It's Okay (I Love You)

Когда она видит, как он идет по коридору прямо к ним, слезы чуть ли не текут из ее глаз, и она улыбается, чувствуя, как из-за долгого ожидания у нее перехватывает дыхание. Он был в порядке. Он живой, и он в порядке. Но затем пальцы Эхо сжимают ее локоть так крепко и требовательно, что Кларк этого не понимает. И наконец она видит нож в ее правой руке и пустоту в ее глазах, и теперь она не может дышать уже по другой причине. От паники ее грудь словно стягивает тугими канатами, и она не может ничего, кроме как стоять на том месте, замерев от ужаса и просто глядя, как он все приближается к ним со сверкающим кинжалом в ладони. Ей хочется верить, что в этом коридоре кто-то другой, кто-то, от кого он хочет их спасти. Но нет, здесь только они, три человека, которые любят его сильнее всего. Она слышит, как Миллер стреляет в ответ на шипение отодвигающейся в сторону металлической двери, и затем Эхо оттаскивает ее назад. Но она все еще просто смотрит и смотрит и смотрит. Даже когда другая металлическая дверь встает между ее группой и ним, она все еще смотрит через круглое стеклянное окно, надеясь увидеть какой–то знак, сигнал, что все это на самом деле не происходит. И затем он стучит в эту дверь, усмешка на его губах настолько жестокая, что ее пробирает до костей, и она понимает, что отрицать то, что она увидела, нет никакого смысла. – Беллами, – шепчет она. Эхо, которая все еще тащит ее дальше от двери, спотыкается. – Кларк, нам нужно идти, – настаивает она. – Это же Беллами, – говорит Кларк, пытаясь выстроить все в логическую цепочку, но все равно не понимая. Она не осознает, что плачет, до того момента, когда Эхо поворачивается и берет ее лицо в ладони, большими пальцами вытирая слезы с ее щек. – Это не наш Беллами, – отвечает Эхо, и Кларк видит боль и потерянность не в ее влажных глазах, а в том, как напряжены ее мышцы, как она сжимает зубы, по тому, как дрожат ее пальцы на ее лице. – Мы не можем оставить его здесь, – запинается Кларк, пытаясь вывернуться из рук Эхо, но та не отпускает, крепко держит ее за плечи и встряхивает ее. – Останемся – умрем, – отвечает она, и Кларк очень хочется, чтобы это было ложью. Но она знает, что это правда. Потому что пусть даже их больше, а Беллами один, они не вступят с ним в бой. Никто это не произносит, но все и так это понимают. – Нам нужно идти! – настоятельно произносит Миллер. Эхо переводит взгляд за спину Кларк, когда они слышат, как с писком нажимаются на панели клавиши с той стороны двери. Кларк уже не чувствует своих ног. Ее голова и сердце в полнейшем беспорядке, все ее тело лишилось всякого подобия ощущения устойчивости. Поэтому она позволяет Эхо и дальше потащить ее за собой, они бегут, Эхо поддерживает ее за талию, пока мимо них проносится один коридор за следующим. – Насколько она далеко? – зовет Эхо Миллера. – Уже должно быть близко, – отвечает он, вспоминая путь, который он запомнил по карте, нарисованной для них Октавией. Кларк думает, знает ли Октавия, что произошло с ее братом. Кларк думает, жива ли вообще Октавия. Кларк думает, убил ли ее Беллами. Но они до нее так и не добираются. Их перехватывают стражники, которых в разы больше. Эхо и Миллер сражаются, причем сражаются отчаянно. Но Кларк сдается легче, чем когда-либо до этого, с момента, как они опустились на Землю. Один из охранников толкает ее на пол. Щекой она прижимается к холодной белой плитке, желание бороться окончательно покидает ее, и еще одна слеза стекает вниз и капает на керамическую поверхность. Эхо удается отбиться от еще одного стражника, затем она прыгает на того, кто держит Кларк. На несколько мгновений она освобождается, этого достаточно, чтобы она могла вскочить на ноги. Как-то отдаленно она слышит, как Эхо кричит ей, чтобы она бежала. Но она помнит пустоту в глазах Беллами, жестокость его улыбки, и ее сознание остается пустым – она не встает с пола. Эхо падает, практически сразу после нее сдается и Миллер. Кларк задумывается, удалось ли Рейвен, Хоуп и Габриэлю выполнить их миссию. Или же их тоже поймали… Она думает, будет ли это их концом. Их отправляют в идеально белое, стерильное помещение, и помещают в стеклянную коробку-клетку. Эхо ни на мгновение не оставляет Кларк, она постоянно держит ладонь на ее локте или плече. Кларк ей за это благодарна. Это кажется ей единственным, что держит ее в реальности. Миллер расхаживает