Шесть причин моей ненависти

Мне в очередной раз повезло - я отключился не за рулем, а разгружая машину на крупнейшем заводе. Отключился на два дня. Естественно, меня срочно приехал забирать отец. Естественно, меня положили в больницу. И естественно, в больнице мне не могли помочь абсолютно ничем, потому что убийственная доза какой-то хрени содержалась в крови моей истинной, а не в моей. Периодически я приходил в себя, находился в каком-то наркотическом тумане, шептал имя «Катарина» и проклятия в ее адрес, а потом снова отключался. Руки и ноги были ватными и категорически отказывались слушаться. Голова ничего не соображала и жутко болела, мучила жажда, все перед глазами казалось мутным и каким-то серо-фиолетовым. Я слабо помню происходящее в те часы, но кажется, я считал, что Катарина напивается. А вот доктора считали иначе. Они считали, что моя пара перебрала с наркотой. Через два дня все встало на свои места. И знаете, лучше бы это была наркота. Катарину похитили. В разгар дня. Посреди улицы. Попросили подсказать дорогу и засунули в машину. А потом накачали ее этой херней. Она написала, как только мы оба пришли в себя. Написала пальцем на полу, надеясь, что это сработает. И это сработало. Кто бы мог подумать, что это сработает? Но сработало, хвала небесам. «Меня украли и накачали какой-то херней. Посадили в черный форд 28 июля. Подними все камеры по улице Антерридской от ГИУ до метро Университет с 12:10 до 12:25. Номера будут ложные, судя по щелчку у них стоят «перевертыши», и они их поменяли, когда мы немного проехали. Забрали в сексуальное рабство. Со мной 4 девушки, две говорят на других языках, а одна из них знает, что хозяева индуасты по национальности. Если это правда, потом дам больше информации, потому что я учу это язык. Мои родители работают в Федеральной службе безопасности, сразу же сообщи им. Записывай номер отца - 9173548198361414. Ищи. Ты единственный, кто может вытащить нас из этого дерьма. Сколько дней прошло?» «Два дня. Повтори номер» «9173548198361414» «Мы найдем. Даю слово» «Я знаю. И заготовь себе обезболивающие. Хотя нет, иди в больницу и объясни, что с тобой. Пусть делают местную анестезию» «Почему?» Зачем я спрашиваю, я ведь прекрасно знаю ответ… Такой горький и леденящий душу. «Потому что скоро я буду отказываться от этого дерьма, и меня будут бить» «Ты не обязана этого делать» «Чего?» «Ты не обязана отказываться от того, что тебя будут заставлять делать. Если ты считаешь, что лучше с кем-то переспать, чем быть избитой, ты имеешь на это полное право. Это вопрос выживания. Обещаю, я никогда в жизни не упрекну тебя ни словом, ни жестом, ни взглядом. Ты будешь для меня такой же чистой, как была до этого» «Какой же ты бываешь придурок!» Я знаю, что она истерически смеется. А мне становится жутко страшно за нее. «И у тебя есть три дня, чтобы найти меня!» «Почему только три дня? Что будет дальше?!» «Потому что всю оставшуюся жизнь я буду называть тебя тормозом! Ха-ха-ха!» Это совершенно несмешно, но она снова смеется.И снова истерически. Я поднимаю ее родителей, они поднимают всю свою структуру. Я плачу начальнику МВД и нанимаю волонтеров, помогающих в поиске похищенных в рабство. Это не первый случай, а значит, и не последний. Ее ищет вся столица. И ее найдут. Теперь я знаю, кто ее родители, как ее фамилия, где она учится и живет. Но я думаю, что лучше бы я не знал. Теперь я обожаю ее хитрость. Потому что ни одна живая душа до сих пор не знает, что она понимает их язык. А мы уже знаем, в каком она городе и какая кличка среди своих у ее хозяина. Теперь я обожаю ее лживые манипуляции. Потому что прошло еще два дня, а ее до сих пор не избили и не изнасиловали. Она врет своим хозяевам, что готова и хочет работать, говорит, что она девственница, и ей ищут клиента подороже. А пока клиента ищут, время идет. Когда клиента находят, она сначала притворяется нежной кошечкой, а