Пегилен в сапогах

      В начале февраля Анжелика вернулась ко двору. Она пока не принимала участия в шумных празднествах, которыми были богаты последние недели перед великим постом, однако появлялась в салонах, на театральных представлениях и, непременно, на дворцовых церемониях.       Протекция кардинала принесла ей небольшие апартаменты в Лувре. Это было весьма кстати для спокойного отдыха между актами дворцовой жизни, хотя оставаться здесь на ночь Анжелике не доводилось.       Возвращение графини де Пейрак очень обрадовало молодую королеву. Ее собственное положение было неловким и усугублялось с каждым месяцем. Она с июня была женой короля, но до сих пор не забеременела. Между тем ходили досадные и назойливые слухи, что понесла темпераментная Олимпия де Суассон, и Его Величество недовольно сравнивает супругу с любовницей. Во всяком случае, об этом Анжелике шепнул Пегилен: «Вот бы наоборот! — передал он слова короля. — А то наследника нет, зато появились проблемы с любовницей». Анжелика понимала всю естественность чувств короля, но его цинизм все равно коробил. Какое счастье, что ей самой не пришлось вкусить такой семейной жизни!       — Ах, моя дорогая! — обратилась Мария-Терезия к Анжелике в кругу приближенных. Она настолько пыталась подражать французским дамам, что забывала о должном расстоянии между королевой и подданными. — Обнимите меня, может, это принесет и мне счастье материнства.       Анжелика вместо этого почтительно взяла ее ладони и поцеловала обе руки.       — Пускай Господь благословит Ваше Величество. Быть может, королева уже беременна?       — Мне сегодня снилась рыба…       — Сегодня ночью король посещал Ваше Величество, — вмешалась мадам де Монтиньи.       Анжелика была благодарна ей за бестактность.       — Ах, дал бы Бог… А вы сразу после свадьбы зачали? — снова обратилась королева к Анжелике.       — Нет, — улыбнулась та своим мыслям, — прошло много больше года, прежде чем я забеременела.       — И у вас уже двое детей. Ах!

