Стекляшка

Вэриан — заметно — очень рад, что их обнаружил. Впрочем, логично, тут же одёргивает себя Кассандра: их заключение в янтарь заметно осложнило бы всё дело, а смерть так и вовсе осложнила бы… фатально. Но прежде всего в голубых глазах, расширенных удивлённо ещё с момента встречи, — светится любопытство; и не просто светится, а ослепляет, бьёт во все стороны, точно солнечные лучи. Разумеется, здесь, на открытом пространстве, не говорили ни о чём. Кассандра сообщила сдержанно про несчастный случай, про то, что они сумели сделать ход наружу и выбраться, — и в подробности не вдавалась. А Вэриан не стал и спрашивать; вот только шагает сейчас широко, размашисто, и с такой скоростью — что они с Гектором, физически более развитые, с трудом могут за ним угнаться. И темпа не сбавляет и внизу, в пещерных коридорах, так что до лабы они добираются быстро. Квирина, впрочем, находят не там, а в конце прохода, ведущего к убежищу. Обе двери открыты нараспашку; внутри виднеется плотное месиво янтаря — ровно, будто лезвием, обрубленное по плоскости проёма. Наклонив голову, Квирин созерцает эту картину, привычно почёсывая подбородок; Рудигер столбиком сидит на его плече. — Пап, я их нашёл! Говорил же, что они не там! Квирин оборачивается. Суровое лицо прорезает короткая, сдержанная улыбка. — О. Доброе утро. Поздравляю, — даже сейчас он степенно, не торопясь пожимает им руки, приветствуя, и только после интересуется: — Как вам удалось выбраться? Кассандра чувствует что-то вроде… смущения. — Янтарный контур, видимо, разомкнулся, так что силы вернулись ко мне. И я сотворила тоннель, идущий вверх, — суховато поясняет она. — Земли, по счастью, оказалось немного. — Ты пробила камнями янтарь? В потолок убежища тоже впаяны прутья клетки. Об этом она не думала. В момент, когда творила камни, — просто не вспомнила, а дальше — уж явно не было времени смотреть, что за осколки и крошево валяются в куче земли. — Вероятно. Тоннель был свободным, во всяком случае, — она поводит плечами. Квирин смотрит на неё пристально. Янтарь сломать чёрным камнем — не то чтобы невозможно, но чертовски трудно. В ходе опытов Кассандра пыталась несколько раз, и особенных успехов не показывала никогда. Её уровень владения Опалом… определённо стал выше, так? Тихо, незаметно, сама чуть стесняясь этого жеста, она сжимает и разжимает кисти, чуя в пальцах настороженную силу. Она ведь без кандалов — и с момента встречи Вэриан не предложил, даже не вспомнил, кажется. И до сих пор его явно волнуют другие проблемы. — Эй, так что там случилось, на самом деле? Не думайте даже, что я поверил вашим рассказам про несчастный случай, — с улыбкой объявляет он. — Ну, — Кассандра облизывает губы, — счастливым его и впрямь назвать трудно. По правде, рассказывать ей хочется не слишком. Она даже знает, почему. — Пойдём вернёмся в лабу, хоть сядем нормально? В ногах правды нет, а ночка выдалась насыщенной, — взгляд Вэриана будто вспыхивает ярче. А она тянет время, малодушно и жалко; но когда все вчетвером рассаживаются за столом — тянуть уже больше некуда. Поначалу несложно — про дыру в стене, про янтарь, про коридор — на этом месте она ощущает даже непривычную гордость; потом сложнее — про неё, выплывшую из темени, и про их разговор. Не сказать чтоб не было внутри голоска, шепчущего, что о скляночке можно и умолчать; но этот голосок она затыкает легко — и со звяканьем кладёт флакон на стол, под изучающие взгляды. Хотя бы потому, что понимает прекрасно: она могла подсунуть всё, что угодно. И только ли поэтому — вот хороший вопрос. Вэриан склянку хватает тут же, качает в стороны, рассматривая