***
— Меня прислал Рампо. Это убийство? — Прислал? А где он сам? — А… ну, в общем, он поручил это расследование моим заботам. — Так и сказал? — Ага… — Эх… ну, тогда тут ничем не поможешь. Было 8:15 утра; примерно час назад в вооруженное детективное агенство поступил звонок. Полиция просила Рампо о помощи в расследовании, но так уж вышло, что Танизаки оказался ближе всех к месту происшествия. Ацуши отправили ему на помощь, сунув в руки папку с материалами по делу. Детали им объясняли уже на месте: жертва — мужчина около сорока лет, в четыре часа утра его сбил грузовик и он погиб на месте. Лицо пострадавшего было сильно повреждено, так что личность установить не смогли и сейчас пробивали в базе по отпечаткам пальцев. — ДТП, да? — Накаджима внимательно изучал содержимое папки и старался не смотреть на накрытое брезентом тело убитого. — Есть еще одна гипотеза, — Танизаки указал на лежащие неподалеку улики. — Возможно это было убийство. — С чего ты взял? — Не я. В общем, смотри сюда. Видишь? Пистолет, сделанный на заказ без серийного номера. Такие раньше были в ходу у мафии. Кроме того, жители близлежащих районов говорят, что видели человека, который кого-то разыскивал. — Хочешь сказать, он мог быть киллером? — Вполне возможно. Искал свою жертву, но в итоге сам оказался сбит грузовиком. А может быть, его смерть подстроили под несчастный случай. Водитель, правда, уверяет, что он сам выбежал на дорогу. — А это что? — Ацуши указал на небольшой обрывок газеты, лежащий рядом с пистолетом. Бумага была заляпана пятнами крови, а поверх ровных печатных букв чьим-то кривым почерком — вероятно, убитого — было написано «НАЙТИ!». — А, это… Он был зажат у него в руке. Самая важная часть этой страницы повреждена, — Танизаки вздохнул. — Возможно, она бы прояснила ситуацию. Может, продолжение валяется где-то неподалеку? — Тогда его бы уже нашли. Слушай, перед моим уходом Рампо-сан сказал, что если мы окажемся в тупике, нам стоит наведаться в цветочный магазин… — Накаджима задумался. — Интересно, почему именно цветочный? Причем здесь вообще это? — Ты у меня спрашиваешь? Я никогда не мог постичь секреты его сверхдедукции, — Танизаки, отвлекшись от разговора, перекинулся парой слов с подошедшим к нему коллегой, и вернулся уже со какой-то бумажкой в руках. — Личность жертвы пробили по отпечаткам. Вот, взгляни. Ацуши слегка наклонился, чтобы рассмотреть фотографию получше… и тут же, изменившись в лице, шарахнулся в сторону, нечаянно сбив двоих офицеров полиции с ног. — Ацуши, ты чего? — встревожился Танизаки. Тот не ответил. Его глаза полыхали ужасом вперемешку с дикой ненавистью, а сам он инстинктивно пытался заслониться трясущимися руками от невидимой угрозы, совершенно не обращая внимания на удивленные взгляды со стороны. «Почему? Почему именно директор приюта?» — Зачем ты здесь? — заорал Ацуши, сжав руками голову. — Зачем?! Неподалеку от места происшествия нашелся второй кусочек газетной страницы. На ней — начало статьи про героя, спасшего Йокогаму от разрушений во время Трехсторонней войны. Его фотография была обведена в неровный черный кружок.***
«Я мало знал о директоре детского дома. Знал лишь то, что он был королем этой маленькой страны». Воспоминания Ацуши о днях, проведенных в приюте, нельзя было назвать приятными. Вернее было сказать, что он ненавидел этот период своей жизни. Он не помнил, как именно он туда попал. Ему говорили, что родители отказались от него, выбросив в мешке из-под мусора на улицу, и что у него более никого нет. Откровенно говоря, так оно и было. Директор, воспитатели, другие дети — его никто не любил. Все относились к нему как к никчемному брошенному ребенку, отщепенцу, козлу отпущения, за счет которого можно