      * * *

      Анжелика пришла в монаршью часть Лувра. Недавно закончилось заседание Королевского совета под руководством первого министра, и участники еще не покинули дворец.       Ее провели прямо в зал, где прошло заседание. Кардинал Мазарини пребывал в отличном настроении.       — О, моя красавица, — поднялся он с кресла при появлении Анжелики.       — Присаживайтесь, — указал он на свое место и настойчиво за руки подвел к нему гостью.       — Монсеньор! — опешила Анжелика.       — Садитесь-садитесь, — и он уселся на ближайший стул. — Рассказывайте, что привело вас сюда.       — Монсеньор, я так не могу…       Он хохотнул, насмешливо глядя на Анжелику, и тут гвардейцы впустили военного министра. Тот даже застыл на мгновенье. Уж лучше бы он застал кардинала целующимся со своей любовницей.       — Проходите, месье Летелье, — взмахнул рукой кардинал. — Взгляните, к власти пришла дама, мать, — указал он на Анжелику, восседающую во главе стола Королевского совета, и подчеркнуто удержал ее на месте.       Летелье что-то невнятно пробормотал и, стараясь не смотреть на даму, заговорил о делах. Он судорожно выискивал вопросы, которые можно было бы обсудить при посторонних, и не вспылить на решение первого министра.       Граф де Бриенн, министр иностранных дел, тоже почему-то решил вернуться.       — К власти пришла дама, — со смехом объявил Мазарини и ему. Он внимательно наблюдал за реакцией министров.       Анжелика начала понимать, какую игру затеял здесь кардинал, и разозлилась за отведенную ей роль. Вот уж кто действительно видит в окружающих только пешки!       Положив подбородок на переплетенные пальцы, она затаила чувства и тоже наблюдала за министрами, а также за Мазарини. Де Бриенн проглотил опасную шутку кардинала, а Летелье чуть не вопил: «Это невозможно, прекратите!» Мазарини наслаждался своей комедией и вел с министрами непринужденную беседу. Но в его южных глазах было отнюдь не добродушие. У него взгляд охотника, расставившего сети и поджидающего дичь. Но и это не всё. Что он задумал дальше? Как легкомысленно она приблизилась к человеку, который играет настолько по-крупному.       Министры, наконец, ушли, и Мазарини обратился к Анжелике:       — Вы не заскучали от наших разговоров?       — Отнюдь, это было весьма занимательно и поучительно. Ваше Высокопреосвященство усмирили своих министров.       Мазарини пронзительно глянул на нее.       — Мой век уже недолог. Министры должны подчиняться беспрекословно, это должен быть их инстинкт, как у животных.       Анжелика неопределенно повела головой и встала. Зря она пришла сюда. Она присела в прощальном реверансе.       — А зачем пришли вы?       Сердце Анжелики забилось. Быть или не быть?       — Я хотела поговорить с Вашим Высокопреосвященством о судьбе моего мужа, графа де Пейрака, — с лица Мазарини стекли все эмоции, и искренние, и напускные, однако он с грозным вопросом смотрел на Анжелику. Она продолжила:       — Граф де Пейрак заточен в Бастилию по надуманному поводу, но по приказу самого короля. Быть может, Ваше Высокопреосвященство найдет возможным поговорить с Его Величеством? Король к вам прислушается!..       — Вы не должны поднимать этот вопрос. Его дело решено, разве не ясно?       — Я не могу, монсеньор, — она без надежды покачала головой.       Мазарини молчал. Молчала и Анжелика. Она смотрела ему в лицо и не понимала, какие чувства отражаются на ее собственном — твердости, тайной мольбы, достоинства, смирения. Она ничего уже не ожидала, но не отказывалась от своей любви и своей просьбы.       — Ваш муж — очень опасный подданный.       — Так считает король, монсеньор. Но мне кажется, что Ваше Высокопреосвященство видит не только трудности от графа де Пейрака, но и возможную пользу.       — Какую, например? — неприкрытая ирония в его голосе могла смутить кого-угодно.       — Неужели Франции нужны только посредственности? Монсеньор, я понимаю, что проще всего забыть его в тюрьме на веки вечные. Но я прошу, умоляю… Вы цените мастеров, чиновников, военных. Абсурдно, что такой талантливый человек гниет в Бастилии! Неужели он настолько опасен для Франции?       — Я забуду об этом разговоре, мадам. Признаюсь, меня самого ваш муж не смущает. Но у короля и без него будет слишком много хлопот, чтобы довесить еще одну.       — Спасибо за откровенность, — сдержанно ответила Анжелика. Не глядя больше на кардинала, она вышла вон.

      * * *

      Она укрылась в своих комнатах. Служанки где-то запропастились. Анжелика сама сняла платье, драгоценности, начала разбирать прическу и разрыдалась. Подальше, вглубь — она спряталась в спальне, в пологе постели, и плакала, плакала, плакала… Она выплакивала все горе, всю безнадеждность, все напряжение последних месяцев. Удивительно, но даже пережитые роды почти не ослабили натянутую в ее душе струну. Измученная страданиями, Анжелика заснула.       Когда она проснулась, за окном уже смеркалось. Анжелика вспомнила сегодняшний разговор и тяжело встала. Она уезжает отсюда, уезжает навсегда.       Словно сомнамбула она вышла в гостиную и замерла, пораженная.       Оперевшись локтями на диванчик, на полу изгибалась и стонала раздетая Олимпия де Суассон, а сзади нее, с силой сжимая ее бедра стоял на коленях обнаженный Куасси-Ба. Он овладевал женщиной, приподнимая ее над полом, и она с готовностью раскрывалась в своей беспомощности.       Пара не заметила, что кто-то вошел в комнату, и Анжелика в смущении вышла обратно в спальню.