на свет, а после осторожно, на вытянутой руке, откидывает крышку и тоже тянет носом. — И правда, — резюмирует он с едва заметной, но глупой довольно улыбкой, — мёд. — Здорово, конечно, что за это время он не успел превратиться в горчицу, — хмыкает Гектор. Вэриан вскидывает брови, но спустя секунду выдыхает, едва заметно кивнув: — Ладно. Потом, — и откладывает флакон, закрыв. Кассандра, впрочем, не против этой передышки. Приходит самая коварная, самая поганая часть рассказа; о том, как она узнала, о её подозрениях, о её попытке надавить на якобы близость между ними — и прочая, прочая дрянь. Кассандре кажется, что остальным всё понятно; и эта вот игла, коловшая сердце от понимания, что она предаёт Зан Тири, — вылезла наружу, торчит теперь изо лба и видна всем. И эта история ещё с тем, как она узнала. Кассандра не то чтобы хочет обвинять Вэриана — кое-кто и так тут с этим прекрасно справляется; да и то, что она сказала, не стоит оголтело принимать на веру. Но опускать её слова — бессмысленно и глупо, а их пересказ — звучит как обвинение; никуда не денешься; иначе не выходит. Вэриан тщательно изучает столешницу, будто по ней разлился внезапно тот едкий мёд, или проступили руны с инструкцией, как победить Зан Тири, или ещё что. А едва Кассандра завершает рассказ, он тут же вскидывает голову, мотнув ею, точно барашек, и говорит: — Я… мы… были осторожны, поверьте. Мы помнили постоянно, что она следит. Но… иногда и рассчитывали на это. Те чертежи, к примеру, что я будто бы рассеянно оставлял на видном месте, были грубы и схематичны. В них не было креплений и ещё кое-каких деталей, способных навести её на мысль о наших истинных планах. О том, что мы хотим удержать Кассандру и Рапунцель, пока всё остальное улетит в портал. Просто… понимаете, Зан Тири заранее должна была представлять, что её ждёт, хотя бы примерно. Чтоб составить хоть какой-то план, что она и сделала. А иначе — узнав всё слишком поздно, легко могла вообще отказаться от затеи, или поменять всё настолько, что мы… оказались бы не готовы. Звучит вполне разумно. Кассандре хотелось бы поверить, даже не потому, что он так уж искренен, а просто чтобы избавиться от сомнений. Чтоб не мешали заниматься делом. Времени уже мало. Вот только под рёбрами неспокойно, тревожно ноет. Гектор откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди, и щурится явно скептически: — Правда? До чего светлые идеи. Озвучили бы вы ещё их заранее. — Да мы никогда и не скрывали вроде, что ведём Зан Тири по ложному следу, — с неуместной бодростью возражает Вэриан. — Но… да, вероятно ты прав. Следовало лучше вводить вас в курс дела. Прошу прощения. — А ложный след её привёл прямиком к нам в убежище, так? — Это не мы. Правда. Гектор, я могу поклясться, — он слегка повышает голос, — мы не давали ей наводок на убежище. Даже ни разу не говорили о нём. Да, теоретически, она могла выследить нас или принцессу, найти домик, ведущий в лабу, но… прости, конечно, но в то, что она филигранно взломала все замки, не оставив при этом никаких следов, мне не верится. — Ну а как она могла тогда узнать и найти нас? Неужели в то, что она читает мысли, или обладает даром ясновидения, тебе верится больше? Гектор говорит почти без агрессии, тем привычным, насмешливым, лишь слегка вызывающим тоном, каким устраивает частенько полушутливые пикировки; но от этого не легче — совершенно. Кассандра понимает, что он во многом прав; и в то же время ей кажется, что разговор этот к хорошему не приведёт. Никого из них. Она прикрывает глаза, детально вспоминая недавнюю беседу; там, в голове, всё свежо и отчётливо, даже более, чем