туда-сюда по небольшому пустому пространству в углу, и если бы Кларк взглянула на его лицо, то тоже увидела бы слезы на его щеках. Спустя полчаса четыре охранника входят в помещение следом за мужчиной, которого, как они знают, зовут Бардо. Эхо и Миллер мгновенно выпрямляются. Кларк же хочет, чтобы она хотя бы что-то могла сделать. – Дийоза предупредила меня о тех, кто придет за ней, – говорит этот мужчина, растягивая слова и вставая перед клеткой, – и когда мы схватили Беллами Блейка, она сказала, что это станет моей ошибкой. Вот и думаю теперь, знала ли она, о чем говорила. – Что ты с ним сделал? – рычит Миллер сквозь крепко сжатые зубы. – Вы уничтожили то, что было моим, – отвечает Бардо, и его лицо искажается злостью, глаза чуть ли не сверкают гневом, – и я уничтожил то, что было вашим. Хватка Эхо на ее руке усиливается, Миллер шумно втягивает воздух, а Кларк все еще не может сделать ничего, кроме как наблюдать, как Беллами входит в помещение и встает рядом с Бардо. Он смотрит на них совершенно бесстрастно, глаза принадлежат Беллами, но взгляд – незнакомцу. Кларк задумывается, видел ли то же самое Беллами, глядя на Кларк, но говоря с Джозефин Лайтборн. – Я слышал, что вы уже воссоединились, говорит Бардо, – с нашим Беллами, – радость в его глазах такая явная, что Миллер инстинктивно делает шаг вперед. Эхо одергивает его, хватая за руку. Из этой стеклянной тюрьмы они ничего не могут сделать. – Выпустите ее, – обращается Бардо к одной из стражников. Она подходит к стеклу и нажимает на невидимые кнопки, образующие узор, который Миллер и Эхо мгновенно запоминает. Затем она делает шаг назад, и Бардо предупреждает: – Сделаете любое движение – и пожалеете об этом. Женщина-стражник хватает Кларк за руку, Эхо все равно нападает, отталкивая охранника плечом. Она получает удар электрошокера по ребрам, и когда Миллер начинает двигаться, Кларк концентрирует всю энергию, что у нее еще осталось, и встает, качая головой. Ее выводят наружу и толкают к ногам Бардо. Клетка снова закрыта, и Миллер и Эхо стоят в ней, прижавшись к стеклу, барьеру, который их разделяет, и их руки дрожат от того, насколько сильно они хотят разбить стекло, которое разбить нельзя. Бардо достает пистолет из чехла, пристегнутого к его поясу, и протягивает его Беллами. – Сделай это, – коротко бросает он. Он идет к дальней стене комнаты, все еще в сопровождении своих четырех охранников, чтобы посмотреть на все издалека. Кларк смотрит прямо на дуло пистолета, который держит Беллами, указывая им прямо на нее. Эхо и Миллер кричат ему и на него одновременно. Кричат ему, чтобы он вспомнил, кто он, вспомнил, кто она. Но он их не слышит. Для Кларк все это лишь шум на фоне, она не отрывает глаз от мужчины, стоящего перед ней, и на нее накатывают эмоции, которые она даже уже не помнит. Она пытается увидеть за этим пустым взглядом того человека, который когда-то положил свою ладонь на ее и произнес «Вместе», который стоял рядом с ней в одну из самых невозможных ночей и говорил «Если я в этом списке, то и ты в нем, впиши свое имя, или это сделаю я», человека, который увидел ее за личностью Джозефин Лайтборн и пообещал ей «Я не позволю тебе умереть». Человека, который спасал ее раз за разом, иногда даже не зная, что спасает ее. Когда голова говорит сердце не биться, все кончено. Она медленно встает со своих колен, ни на мгновение не отрывая взгляд. Она встает и выпрямляется, шагает вперед настолько, чтобы между ее лбом и пистолетом осталось лишь несколько дюймов. И, когда Эхо и Миллер замолкают, она начинает говорить. – Все хорошо, – говорит она твердым голосом. – Все хорошо, Беллами. Если это ее судьба, то пусть все так и будет. Если так ей суждено умереть, пусть так и произойдет. – Все хорошо. Слезы выступают в ее глазах, она не успевает их скрыть и только шагает вперед. Она игнорирует мягкое предупреждение Эхо «Кларк!» и двигается до тех пор, как холодное дуло пистолета вжимается ей прямо в лоб. Беллами моргает. – Все хорошо, – шепотом повторяет она, и ее голос ломается, горячие слезы текут еще быстрее. – Все хорошо. Я прощаю тебя. – Она поднимает руку, медленно и осторожно, чтобы не вынудить его случайно нажать на курок. Пальцами она мягко сжимает обе его ладони, которыми он сжимает пистолет. – Когда все будет кончено… если тебе нужно прощение, я даю его тебе. Ты прощен, хорошо? Беллами снова моргает. – Чего ты