Самовнушение

Каждый раз, когда Киритцугу смотрел в эти алые глаза с вертикальным зрачком, его рука дергалась к оружию. Потом наваждение спадало, и он понимал — перед ним всего лишь ребенок. Да, ребенок, который выглядит как маленькая копия Арчера — он и был маленьким Арчером, врагом и Слугой врага — но все еще оставался его приемным сыном, доверяющим ему несмотря ни на что. Киритцугу поспешно отводил взгляд, не в силах смотреть в эти непонимающие глаза, на эти растрепанные светлые волосы. Он должен был убить его. Убить сразу, как только увидел, не медлить, не стоять в ступоре! Убить и предотвратить многие проблемы, которые обязательно появятся, когда это чудовище вырастет. Но ребенок — его приемный сын — не знал этого, даже не подозревал о том, какой угрозе подвергается, стоит Киритцугу остановить взгляд на нем. Он с детской непосредственностью — и в то же время слегка неуверенно — улыбался, старательно повторяя за Широ, и выглядел совсем безобидным. Эмия сжимал зубы и одергивал себя от желания схватить нож. Врачи говорили, что причиной обширной амнезии мальчика стал пожар: якобы ребенок слишком надышался угарным газом, и это плохо повлияло на него, но мужчина знал правду. У медиков было множество проблем после катастрофы в Фуюки, и полноценно разбираться они не захотели, а Киритцугу не стал настаивать. Он и так знал первопричину проблем — оскверненный Грааль выплеснулся на Арчера, разъедая его проклятиями и злом. Чудом было то, что Слуга не исчез совсем, но и то, что от него осталось, нельзя было назвать нормальным. Детская оболочка, искалеченная и потерявшая память, балансирующая на грани смерти — вот что впервые увидел Киритцугу. Вот только внешность осталась характерная, и сложить два плюс два оказалось проще простого. Если бы не второй ребенок — Широ — мужчина бы не удержался и до хруста сжал тонкую шейку, покрытую светлой кожей. Но Широ смотрел испуганными глазами и прижимал к себе единственного живого человека — того самого златовласого ребенка, которого нашел в этом горящем кошмаре. Он цеплялся за него, как за последнюю соломинку, и Эмия видел в его глазах пустоту, почти вытеснившую желание жить. Стоило хоть немного нарушить хрупкое равновесие, например забрать шаткую опору в виде другого дитя, и Широ бы окончательно сломался, не помог бы даже Авалон. Слезы текли ручьем, когда Киритцугу прижимал его к себе и гладил по грязным рыжим волосам. Он боялся даже прикоснуться ко второму мальчику, сломанной куклой лежащему рядом, и гнал от себя кощунственные мысли о том, как было бы хорошо, если бы бывший Арчер — Король героев Гильгамеш — не очнулся. Его светлые волосы и кожа оказались перепачканы в пыли, саже и бурой грязи, но Эмия не мог отделаться от мысли, что видит чернеющие разводы оскверненного Грааля. В тот миг Киритцугу не знал, чего он хочет больше — уйти, бросив молодую версию Гильгамеша среди руин и огня, или схватить и собственноручно убедиться в том, что он больше не станет никому угрозой. Широ решил все за него: потянул за руку и срывающимся голосом попросил помочь, спасти. Мужчина не смог отказать. Теперь он смотрел в алые глаза ребенка, с которого недавно сняли бинты, на его неровно обкромсанные светлые волосы и глубокие синяки под глазами, и не мог сглотнуть ком в горле. Широ — теперь уже Эмия, они только что подписали документы — сидел рядом и робко улыбался, счастливый от того, что его будущий брат наконец-то выздоравливает. Сам рыжик уже давно был в порядке — спасибо Авалону. Служба опеки сопротивлялась до последнего: они могли позволить иностранцу забрать одного мальчика, но двоих? Все опять же решил Широ. Он с упрямством и неожиданным пылом заявил, что «без братика никуда не пойдет», и сердца взрослых растаяли. Конечно, блондин и рыжий — это весьма необычно в одной семье, да и черты лица у них не совпадали, но пожар уничтожил документы, и как-либо проверить эту информацию было невозможно. Сам светловолосый мальчик мало что помнил и был слишком вялым, почти не разговаривая, но и не опровергая чужих слов. Тогда Киритцугу назвал имя. Гил. Ребенок отозвался, еще раз подтвердив этим жестом право на опеку. А когда его спросили: «Хочешь ли ты жить с этим дядей?», то он заторможено кивнул, несколько лет спустя объяснив это тем, что лицо Киритцугу показалось ему знакомым. Сам Киритцугу тогда от неожиданности прикусил щеку и удивленно уставился на приемного сына, шокированный подробностями. Так значит он уже тогда?.. Сейчас же Эмия заполнял бумаги, а Широ стоял рядом с Гилом, вцепившись в него и неуверенно оглядывая. «Брат» медленно моргал и рассматривал свои руки, не обращая на него внимания. Казалось, он вообще мало понимал происходящее, не осознавая. Врачи хотели оставить ребенка в больнице еще на пару недель, но остальных детей уже выписали и передали под опеку церкви, а оставлять маленького пациента в одиночестве среди огромной палаты являлось не лучшим решением, особенно, когда все доктора и медсестры оказались заняты. Киритцугу промедлил всего мгновение, прежде чем поставить лаконичную подпись на документе об усыновлении. Теперь пути назад не было. Эмия Широ и Эмия Гил — новые члены семьи, о которых ему придется позаботиться, даже если на одного из детей он не мог смотреть спокойно. И никогда не сможет. Хотел Киритцугу того или нет, но он знал истину — врага стоит держать рядом. Вот только не ошибся ли он, записав десятилетнего мальчишку во «врага»?