хотелось бы, — и нужную фразу выцепить удаётся быстро. — Постойте, — глухо произносит она. — Вэриан, скажи, над убежищем вы с отцом тоже работали только вдвоём? — Да нет, что ты. Научно-техническая часть была на нас, это да. И с янтарём работали сами — доверять это другим было рискованно. Но нужно было ещё элементарно построить это всё, отделать, обставить мебелью… Понятно, этим занимались не мы. Король выделил нескольких слуг. — Но ты говорил, всё было совершенно секретно? — Ну да. Они все давали расписки, что никому и ничего не расскажут. Кассандра фыркает. Время службы при дворце она до сих пор помнит неплохо, как бы ни старалась вымарать из памяти. И хорошо знает, что иным слугам, распишись они хоть кровью у себя на лбу или иной какой части тела, — это не поможет. Растреплют. Неизбежно. Как Юджин. Она бросает взгляд на Гектора — мол, видишь. Тот скептически усмехается краем рта. И спрашивает: — Ну а почему амагическая грань лишь одна? Будь на нашем месте король с королевой — тоннель они построить бы не смогли. — Зато спокойно ушли бы через любой из выходов, — резонно возражает Вэриан. — Изначально это было убежище, а не тюрьма. А если честно… просто пожалели денег. Из всех, кто имел отношение к проекту, кажется, только мы с отцом понимали, что такое амагическая грань и зачем она нужна. А стоит она… порядочно. Слишком. Нам велели ограничиться лишь одной. Ванная комната тоже, конечно, обошлась недёшево, но её польза была королевской семье более очевидна… Да и честно говоря, — он чуть понижает голос, — мне кажется, король всерьёз не рассчитывал это убежище использовать. Во всяком случае, сейчас. От Кассандры. Не думаю, что он считал вероятным, что она нападёт. Ага. Кто бы это его мог натолкнуть на такие мысли?.. — А после, окончательно убедившись в том, что этой опасности нет, он мог бы просто приказать убрать янтарные прутья. Добавить вместо них слой брони, например. И вторая амагическая грань стала бы действительно не нужна, её просто пришлось бы разрушить. Я сказал об этом правду, когда меня спросили, и… судьба грани, словом, была решена. Он замолкает, глядя выжидающе, напряжённо, будто сдаёт экзамен. — Ладно. Звучит логично, мне кажется, — помедлив, резюмирует Кассандра. Гектор фыркает безрадостно, шумно выдыхая через нос. Но допроса не продолжает. Квирин, весь разговор промолчавший с непроницаемым лицом, объявляет, будто подытожив: — Восстановлением убежища я займусь. Вечером, надеюсь, вернём его в норму. Если всё пойдёт по плану, конечно. Как он планирует возвращать его в норму — Кассандра уже подозревает. Едва ли тем самым мёдом из бутылька. — Ладно, давайте к делу. Нам ехать сейчас на Мыс. Нужно всю технику перетащить в карету. — Постойте, постойте, — говорит Вэриан, и на лице его проступает снова едва заметная, фоновая будто, но такая привычная улыбка на уголках губ, от которой и следа не было во время прошлого разговора. — Ещё кое-что, — он встаёт из-за стола и подходит к Кассандре: — Дай-ка руки. Та обречённо вздыхает. Да, конечно, наивно было надеяться, что ей позволят с голыми руками снова выйти наружу; и она ждёт ещё одной встречи со здоровенной клеткой — но у Вэриана в ладони мелькает что-то совсем небольшое, медово-янтарное. И через мгновение — он щёлкает этим на её запястьях. На одном и на втором. И делает шаг назад, будто любуясь. Пожалуй, и впрямь есть на что полюбоваться. На её руках, высоко у ладони, над косточкой, красуются тесные изящные браслеты: свитая косой спиралью янтарная нить — точнее, тонкая проволока, прочно объятая янтарём. Внизу, где вены, скрылось по холодному металлическому замку; но и