ждешь? – бросает от стены Бардо, и Кларк четко слышит в его голосе нетерпение. Если Беллами этого не сделает, придется ему. – Все хорошо, – Кларк повторяет и делает еще шаг, она настолько близко, что может его коснуться, пистолет все еще прижимается к ее голове, но отклоняется назад, к нему, с тем, как между ними расстояние все сокращалось. Она убирает пальцы с его ладоней и тянется к его лицу. И Беллами моргает снова. Когда она касается его щеки, он морщится, и с этим она лишается последних крупиц самообладания. Она скользит пальцами по его идеально выбритой скуле, и она вспоминает Беллами до Праймфайи. Того, кто сам погладил ее по лицу («как и холодный пот»), того, кто прошептал «У меня для этого есть ты». Беллами перед ней качает головой и отводит взгляд, как будто пытаясь очистить мысли. Она уже более смело берет его лицо в руки. – Посмотри на меня, Беллами, – и он снова смотрит на нее. – Все хорошо. Это я, так что все хорошо. – Застрели ее! – Прорывается голос Бардо через напряженную и тяжелую тишину. – Застрели ее, или я это сделаю! – Все хорошо… я люблю тебя, – она выдыхает последние слова чуть ли не случайно, голосом настолько тихим, искаженным ее слезами, что она не уверена, что он вообще ее услышал. Она знает, что любит его, конечно же, она знает это. Она знала это долгие годы, десятилетия, века, и каждый момент этих лет, десятилетий, веков она боялась произнести эти слова вслух. Потому что каждого, кого она любила, она теряла. И она не могла позволить себе потерять еще и Беллами. Не Беллами, никогда, только не Беллами. Но это уже ничего не значило, потому что она ждала своей смерти, он уже пропал, и у нее для него осталось только эти последние слова. Единственное прощание, которое для нее что-то значило. Он моргает. И когда он открывает свои глаза, он резко выдыхает, и Кларк гадает, может ли она рисковать и надеяться. Ее пальцы на его лице едва заметно вздрагивают, пистолет, прижатый к ее лбу, чуть опускается вниз. Есть лишь секунда между прошлым и тем, что происходит сейчас. Один-единственный момент. Момент, в который Кларк все понимает. И затем Кларк ныряет вниз, пока Беллами разворачивается направо и стреляет – и пять человек с пулями в их головах падают на пол. Бардо в последнюю секунду скользит к двери, и пуля только задевает его плечо. Он скрывается, прежде чем следующая пуля успевает его настигнуть. Вокруг все еще тихо и спокойно. Беллами смотрит вниз, на пистолет в его руке, а затем медленно переводит взгляд на Кларк. – Беллами? – Кларк выдыхает и видит, как его глаза тускнеют от слез, и она обнимает его за шею и наслаждается ощущением его рук на своей спине, сжимающих ее так сильно, что она не уверена, что может нормально дышать. – Мне так жаль, – выдавливает он, теплым дыханием обдавая ее шею. Она лишь качает головой и отстраняется, чтобы еще раз провести руками по его лицу. – Это был не ты, – жестко, чуть ли не яростно произносит Кларк. Она позволяет себе еще лишь секунду смотреть в эти глаза, отвечающие ей таким знакомым взглядом, что в сердце становится тепло и больно одновременно, прежде чем повернуться к Миллеру и Эхо, которые облегченно улыбаются. – Давайте, надо отсюда выбраться и найти остальных. Они живы. Они должны быть живыми. Эхо и Миллер показывают Кларк код от клетки, она открывает дверь и сразу оказывается в объятьях их обоих, затем той же процедуре подвергается и Беллами. Они передают друг другу оружие мертвых охранников, и пока Миллер и Эхо проверяют патроны, Беллами хватает Кларк за руку. – Кларк… Спасибо, – говорит он, и она думает, что он сейчас чувствует то же самое, что и она, когда ее разум был освобожден от Джозефин. – Кажется, мы равны, – улыбается Кларк, выбрав из всех возможных ответов эти слова. Он коротко смеется, хотя в его глазах все еще виднеется потерянность. – Эй, – она снова привлекает его внимание, и он возвращает свой взгляд к ней. – Обещаю, мы пройдем через это. Вместе, – и Кларк гадает, мог ли он слышать все, что она говорила, знает ли он, что она произнесла, понял ли смысл ее слов и запомнил ли их. Но он стоит сейчас перед ней как их Беллами, ее Беллами, и она не уверена, что это вообще важно. Потому что в первый раз к ней вернулся кто-то, кого она любила. – Что дальше, Принцесса? – спрашивает он, когда Миллер открывает дверь, а Эхо выходит наружу, чтобы осмотреться в коридоре. – Дальше мы спасем наших людей.