beware the one who cries.

— Ланселот. Когда-то давно мое имя было Ланселот, — голос обессиленный, каждое слово будто выбивает весь кислород из легких. Думать получается плохо, но Ланселот превозмогая свои оставшиеся силы пытается не выключиться, цепляется за сознание. Руки, которыми он одновременно прижимает к себе мальчика и держит поводья, болезненно дрожат. Голова гудит, буквально раскалывается, вызывая тихие рваные вздохи, едва слышные стоны. Глаза закрывались слишком часто и открывались с трудом. Он не мог определить точно, насколько сильно пострадал в последней драке. Но отчетливо ощущал жгучую боль в рёбрах и левом виске. В том, что все тело было усыпано разной тяжести синяками сомнений не было. Мужчина окинул ещё одним пристальным взглядом своего маленького спутника. Персиваль дышит спокойно, тихо, бесстрастно смотрит на дорогу. Он устал, потерян, но хотя бы невредим, за исключением пары царапин. Сейчас Плачущий Монах впервые в жизни почувствовал себя нужным. Он необходим этому сироте, такому одинокому, познавшему так незаслуженно много боли и зла в столь юном возрасте. Ланселот инстинктивно чуть сильнее прижал мальчика к себе. — Нимуэ была там, — после долгой паузы произнёс мальчик, — я в этом уверен. Она ведь не успела бы уйти слишком далеко? — в голосе промелькнуло подобие надежды. Той самой, невинной, трепетной. Каким бы дерзким, бесстрашным не пытался выглядеть Персиваль, он все ещё маленький мальчик. И, возможно, эта детская искренняя надежда — единственная связь с его прежней жизнью. Ланселот сделал тяжелый вздох. Даже если эта ведьма смогла дойти живой до озера, а в том, что они пошли в этом направлении, Плачущий не сомневался, остаться живой в такой местности практически невозможно. И не важно, есть у тебя меч силы или нет. За это время могло произойти все что угодно. Шанс найти ее ничтожно мал, а о том, чтобы найти ее живой даже речи быть не может. Но стоит хотя бы попытаться. — Мы спустимся к реке, — согласно ответил Монах. Эти слова будто придали мальчику сил. Он несколько раз быстро кивнул. — А ты сможешь ее почувствовать? — Да, — последовал хриплый ответ. Дорога постепенно сворачивала в сторону леса, в который, скорее всего могла направиться Нимуэ. Монах немного дернул поводья, и лошадь ускорилась. Нужно было постараться завершить поиски как можно скорее, чтобы к ночи успеть найти безопасное место, развести костёр и хоть немного поспать. Ведь они и так ехали почти весь день. С первыми высокими деревьями на их пути желто-оранжевые лучи солнца постепенно переставали согревать. Воздух стал влажным и прохладным. Белка невольно поёжился и стал оглядываться. Не зная, где может быть Нимуэ, он уже уставшими глазами вглядывался в каждое дерево. Он ссутулился ещё больше, а маленькие пальцы крепко вцепились в свободную от больших рук Ланселота часть поводьев. — Я скажу тебе, если что-то изменится, — губы Монаха едва дрогнули. Он уже понял, что Персиваль не остановится, не сдастся, пока не найдёт свою подругу. Мальчик вздохнул и промычал что-то бессвязное в ответ, но хватку не ослабил. Они свернули с протоптанной дороги и направились напрямую к воде. Из-за опасений наткнуться на врагов, путникам пришлось выбрать более сложный, мало кому известный маршрут. Наконец-то до мужчины стали доноситься звуки реки, тихое мелодичное переливание, которое по мере приближения, превращалось в бурный поток воды, олицетворение стихии, мощи. Запах. Тот самый запах синего плаща в аббатстве. Она и вправду здесь. Мужчина лишь чуть сильнее прежнего дернул поводья, чтобы лошадь последовала в нужном направлении. Мальчик встрепенулся, он неловко попытался обернуться на монаха, чтобы увидеть хоть какие-то ответы на его лице. — Я ее чувствую, — Ланселот опередил мальчика. Они двинулись ближе к водопадам, в центр всего леса. Туда мало кто ходил, и дорога попросту отсутствовала. Мужчина практически физически ощущал нетерпение своего юного спутника. Ещё меньше часа назад Ланселот был уверен, что мальчик скоро уснёт, до того уставшим был его вид. Вероятно, одна только мысль о встрече со своей подругой придавала столько сил. В какой-то момент Ланселот остановил лошадь. Мальчик удивленно обернулся: монах молча начал спускаться на землю, плотно сжал челюсть, напрягался всем телом. Приземление вышло неловким, неуклюжим и, очевидно, болезненным. Персиваль поджал губы. Несмотря на слабость, монах помог мальчику спуститься на землю, уверенно держа его в руках, и предупреждающе произнес: — Здесь нужно быть осторожнее. Он взял поводья в одну руку и направился в неизвестном Персивалю направлении. Так было проще и безопаснее: в такой глуши лошадь неповоротлива и пуглива. Вскоре за стволами деревьев стала проглядываться вода. Мальчик сначала не мог оторвать взгляд от мелькающей реки, но все же перевёл его на своего спутника, сейчас монах выглядел ещё более болезненно: одну руку, в который были поводья, прижимал к животу, а другой опирался на ближайшие деревья, помогая себе идти. Персивалю вдруг резко захотелось чем-то помочь, но он понятия не имел, чем именно… от этих мыслей его отвлекло на секунду показавшееся впереди темно-синее пятно. Он пригляделся: там правда что-то… или кто-то есть. Неужели это Нимуэ?