потом бьет его по яйцам, ломает ему нос, ухо, и начинает душить его его же цепью. На шум сбегается охрана, и она угрожает убить клиента, если ей не дадут оружие. Но на жизнь клиента всем наплевать, ее вырубают и не насилуют только потому, что ее девственность все же можно дорого продать. Когда ее вырубают, вырубают и меня, но время идет, и я уже знаю, каким именно путем ее доставили в другую страну. Когда Катарина приходит в себя, ее начинают жестоко избивать, она говорит, что одумалась, что просто хотела сбежать, теперь понимает, что это невозможно, что этого больше не повторится. Как обычно, врет она очень убедительно и искренне. И ей дают еще один шанс. Пока ей подыскивают следующего клиента, время идет, и я знаю, с кем нужно встретиться, чтобы меня проводили в этот бордель. Когда ей находят следующего клиента, она пытается с ним договориться, чтобы он помог ей бежать, а когда клиент с усмешкой отказывается, со всей силы вонзает пальцы ему в глаза, снова бьет по яйцам, в «солнышко», а потом ее оттаскивают охранники и снова нещадно бьют. Пока ее бьют, я сижу на обезболивающих и встречаюсь с тем, кто готов проводить меня в этот бордель. Катарине больше не верят и собираются продать ее девственность за бешеные деньги первому попавшемуся садисту. Я узнаю об этом первым, и этим клиентом становлюсь я. А еще я знаю, кто будет осуществлять захват этих ублюдков. Когда я захожу в комнату для любовных утех, Катарина обнажена, грубо связана, у нее закрыты глаза, и почему-то вместо жалости и сочувствия во мне просыпается дикое первородное желание. Она идеально красива и совершенно беспомощна. Но она говорит так, словно все наоборот: - Ты не уложился в чертовы три дня! - Ты меня ждешь всего неделю, знаешь ли, а я тебя долбанных три года. И снова смех, но уже не истерический, а мои любимые колокольчики: - Это твоя лучшая шутка за последние три года! - Да это вообще-то и не шутка. Но она ржет, как ненормальная. Пока я снимаю с ее глаз повязку и грубо целую ее, группа захвата доводит начатое до конца. У меня твердый стояк. Никогда бы не подумал, что у меня садистские наклонности. - Ты говорил, тебя такое не возбуждает. - Не возбуждает, - убеждаю я сам себя. - Ну тогда развяжи меня, - ухмыляется любимая. - Мне кажется, тебе пора осознать, кто главный в нашей паре, дорогая. И как ты будешь расплачиваться за свое вранье… Почему-то мне плевать на то, что все это записывается на скрытую камеру и будет являться железобетонным доказательством против ублюдков, посмевших коснуться моей ласточки, почему-то жутко хочу сделать ее своей здесь и сейчас, почему-то позволяю себе пошло облапать ее всю сверху донизу, получая безумное удовольствие от ее беспомощности и возмущенных возражений, почему-то моя совесть предательски молчит. И почему-то ей это явно нравится. Но я знаю, что несмотря на ее и мое желание, она разочаруется во мне, если я сделаю это здесь и сейчас. И кто же из нас делает кого лучше, Катарина? Я все-таки развязываю ее, накидываю на плечи покрывало и крепко прижимаю к себе: - Свадьба через три дня. - Но у тебя проблемы с укладыванием в три дня. - Ты, кажется, пока еще в шоке, дорогая. И явно недопонимаешь, что твоя учеба сейчас полностью зависит от меня. - О, черт! Простите, повелитель! Могу я облобызать ваш ботинок? - Просто редкостная идиотка. - Зато я умею считать больше, чем до трех. Иногда ее тонкие шуточки доходят до меня с легким опазданием. И тогда я бешусь еще сильнее. Но сейчас я просто хочу смеяться и обнимать ее, несмотря на весь ее идиотский и самоуверенный юношеский сарказм. Потом я оставляю ее на попечение скорой помощи и с невероятным и садистским удовольствием избиваю пойманных на горячем уродов. Группа захвата делает вид, что не замечает происходящего. Я - не Катарина. Я никогда не был таким мягким, как она. И их увозят с травмами тяжелой степени тяжести. А у меня свадьба через три дня.