было заработать очки и получить дополнительный паек. Никому не нужна была правда в этом приюте. Ей здесь руководил один человек — директор приюта. Именно он решал, кого поощрить за донос, кому назначить наказание, кого запереть в комнате и лишить еды. В глазах Ацуши он был монстром, и Ацуши его боялся. И искренне ненавидел, ибо директор для него был тем человеком, которого стоило ненавидеть. — Ты в порядке, Ацуши? Сам не свой с тех пор, как увидел его фотографию… Накаджима вынырнул из своих невеселых воспоминаний и увидел стаканчик с кофе, заботливо протянутый Танизаки. — Спасибо… — тихо поблагодарил он коллегу. — Прости, просто я все еще немного… не в себе. — На том втором клочке газеты… — Его напарник сел рядом с ним на скамейку. — Я ведь правильно понял? Тот, кого искал этот человек… — Им был я, — подтвердил Ацуши. — Ты точно в порядке? — поинтересовался Танизаки, с опаской разглядывая подозрительную улыбку на его лице. — Если ты расстроен, можешь пойти отдохнуть… — Расстроен? — Ацуши истерично рассмеялся. — Да я счастлив, как никогда! Этот тиран — причина моих ночных кошмаров — наконец исчез из моей жизни! Я буду считать этот день своим вторым днем рождения. Парень покачал головой: он явно ему не верил. — И тебе даже не интересно, зачем он тебя искал? — Если честно, мне наплевать. Должно быть, он хотел затащить меня обратно в этот ад, именуемый детским домом. И пистолет прихватил, чтобы угрожать мне. Танизаки вздохнул. — Тем не менее, работа есть работа. Нам все еще нужно выяснить, почему он умер там в четыре часа утра. — Быть может, у него была назначена встреча, — наугад ляпнул Ацуши, безразлично пожав плечами. — Встреча? Тут? В такое-то время? Поблизости только океан, а побережье принадлежит портовой мафии. Кто вообще сюда сунется? С кем у него могла быть встреча? — С самой портовой мафией. — Думаешь, он был связан с криминальным миром? Хотя, пистолет… Знаешь, что? Давай у Дазай-сана спросим. Танизаки встал, и Накаджиме тоже пришлось подняться. В одном он был прав: работа есть работа.***
Последние несколько часов паршивые воспоминания буквально пожирали Ацуши изнутри. Жизнь в детском доме была для него одним большим кошмаром, который оставил множество шрамов, телесных и душевных. Голодовки, суровое воспитание, безжалостность работников приюта… Директор занимал в этом кошмаре особое место. Своими словами и действиями он внушал ему, что от него, Ацуши, давным-давно никто ничего не ждет, что он никчемный мусор, который сам не может понять, кто он есть на самом деле. Его загнали в угол. Заставили бояться. Потому что его никто никогда не любил в этом приюте. «Ты ненавидишь меня?» Ненавижу… Еще как ненавижу! — Твое лицо больше смахивает на гнилые бобы, тигр. От знакомого голоса Ацуши очнулся, как от пощечины. Да, информатор должен был прийти сюда — так сказал Дазай. Но кто же знал, что вместо него тут окажется… — Акутагава?! Убийца портовой мафии усмехнулся. В руках у него была папка, которой он непринужденно помахивал перед лицом. — Почему ты здесь? Или стой… ты и есть информатор? — Передай Дазаю, что это дорожно-транспортное происшествие, — растягивая слова, отозвался Акутагава. — А? Рюноске раздраженно откашлялся, прикрыв рот манжетом своего плаща. — Человек из одной маленькой криминальной группировки согласился встретиться с этим мужчиной. Жертва хотела продать свой пистолет. Этот торговец видел, что произошел несчастный случай. — Продать пистолет? — окончательно опешил Ацуши. — Зачем? — Он хотел купить что-то на вырученные деньги. — Купить? Что купить? Акутагава раздраженно цыкнул и прищурил глаза. — Глупый тигр хочет получить ответы на все свои глупые вопросы… Подумай сам. С этими словами он развернулся и направился в переулки. — Погоди, ты так и уйдешь? И ничего более? Тот отмахнулся. — Твое лицо раздражает. Даже если я убью тебя сейчас, это будет не победа. Ты бы в зеркале себя видел. Кроме того, — он остановился, — твой учитель — человек на фотографии. Так же, как моим учителем является Дазай. Сегодня день смерти твоего наставника, так что я пощажу тебя. Вы шутите, да? Даже когда Акутагава ушел, Ацуши еще долго стоял посреди переулка, пытаясь осмыслить сказанные им слова.***