они вплавлены так, чтобы оставить при этом контур замкнутым. — Это… — Ну-ка вытяни кисти, пожалуйста, — она, впрочем, и пошевелиться не успевает, как на её средних пальцах оказываются кольца — такие же янтарные, витые, замкнутые, принципиально той же конструкции, что и браслеты, и с крохотными замочками. И ощущение. То самое, привычное уже. Кассандра, быть может, увлекшаяся слишком, живо приходит в себя, чувствуя, как утекает из пальцев опаловая сила. Но тут же, опомнившись, с интересом осматривает свои руки: — Это… какой-то новый способ сдерживания? Лицо Вэриана будто светом заливает широкая улыбка. — Работает, да? — Да вроде бы, — чуть растерянно отвечает Кассандра, задумчиво сгибая и разгибая пальцы. — Зависит от того, чего ты хотел добиться. Он не отвечает; и вроде к ней не прикасается даже — но тащит, определённо, тащит её в комнату с креслом, на котором изучал её способности Квирин. И за минут пятнадцать говорит не больше, чем что-то вроде «сожми кулаки» или «попробуй сотворить камень»; и лишь затем, резюмировав радостно: — Оно работает! Пап, я говорил ведь, что можно и так! — поворачивается к ней, расстёгивая кандалы кресла. Кассандра до сих пор, признаться, слегка растеряна. Слишком уж… быстро всё происходит; кажется, только что ещё сидели за столом, и разговор вели не самый приятный. — Это тебе вместо клетки. Сама понимаешь, отпустить тебя на Мыс со способностью колдовать… мы никак не можем. Но и весь день заставлять тебя таскать ту громадину было бы жестоко. Жестоко и весьма расточительно в плане рабочей силы, — кажется, он близок к тому, чтобы ей подмигнуть, но сдерживается. — Так что вот, я посидел пару ночей и придумал такую штуку. Технически, тот же замкнутый контур, но руки, по сути, свободны. Кассандра задерживает взгляд в его глазах. Ей нужно ещё пара секунд, чтобы всё осознать; и — её трогает это, трогает чертовски. Его восхитительно взрослое, адекватное, и в то же время доброе к ней отношение: я тебе не доверяю, и не могу, и не буду, и не вправе, но это не мешает мне думать о том, чтобы тебе было хорошо. — Спасибо, — вскочив на ноги, она импульсивно, коротко его обнимает. И странно, конечно, что Гектор, наблюдающий всю сцену, оставляет этот момент без ехидного комментария. После следует долгий, не слишком увлекательный процесс: они перетаскивают в карету оковы, капсулу, Похититель и тучу приспособлений и инструментов, которые могут пригодиться. Карета, та же самая, гвардейская, стоит в лесу неподалёку, скрытая меж деревьев. Впрочем, лошади в ней уже другие, Кассандре незнакомые. Оно и к лучшему. И кольца, и браслеты, пускай и тугие, и сидят плотно, — оказываются удобными, даже очень. Кассандра вскоре забывает, что они на ней; а ещё через какое-то время — понимает, что даже само по себе бессилие кажется теперь не таким тягостным. Она ищет глазами Вэриана, чтобы ещё раз поблагодарить, — и видит, что они с Гектором, стоя поодаль кареты, будто спрятавшись среди деревьев, говорят о чём-то негромко, почти шёпотом. В этот раз, не желая ничего случайно уловить, она тут же, отвернувшись, направляется обратно в лабу, за следующей порцией вещей. Но позже замечает, что к ним подходит Квирин, а затем, буквально через минуту, все трое возвращаются к карете. — Думаю, нам этого хватит, — тут же весело объявляет Вэриан, заглянув внутрь. — А то здесь места скоро не останется… Кассандра могла бы, конечно, отпустить шпильку на тему того, кто перетаскал изрядную часть этой дряни, пока другие были заняты приватной беседой в сторонке. Но она тихонько сжимает за спиной пальцами одной руки — янтарное кольцо на другой. И молчит.

