На всех парусах

      Переодевшись из операционной одежды в свою обычную, Ксения отправилась искать каюту номер три. Из разговора каких-то незнакомых ей людей она узнала, что там должен быть Цветко. Он жив, он на подлодке! Значит, она должна его увидеть. Цветко – ее старый добрый друг-болгар, ученый, вместе с которым они начинали работать над проектом. Александр и компания умели находить слабое место участников проекта и манипулировать ими. Слабым местом Цветко была его сестра Веска, девушка-инвалид. Она погибла еще до катастрофы, но его все равно сумели как-то удержать в проекте. Сейчас Цветко было пятьдесят пять лет. Он был невероятно талантливым ученым и жутким пьяницей. А еще он понимал Ксению, да и вообще всех с полуслова, и был одним из немногих близких ей людей в этом мире. Каюта, в которой должен жить Цветко, была пустой, когда она в нее зашла. Ничего, она подождет. Пока можно осмотреться. Кровать. Небольшой стол, на котором разбросаны исписанные формулами и задачами листы бумаги. Почерк точно его. Красный стул. Шкаф с одеждой. Полка с маленьким электрическим чайником. Запах такого знакомого одеколона. И совсем нет запаха алкоголя. Что за задачки он там решал? Длина волны, энергия атома… Неожиданно дверь распахнулась. Ксения вздрогнула от неожиданности. На пороге стоял Цветко Ташев собственной персоной. Выглядит неплохо. После конца света все похудели, а он – поправился. На нем черная футболка с надписью «Берегите меня – я незаменим» белыми крупными буквами. В этом был весь Цветко. - Чего вздрагиваешь? Я не зеркало, чтобы тебя пугать, - насмешливо сказал он. Ксения, конечно, знала, что он придет, но почему-то, увидев его, была настолько удивлена и шокирована, что не могла ни пошевелиться, ни сказать что-либо. - Ну, иди обниму, Ксюта, – только он ее так называл. Наконец она бросилась к нему в объятия. Он и в правду жив! - Что, я изменился? - Протрезвел до неузнаваемости. - А ты все хорошеешь. Хочешь чая? Раньше я звал людей «на чай» попить водки. Но теперь правда чай. И он стал наливать воду в чайник, включать его и доставать кружки. А Ксения смотрела на него и все не могла поверить, что правда видит его. - Что-то ты не удивился, зайдя в каюту и увидев меня, – сказала она. - Я знал, что ты придешь. Слышал, что этой тыкве Антону нужна операция. Элеонора ушла. Кого еще они могли позвать, если не тебя? - Куда ушла? - На французский корабль. Морочить людям головы. Что с Антоном? - Удалили желчный пузырь. Может, теперь хоть добрее станет? - Надо все у него удалить, чтобы он стал добрее – мертвые, как известно, творить зло не могут. Цветко приоткрыл дверцу шкафа, и взору Ксении предстали огромные пакеты с различными сладостями: конфетами, печеньем, зефиром, безе и многим другим. - Ого! Вот это запасы! – удивленно воскликнула она, - так это они – спонсоры твоего лишнего веса? - Нет у меня никакого лишнего веса. Это запасной. А вообще, я сменил алкогольную зависимость на сахарную. - Цветочек, ты бы экономил сладости. Кондитерских заводов больше нет. - Моя хорошая, у нас каждый день может стать последним. Зачем беречь сладости на завтра если завтра я, может, умру? - И то верно, - согласилась Ксения. - Главное, чему должен был научить нас конец света – не откладывать жизнь на завтра, делать то, что хочется, - говорил Цветко, разливая чай, по кружкам, - есть конфеты, носить футболки с дурацкими надписями… любить. Он увидел, что ее глаза блеснули, когда он сказал «любить», и мгновенно счет: она и вправду влюблена. - Я думала, ты остался на земле и погиб вместе со всеми, - сказала Ксения, - не знала, что еще смогу увидеть тебя. - Я тоже думал, что мы встретимся только на том свете. Но старушка-жизнь еще горазда на сюрпризы. Меня взяли на подлодку почти случайно и в последний момент. В итоге, я все еще могу дышать, правда, не очень свежим воздухом, видеть свет, правда, не солнечный и общаться с людьми, правда не всегда хорошими. Сейчас мы работаем над созданием разных лекарств, и большую часть дня я провожу с Элеонорой – удовольствие весьма сомнительное. - А, по-моему, раньше тебе нравилось общаться с Элеонорой. - Если бы мне нравилось общаться с суками, я бы завел собаку. - А с кем еще ты здесь общаешься? - Ксюта, ты разговариваешь не с кем-нибудь, а с самим стариком Ташевым – знатоком человеческих сердец. Я прекрасно понимаю, о ком ты хочешь спросить. Твой Филипп здесь, жив и здравствует. И не притворяйся, в первую очередь, перед самой собой (передо мной притворяться бесполезно), что это стало для тебя неожиданностью. До катастрофы – да, ты ему верила, но после – все стало понятно. Ксения помолчала и, сделав очередной глоток горячего чая, произнесла: - Да, в душе я это знала. Просто не хотела себе признаваться. - Когда вы с ним увидитесь, это будет весьма забавное зрелище. - Зачем нам видеться? Операция прошла успешно, значит, скоро меня вернут на «Бегущую по волнам». Мое место там. - Нет, вам придется поговорить. Что-то ему от тебя нужно, - сделав паузу, Цветко добавил, - Ты обижена на него за свое прошлое. Не за настоящее. Она молча смотрела на него и ждала, что он скажет дальше. - У тебя появились новые отношения. Причем не для дела – по любви. Скорее всего, это капитан. И теперь ты совсем запуталась и не знаешь, что же делать: или следовать протоколу, или начать свою игру, которая еще неизвестно к чему может привести. И ведь все считают тебя врагом, а главное – ОН, - и он облокотил голову на лоб, ехидно улыбнувшись, - Ну давай, скажи, что я не прав? - Цвет, что мне делать? - Ксюта, сколько лет мы с тобой следуем протоколу, поддаемся на их манипуляции и ждем что, все изменится? Что этим мы кого-то спасем? И ничего не меняется! Если мы продолжим подчиняться их правилам и доберемся до острова живыми, то какой будет наша жизнь там? Думаешь, они отстанут от нас? Не придумают новые способы сделать нас своими рабами? Начинать свою игру – опасный шаг, который может плохо кончиться. Но игра, в которую мы играем сейчас, вряд ли кончится лучше. Я помогу тебе, но только если увижу, что ты на сто процентов уверена в том, что готова рискнуть. И если четко помнишь, зачем и почему ты это делаешь. Тогда я с тобой хоть в разведку. Говоря это, Цветко внимательно наблюдал за ней. В ее ясных глазах словно сверкнули молнии – и это было красноречивее любых слов. Он хорошо знал это выражение ее глаз. Оно означало, что она, с виду такая хрупкая, стала твердой, как камень. Теперь ее ничем не собьешь. Никакими силами.