Повседневная жизнь королей

      Это была особая ночь. Только он и она. Никаких сторонних дел, разговоров и планов. Можно было бы назвать ее обыденной, скучной. Но обыденность так давно выветрилась из их памяти, что они оба были неожиданно рады и решили сделать нечто «особенное».       Он смотрел на нее возмутительным взглядом, в котором высокомерие и вожделение равномерно смешивались с предвкушением и насмешкой. Она хмурила брови и кривила бледные губы, но вынуждена была не двигаться. Рано или поздно золотозадый засранец должен был отомстить ей за трюк с кольцом. Было несколько наивно надеяться, что все рассосется само, но в глубине своей темной, испорченной души она надеялась, что успеет соскочить.       Не получилось.       Гильгамеш мягко макнул два пальца в чашу, которую можно было бы назвать произведением искусства. Древний золотой артефакт издавал тихий звон в интимном полумраке, травы, смешанные с ароматными маслами, выпускали тонкие струи пара. Теплые блики пламени из камина гармонично сияли в холодных глазах Артурии.       Он медленно провел по холодной коже, пальцы скользили оставляя едва видимый блестящий след. Гильгамеш продолжал удерживать зрительный контакт, пока Артурия, чуть прищурившись, с явной угрозой терпела.       — Я знаю, о чем ты думаешь, — улыбнулся он, делая легкий кивок, возвращая пальцы в чашу, — что мне не удастся добиться от тебя ни звука.       Она едва заметно поджимает губы.       — Ты, наверное, считаешь этот процесс чем-то приземленным, обычным, — между тем проводя пальцем по холодной груди и опускаясь ниже к животу, Гильгамеш наставительно продолжил: — но это ритуал, он отделяет нас, разумных людей, от диких животных. К чему спешить?       Она молча следила за его рукой, сжимала и разжимала руку, когда его пальцы перетекли к бедру и задержались там на неуловимую секунду, она слегка приоткрыла рот. Тихо выдохнула.       — Я вижу, ты жаждешь, спешишь, но не волнуйся, — его улыбка была преисполнена превосходства, Артурия недовольно дернула ногой, — когда я закончу, ты познаешь небывалую негу.       В этот раз он повел руку к основанию ноги, остановил пальцы и терпеливо, словно затаившийся хищник, начал ждать. Все время, водя пальцами по коже, он не сводил взгляда с нее. Высчитывал ее малейшие эмоции, читал. Изучал. Наслаждался своим контролем. Это был редкий момент, когда она вынуждена была признать его превосходство и опыт. Она могла терпеть, но он знал: она придет вновь и попросит еще. Единственная благоухающая свеча, помогающая разгонять давящий мрак в комнате, медленно плавилась, капелька воска стремительно стекла по стенке, и Артурия вздохнула. Ее терпение лопнуло.       — Гильгамеш, — нетерпеливо поторопила она, — может, я сама?       — Нет-нет, Артурия, сегодня особая ночь, и мы делаем это с тобой в первый раз. Не хочу разрушать эту волшебную атмосферу, — он сделал вид, что задумался, и наконец отвел взгляд, повернул голову в сторону камина, пряча победную улыбку. — Твои руки слишком грубы и неповоротливы, — не удержался он от замечания.       — Там не нужно быть акробатом, просто всунь и все, — пробурчала она, опустив взгляд, чтобы убедиться, что все готово.       — Фу, что за варварская грубость, — сдерживая себя, Гильгамеш не позволил тону измениться, и наконец она взорвалась.       — Нафаршируй уже сраную рождественскую индейку, и я засуну ее в духовку! — Артурия стукнула по столу ладонью так, что чашка и поднос жалобно звякнули. — Я жрать хочу!       И вправду особенная ночь. Гильгамеш продолжил свою маленькую месть.