовать, стремительно превращаясь в тень, жалкое подобие человека, когда-то известного своими невозмутимостью и способностью добиться поставленных целей.       Лериана видит смятые лепестки, быстро вздымающуюся грудь, точно при удушье, и взгляд звериных глаз, полный отчаяния и медленно уничтожающей изнутри привязанности.       И всё, что она может ему ответить:       — Прости.       "Прости", которое делает только хуже.       В памяти всплывает равнодушный взгляд зелёных глаз с едва заметными очерками вины. Он слышит отстраненность любимого голоса, звучание которого одновременно обволакивает мягким шёлком и убивает медленнее самого сильного яда.       Ноа стоит перед ней на коленях, впивается пальцами в грудь так, словно сию же секунду готов в агонии сломать рёбра, лишь бы добраться до медленно убивающих его соцветий и выдрать их под самый корень.       По щекам Лерианы неумолимо бегут слёзы, когда к её ногам пёстрым дождём падают цветки лаванды и вереска, стелется красно-фиолетовым ковром безответная любовь. Осознание того, что она ещё с первой их встречи стала тем самым риском, о котором он говорил, разливается по венам отравляющей смесью страха и вины.       Единственная женщина, что имеет такую власть над ним. Единственная женщина, чьё имя высечено на руинах его самообладания. Лериана Макмиллан отчаянно сжимает дрожащую холодную руку, которой Ноа упирается в пол, и понятия не имеет, что ей делать.       И когда Ноа, набравшись сил, поднимает на неё взгляд побитого хищника и не видит в её глазах ни малейшего намёка на ту нежность, которая буквально разрывает его на части при виде этой девушки, он впервые за всё время готов смеяться и рвать на себе волосы от осознания до боли очевидного.       Герцог Виннайт — истинный сын своего отца.