***

Во всяком случае, до того момента, когда они с Гектором остаются одни в закрытой части кареты. Одни — не считая капсулы, оков, Похитителя и всего остального, что в отсек для гвардейцев бы попросту не влезло; здесь тесновато, мягко говоря, и ноги приходится прятать под скамью, потому как вытянуть их нет возможности. И Кассандре не нравится, как покачивается капсула на поворотах, хотя падать тут некуда физически. — Он тебя не убедил, да? Она спрашивает глухо и спокойно, будто бы просто говорит о том, как красив пейзаж за окном. Если бы здесь, разумеется, были окна. — Он меня не убеждал, — уклончиво отвечает Гектор. — Врёшь. Он находит её руку, сплетает пальцы со своими, чуть глубже вдавливая в кожу янтарь кольца. — С тобой невозможно, ты ведь знаешь? — Знаю, — Кассандра кладёт ему голову на плечо, прижимаясь щекой к кирасе, и выжидающе молчит. Его хватает, может, на минуту. — Он меня не убедил. Да. Но строго говоря, и не должен был. Да и я не то чтобы горел желанием убеждаться. — Ты ему не веришь? — А должен? Вопрос не то чтобы кажется риторическим — да только что тут ответить. — Прекрати. Ты и сама понимаешь не хуже меня, что вся эта история была не про доверие изначально. То, что он сказал, правдоподобно и логично, и… я не думаю, честно, что они хотели, чтобы мы погибли в янтаре. Или ещё как-то пострадали. Слишком уж высоки ставки. — Да, это верно. Зан Тири ненавидит Корону. Быть может, даже у нас с тобой будут шансы сбежать, — она насмешливо кашляет, обозначая абсурдность такой гипотезы, — но от Короны она камня на камне не оставит. Наверняка. И когда-то, помнится, даже предлагала Кассандре составить ей компанию. — Ну вот. Но они могли решить, что будет лучше, если Зан встретится с нами вот так. И мы не будем об этом знать. И… использовали нас, — Гектор чуть медлит перед этим словом. — В своих интересах. Или из лучших побуждений. Никто, в общем-то, не обещал, что они так делать не будут. Кассандра поднимает свободную руку на уровень глаз. Медленно сгибает и разгибает пальцы, наклоняет предплечье из стороны в сторону, любуясь браслетом. В повисшей тишине ей чудится какая-то взаимная, подспудная горечь. Будто бы они оба хотели бы, чтобы им всё же пообещали, что так делать не будут; чтобы вся эта история — всё-таки была про доверие, хоть немного. Возможно, они оба соскучились по людям, по нормальным человеческим отношениям — без всех этих игр с доверием, без оплетающих змеёй иносказательных фраз, без вечного поиска взаимной выгоды и необходимости враждовать априори. Соскучились. Один — за двадцать пять лет изоляции; другая — за пару месяцев ненависти ко всему и вся. Она прижимается к Гектору, обнимает крепче, обхватив свободной рукой его торс; утыкается носом в шею, приникает губами к коже. Чувствует, как дрожит его кадык, когда он произносит: — Короче, зря я к нему полез, — и обнимает её в ответ, кладя руку на спину. Кажется, они говорят больше, чем произносят вслух. И потому — дальше молчат, долго-долго молчат, обнявшись. Поездка оказывается длинной, не в пример длинней той, когда они ехали к убежищу от места встречи; Кассандра даже успевает провалиться ненадолго в неглубокую зыбкую дремоту. А после — карета наконец замирает, остановившись. И Кассандра машинально проводит рукой по парику, проверяя, что тот сидит прочно; и короткий эпизод, о котором она упрямо не думала, надевая маскировку ещё там, в лабе, — игрушечным дьяволом выскакивает из памяти. Разукрашенный ярко, как игрушкам и полагается. …Это было дня три назад; она наткнулась в лабе на странную штуку — похожую на рогатую диадему из проволоки. Вэриан заявил, что это осталось от одного проекта и, конечно, совершенно безвредно; Кассандра скептически фыркнула, но решилась всё же забавы ради эту штуку примерить. И тут же — неосторожным кивком едва не свалила на пол, успев ухватить лишь в последний момент. Вэриан осторожно, будто недоверчиво, пощупал её волосы. — Такие… скользкие, — полувопросительно пробормотал он. — И как ты носишь парик? — С трудом, — хмыкнула Кассандра, припомнив случай на набережной. — С осторожностью. И с трудом. — Если хочешь… я мог бы глянуть на досуге, нельзя ли с этим что-то сделать. Захватишь