— Ты словно с цепи сорвался. С чего вдруг ты так сильно заинтересовался его прошлым? Накаджима не ответил. Та информация, которую он узнал за последние полчаса, до сих пор будоражила его, а слова Акутагавы никак не хотели вылезать из головы. — Эй, Ацуши, с тобой точно все в порядке? — забеспокоился Танизаки. «Поверить не могу, — рассеянно думал его напарник, игнорируя вопрос, — что этот злой человек прошел через такое…» Согласно информации, которую ему предоставили, директор тоже вырос в детском доме. Только ему было гораздо тяжелее, чем Ацуши. То был период войны, и всего было в дефиците: еды, одежды, медикаментов. Над детьми в приюте издевались как могли, ведь они были лишними ртами, живущими за счет государства. Проще было извести их и обставить все так, будто бы они сами загнулись от тяжелой жизни. Дети голодали. Дети болели и гибли. Их участи вряд ли можно было позавидовать. После выпуска из детского дома директор и еще пятеро его товарищей долгое время работали на криминальный мир. Но жизнь постепенно ломала каждого, и из всех них он один остался в живых. Ацуши тяжело было представить такую жизнь. Будь он на месте директора, точно бы сошел с ума или же покончил с собой. «Ты должен научиться переносить любые страдания». Если посмотреть на все то, что директор делал для него, можно было подумать, будто он пытался закалить его, научить справляться с трудностями в реальной жизни. Но почему только его одного? Почему из всего приюта только Ацуши был удостоен такой чести? Директор не раз повторял, что он не любил его, тем самым заставляя его ненавидеть еще больше. Неужели даже это было частью его задумки? «Ты ненавидишь меня? Хорошо. Ненавидь меня. В твоих глазах я — тот злой и беспощадный человек, который мучает слабых и беспомощных. А снаружи тебя будут ждать более жестокие демоны, чем я… Знаешь, почему ты заперт здесь?» Потому что я могу превратиться в тигра и кому-нибудь навредить… От этой мысли Ацуши бросило в холодный пот. Неужели все это время директор приюта знал правду? Неужели он знал, что Ацуши способен превращаться в тигра? В его памяти всплыли слова, которые директор сказал ему однажды: «Когда-нибудь ты выйдешь во внешний мир, и когда настанет этот момент, ты должен будешь ненавидеть меня лютой ненавистью. Ненавидеть меня, а не себя!» — Ацуши! Накаджима дернулся, как от пощечины. Танизаки возвышался над ним, сжимая в руке телефон. — Ч…чего? — Я получил информацию от сотрудника приюта. Нам теперь известна причина, по которой директор приехал в Йокогаму. — Мне не особо интересно, говорил же… — отмахнулся тигр, но вышло неубедительно. — Он прибыл сюда после того, как прочитал статью. В ней говорилось о недавней битве с Гильдией. Министерство по делам одаренных не смогло удержать все в секрете, так что кое-какая информация просочилась наружу. Возможно, директор узнал о твоем участии в войне и хотел похвалить… — Лжец! — заорал Ацуши, вскакивая с места. — Это ложь! Он не мог! Этот человек… Накаджима выхватил папку с делом и в сердцах швырнул оземь. После чего перешагнул через кипу разлетевшихся бумаг и быстрым шагом направился прочь. — Погоди, Ацуши! Эй! Блин, это нормально — так его отпускать? — Танизаки обеспокоенно почесал макушку. — Все нормально, — Из-за угла вышел Дазай, который все это время наблюдал за происходящим. — Он должен пройти через это сам. Иначе все будет напрасно.***