его завтра сюда? И плащ с капюшоном тоже. Тогда — она отнеслась к этому как-то легко, почти спокойно; в конце концов — оружие и амулеты и так уже были в лабе, и тряпка да пучок искусственных волос — немногое поменяли бы в общем раскладе. Так что назавтра и впрямь притащила шмотки; и оба они благополучно забыли о них, оставив в одном из шкафов; и тогда — казалось, что здесь нет ничего такого, но теперь… Это было каких-то дня три назад, и как всё сложилось так удачно, что ровно сегодня ночью — маскировки там, в убежище, не было под рукой? Впрочем, Кассандра не уверена, что в суматохе вспомнила бы об этом; да и едва ли кто-то мог ожидать, что янтарь прорвётся внутрь, верно?.. Хотя парик с плащом так и остались нетронуты — но этим уж и возмущаться стыдно, после колец и браслетов; да и Вэриан всё же не из тех людей, кто стал бы разыгрывать такой спектакль, или?.. Кассандра, неприятно вздрогнув, трясёт головой. Это слишком. Слишком. И сейчас она не будет об этом думать. Раздражённо проморгавшись, она переводит взгляд на Гектора; и замечает у него в руках что-то определённо… странное. — Вот, подкинули мне чудо техники, — с усмешкой поясняет он. Присмотревшись, она понимает, что это крупные гогглы, подобные тем, что носит Вэриан во время опасных опытов; вот только стёкла у них — тёмные-тёмные, на вид почти чёрные. — Квирин нашёл сегодня, пока разбирали рухлядь для кареты. А то работе с заумными железяками слепота ощутимо, знаешь ли, мешает, — он надевает гогглы, щёлкнув прилегающей к затылку резинкой. — Как я тебе? — Честно? На нечисть ты меньше похож не стал, — смеётся Кассандра. Видок у него и впрямь специфический, и таким — ей наблюдать его куда непривычнее, чем с циановыми глазами. — Правда? Ну, не так уж плохо. Я тебе ведь нравлюсь такой вот нечистью. Он успевает лишь легко коснуться фалангой пальца уголка её губ, прежде чем Вэриан распахивает дверь. Выйдя наружу и оглядевшись, Кассандра спрашивает: — А где Квирин? — замечая, как серым всполохом мелькает в траве Рудигер. — Папу я завёз домой, ему там нужно кое-что сделать. Он будет где-то через полчаса, — и Кассандра думает спросить, когда будет ещё кое-кто, но тут же признаёт это плохой идеей. Времени, впрочем, не находится ни на душевные терзания, ни даже на то, чтобы спокойно пройтись по Мысу. Осмотреть древние, зловещие даже при свете дня, ритуальные алтари, найти тот самый, о котором говорила Зан. Постучать костяшками по обгорелому пню, сейчас совсем не похожему на портал, приложить к нему ладонь и прикрыть глаза — в попытке ощутить ту самую силу. Подойти к самому краю обрыва, осторожно посмотреть вниз — и вспомнить, как бессильно висела тут в воздухе… Ни на что на это у неё времени нет: всю ту рухлядь, что они привезли с собой, нужно перетащить к порталу, установить и настроить, да поживей — и так приехали позже, чем собирались. Полчаса пролетают незаметно; и Кассандра вздрагивает, услышав знакомый топот, от которого успела уже обидно отвыкнуть. Квирин приезжает на Вико. И с Ханнаном, гордо восседающим на плечах — непрерывно крутя головой, с явным интересом оглядывая окрестности; Мара спит, свернувшись клубком, позади седла, чудом при этом не соскальзывая вниз. Улыбкой, вспыхнувшей на лице Гектора, непривычно искренней и открытой, Кассандра почти любуется. Звери по нему тоже явно чертовски соскучились. Бинтуронги вьются вкруг него, радостно пофыркивая, льнут к рукам, обвивают хвостами плечи, недоверчиво обнюхивают гогглы. Вико, когда Гектор прижимается к нему лбом и обнимает, раскинув руки, издаёт низкий утробный звук, который Кассандре кажется больше всего похожим на гул — и она без колебаний назвала бы его спокойным, даже радостным. О ней всё это развеселое сборище вспоминает, понятно, далеко не сразу. И когда она обнимает Ханнана, утыкаясь носом ему в спину, — старается не думать о том, что эта встреча, стоившая времени и прочих неудобств, могла быть… попыткой извиниться. Ну, или чем-то вроде. Она старается об этом не думать — и у неё получается. Почти. Ханнан с интересом обследует браслеты и кольца, тычется белоусой мордочкой в янтарь. В конце концов, как будто раньше она не понимала, про что вся эта история.