Ацуши сам не знал, почему ноги принесли его на кладбище. Он смутно помнил, как стоял вдали от похоронной процессии, где собрались работники приюта, дети и всякие не знакомые ему лица. Священник размеренно читал молитву над гробом, и его голос в нависшей тишине казался оглушительно громким. Этот человек считал приют, в котором работал, своим домом, а этих обездоленных детей — своими детьми… Слова священника до сих пор звучали в его голове, разжигая внутри странное, противоречивое чувство. Уже больше часа Ацуши сидел на скамье около порта и бессмысленно глядел, как мимо проходят люди, дети, собаки… Последние десять минут он наблюдал, как мужчина играл со своим сыном в догонялки. На душе было непривычно пусто. — Ты грустишь, глядя на этих отца с сыном? — спросили у него над ухом. — Дазай-сан… — Накаджима, сразу признавший владельца голоса, обернулся. — Нет… Я ничего не чувствую. Для меня они словно жители другой планеты. Дазай усмехнулся каким-то своим мыслям и присел рядом с ним. — Вы помните нашу первую встречу? — почему-то спросил Ацуши. — В тот день, когда вы с Куникидой-сан искали тигра… — М? Конечно, помню. — Когда выяснилось, что я и был тигром, я подумал, что именно по этой причине директор выставил меня из приюта. Однако… если он все время знал, что я тигр, почему же не выгнал раньше? Почему он скрывал это ото всех? — М… — снова промычал Дазай. — Кто знает. Однако, думаю, ему нелегко было скрывать это от тебя. Ты уже знаешь, что он планировал тебе купить? — Да. Он уже даже заказал их… — Ацуши как-то невнятно вздохнул. — Тебе Рампо сказал? — Еще утром. Я сначала не понял, к чему была эта наводка про цветочный магазин. А оказалось, директор планировал купить букет прямо перед встречей со мной. — И для этого он собирался продать свой пистолет, — подтвердил Дазай. — Когда он был на пути к месту, где была назначена сделка, его сбил грузовик. — Я знаю… я все это знаю! — Накаджима едва не перешел на крик. — Но я не могу так просто его простить, понимаете? Я не могу простить этого человека, вне зависимости от того, какими были его реальные намерения! — Ацуши, — мягко перебил его Дазай, — не обязательно его прощать. Это правда: то, как он обращался с тобой, непростительно, и не важно, чем он руководствовался. Но ты должен понять одну вещь. Директор, пережив трагедию в своей жизни, считал, что он выжил только благодаря гневу к неоправданно жестокой и жалкой жизни. Ацуши ничего не ответил, только закусил губу. — Подумай сам, что было бы, если бы он не обучал тебя и не привил волю к жизни? — продолжил Осаму, — Что было бы, если бы ты узнал, что ты — человек-тигр? Думаю, в тот памятный день мы бы не встретились. Ты бы покончил с собой, стоя у реки. И тигра мы бы так и не нашли. Как и нового сотрудника нашего агенства, и хорошего друга. Да, ты был в аду. Но согласись, именно этот ад взрастил в тебе волю к жизни. Так я думаю. «Тот, кто не может спасти ни единого человека, не заслуживает права на жизнь», — вспомнил Накаджима слова директора. И на душе стало совсем паршиво. — Скажите, Дазай-сан… — наконец, разлепил он губы. — Человек, которого я ненавидел долгие годы, умер. Как я должен себя вести? Какое… выражение лица мне стоит сделать? Дазай удивленно приподнял бровь. Потом рассмеялся, хлопнул себя по коленке и встал. — Ответ на этот вопрос тебе нужно найти самому. Я скажу только общеизвестный факт. Когда у кого-то умирает отец, он обязательно плачет.***
Букет лилий стоял на тумбочке, и легкий цветочный запах витал в каждом уголке скромной квартирки Накаджимы. Сам хозяин дома лежал на футоне, подтянув к себе колени и рассеяно глядя в потолок. Любой, кто узнал бы о его прошлом, проникся бы к нему сочувствием. Расскажи он кому-нибудь истории о том, как над ним издевались в детском доме — запросто смог бы надавить на жалость. Если бы кто-нибудь поинтересовался у него, что стряслось и почему он словно в воду опущенный, ответ бы повлек за собой неизбежные соболезнования. С того самого момента, как Ацуши попал в приют, он привык жалеть себя. Он жалел себя всякий раз, когда оставался взаперти. Он жалел себя в тот момент, когда оказался вышвырнут за ворота приюта. Он зациклился на своих проблемах, на своем несчастье и своей боли настолько, что даже Акутагаву это взбесило. А теперь он заставил всех в округе переживать за него и выслушивать его бесславные истерики. И от осознания этого становилось только хуже. Ацуши тоскливо вздохнул и перевернулся на другой бок. Теперь он глядел на цветы и пытался представить, что было бы, если бы они с директором сегодня встретились. Как бы он повел себя, увидев причину своих кошмаров наяву? Как поступил бы: убежал — или же набросился с кулаками? Или может, его бы парализовало страхом? Он действительно был не готов его простить. Но вместе с этим хотел задать ему тонну вопросов. Впервые за долгое время ему действительно хотелось увидеться с ним — просто ради того, чтобы узнать правду, услышать ее из первых уст. С этими мыслями он погрузился в беспокойную дрему…***
Ацуши отчетливо понимал, что все происходящее вокруг — всего лишь сон. Он бежал по улицам Йокогамы в агенство, едва не сбивая прохожих и извиняясь на ходу. Солнце медленно садилось за горизонт, на стенах, в окнах домов, оживленных дорогах играли золотистые солнечные блики, погружая город в теплую вечернюю дымку. Ацуши, не замечая этого великолепия, бежал изо всех сил, но пока сам не понимал, зачем. Он лишь испытывал странное волнение вперемешку со страхом. Что-то случилось. В его странном сне определенно что-то случилось. Волна смятения охватила его, когда он наконец добрался до двери с табличкой «Вооруженное детективное агентство». Тигр в нерешительности замер, не осмеливаясь войти внутрь. Ему стало страшно даже прикоснуться к ручке, чтобы ненароком не выдать себя. В следующую секунду дверь распахнулась, чуть не отправив насмерть перепуганного визитера в ближайшую стенку. — А, Ацуши. Пришел, наконец? — На пороге возникла фигура Куникиды. — Он все спрашивал, где ты. — Он? — просипел Накаджима. — Пострадавший. Директор твоего приюта. Да не стой ты столбом, проходи уже. Как неродной, честное слово! «Минуточку! — хотелось закричать Накаджиме. — Директор ведь погиб!» — После ДТП он был в тяжелом состоянии, но Йосано его вылечила, — словно ответил на невысказанный вопрос Куникида. — Он, как пришел в себя и узнал, что ты работаешь здесь, в агентстве, стал упрашивать нас позволить ему с тобой встретиться. — Вылечила? — окончательно опешил тигр. — Конечно, а ты что, сомневался? — Н-нет, я просто… — Проходи уже, чего застыл-то? — начал раздражаться идеалист и втолкнул его в дверной проем. — Он уже ждет тебя. Ацуши попытался возразить, но получилось вяло. Сопротивляться тоже не вышло, и через пару минут он уже стоял на пороге их частного госпиталя и с ужасом осознавал, что назад пути нет. Почему он вообще так торопился сюда? — В самом конце у окна. — Его подтолкнули в спину. — Но… — Иди, кому говорят! — отрезали в ответ, и дверь тут же закрылась. И Ацуши остался один на один со своим самым страшным кошмаром. «Они мне даже времени подумать не дали! — мысленно простонал Накаджима, с трудом заставляя себя сделать шаг. — Может, я вовсе не хочу разговаривать с ним прямо сейчас. Зуб даю, это все Дазай-сан. От идеи до реализации. Остается только гадать, почему Куникида-сан пошел на это». Директор ничуть не изменился с того момента, как Ацуши был выставлен за порог приюта, — так показалось ему на первый взгляд. Но когда мужчина, заслышав шаги, обернулся, тигр застыл, будто парализованный. Глаза, в которых он с детства привык видеть лишь презрение и холод, ныне выражали какие-то совершенно иные эмоции. Он не мог понять, какие именно: не то радость, не то гордость, не то сожаление, не то равнодушие. А может, все сразу. Сам он не понимал, злится ли ему, бояться ли, кричать или в страхе бежать. Он даже не мог представить себе, что сейчас творилось с его лицом. Директор молчал, и это молчание тяготило Ацуши еще больше. Он совершенно не знал, что сказать и стоит ли вообще что-то говорить. Сказанные в парке слова Дазая эхом бились в его голове: «Не обязательно его прощать. Но подумай сам, что было бы, если бы он не обучал тебя и не привил тебе волю к жизни? Думаю, в тот памятный день мы бы не встретились…» Все проклятия и ругательства комом застряли в горле, ноги не слушались, руки то сжимались в кулаки, то снова разжимались. Директор продолжал молчать, и Ацуши показалось, будто настороженность в его глазах сменилось облегчением и едва уловимой теплотой. — Я ненавидел вас… — тихо произнес Ацуши, первым нарушив тишину, и опустил взгляд. Гораздо проще было говорить, не глядя директору в лицо. — И тигра тоже ненавидел… Вы ведь знали, да? Вы знали, что я тигр и не контролирую свою способность. Директор не отвечал. — Каждый раз, когда я попадал в передрягу, я думал, что ничего хуже в моей жизни быть уже не может. — Ацуши сжал кулаки. — И каждый раз я вспоминал вас и ваши слова. Каждый раз я представлял, будто вы стоите за моей спиной, и от одной лишь мысли об этом во мне рождалось жгучее желание доказать, что я достоин жить, что я не сломаюсь. В такие моменты я цеплялся за жизнь зубами и когтями. И ненавидел вас еще больше. Чувствуя, как внутри рушится невидимая стена, он гораздо смелее продолжил: — Даже когда меня вышвырнули из приюта, как ненужную вещь, я продолжал бороться. Я жил назло вам и совершал отчаянные поступки — тоже назло. После всего, что вы со мной сделали, я пытался убедить себя в том, что достоин жить. Разве вам этого мало? Зачем вы здесь? Зачем искали встречи со мной? Чтобы в очередной раз напомнить, что я ничтожество, которое не имеет права на жизнь?! Последние слова он едва не выкрикнул. Его взгляд сделался жестче и упрямее, и он с вызовом взглянул в лицо своему кошмару, готовый разрушить его здесь и сейчас… и в изумлении застыл. Директор улыбался. Едва заметно, одними уголками губ — но улыбался. И вся злость, кипевшая внутри Ацуши и жаждущая вырваться наружу, неожиданно потухла, словно тлеющие угли, на которые щедро плеснули воды. — Ты смог спасти целый город, — наконец, сказал он, и от его тихого и до боли знакомого голоса Накаджима задрожал и едва не осел на пол. — Не этим ли ты доказал, что достоин жить в этом мире? «Доказал? Я?..» Земля будто ушла у него из-под ног, дышать стало тяжелее, в глазах странно защипало. «Все это сон, — в очередной раз вспомнил Ацуши. — Слишком хороший сон…» Ведь глубоко в душе он всегда мечтал услышать подобные слова.***
Когда Ацуши проснулся, по его щекам текли слезы. Он все так лежал на футоне в своей комнате. На столике неподалеку неизменно стоял букет лилий. Было темно: солнце практически село. Где-то за окном надрывно лаяла собака и невнятно ругался какой-то мужчина. Но Ацуши не слышал этого. В голове все еще звучали слова, сказанные директором. «Почему же я плачу?..» — в мыслях спрашивал себя Ацуши, продолжая тихо рыдать в подушку. Потому что когда у человека умирает отец, он обязательно плачет.