Мандаринка

Елена Павловна резво влетела в одну из палат городской больницы в Сочи, но замерла, заприметив спящего и такого, казалось бы, беспомощного мужа. А он в свою очередь от такого грохота двери о стену стал лишь недовольно ворочаться и тихо бубнить себе под нос. — Ну кого ещё принесло в недобрый час? — Шеф приоткрыл один глаз и повернул голову в её сторону. — Лена? — Он прямо оживился и вроде как окончательно отошёл от препаратов, что ему накачали медсестры минут сорок назад, чтобы он не бегал лишний раз по коридору с дорожной сумкой в руках, не пугал действительно больных людей и не выкрикивал непонятный старческий бред. Правда, Виктор Петрович не знал, что она приедет. Да и, собственно, не говорил ей ничего, поэтому сейчас находился немного в шоковом состоянии, так же лёжа на больничной койке. Мол, лежачего не бьют, а то женщина, нагло нарушившая его покой, явно пребывала в гневе и уже давно готова пуститься в разнос. — Да, милый мой! Помнишь ещё, что у тебя жена немножечко так в Москве осталась и переживает за тебя? — Елена стала повышать тон, продолжая смотреть прожигающим взглядом на Баринова. — Та тихо ты! — Действительно, не один всё-таки в палате. Виктор это понимал больше неё, поэтому сразу же перешёл на полушепот, в отличие от своей ненаглядной. И, осознавая своё прискорбное положение, начал всё-таки медленно подниматься с постели. — Не кричи. Не дома же. Елена, наконец-таки, закрыла дверь, подошла к нему ближе, но всё с таким же недовольным выражением лица. — Как долетела? Нормально всё? — Он старается вести себя, как ни в чём не бывало и хоть немного успокоить её, но женщина и не думала униматься. — Прямо из редакции. — Нервно ответила она и продемонстрировала ему свой наряд. Брюки цвета пудры, суженые у основания и дважды закатанные у лодыжек, но без четко выраженных заутюженных стрелок. Самая обычная нежно-голубая рубашка свободного кроя с тремя расстегнутыми сверху пуговицами. Неаккуратно завязанный вокруг шеи розовый шарфик, лёгкий серый плащ в распахнутом виде. Маленькая сумочка через плечо из натуральной дорогой кожи, в которую она вцепилась пальцами. Украшение в виде жемчужного ожерелья тонкой ниточкой и золотое кольцо на правой руке безымянного пальца, как подобает любой законной жене. Куда же без него. — Ага, а если бы из дома, то такая красивая бы не явилась, да? — Мужчина чуть прищурил глаза и достал мандаринку из авоськи, что лежала на тумбочке. Елена сразу же замерла и ослабила пыл, но для верности он решил повторить: — Выглядишь, говорю, хорошо. — Это прозвучало немного недовольно, подтверждая, что это точно говорит её Виктор Петрович. — Да что ты? — Она не выдержала и начала улыбаться, но всё же сложила руки на груди и отставила немного в сторону левую ногу. — Соскучился просто. — Он поставил её в известность спокойно, обычным тоном, при этом взяв в рот одну сладкую дольку, а затем вновь поднял на неё глаза. — Допустим! А зачем весь этот цирк? — Елена оглядела палату со слабым желтоватым освещением. — На годовщину к тебе хотел приехать. Эля, если бы узнала истинную правду моего отъезда, не пустила бы. — Шеф проговорил это уверенно и с долей категоричности. Просто не первый год знает свою бывшую жену. — Вить… — Вернулся тот недовольный взгляд её небесно-голубых глаз. — Наша годовщина была неделю назад. — Она сказала это в край разочарованно. — Опоздал немножечко. — Ну, лучше поздно, чем никогда. — Баринов тихо засмеялся и протянул ей половинку от оранжевого, заранее очищенного, фрукта. Умереть не встать! Подорвалась прямо из редакции, села в самолёт и прилетела к нему родимому. Лестно. Любит что ли? — Я не знаю почему… — Елена Павловна с мгновение поколебалась, но всё же приняла дар от поданного. — Но мне приятно! — Наконец она сбавила тон, но не смогла сдержать улыбки и засияла, как юбилейный рубль. — Столько нетривиальных усилий, и всё ради меня. Точно всё нормально? Как твоё сердце? — В голосе появилась доля взволнованности. — Всё хорошо у меня. — Мужчина ответил с некой небрежностью, лишь бы поскорее прекратить говорить на тему всего, что касается его органов. Начиная от мозга, в котором рождаются столь гениальные идеи, заканчивая сердцем, которое уже давно бьётся исправно. В доказательство своего нежелания продолжать, он всем своим видом показывал, какая же вкусная мандарина. Была. — Дай поцелую хоть. — Можно сказать, что она окончательно перешла на шёпот, но в отличие от него, она была полностью заинтересована своим оппонентом. И в её случае это была далеко не бедная мандарина, которую она слабо зажала пальцами. — Мм-м… — Шеф заулыбался, показав всем видом свой нескрываемый интерес. — Целуй! — Проговорил и лишь приподнял голову к ней навстречу, но никак не действовал дальше. Пусть сама. Её губы коснулись только его лба, оставив слабый след от розовой помады, и тем самым была продемонстрирована вся её коварность. — Хватит с тебя. — Елена отстранилась и, вспомнив о мандаринке, что всё это время была в её руке, стала отделять дольки. — Ну… — В ответ на такую выходку его дражайшей жёнушки последовал крайне недовольный взгляд. — М? — А она как будто, в самом деле, не понимала, что не так, и как раз была занята предпоследней оранжевой долькой. — Ничего. — Баринов лишь обиженно буркнул и наклонился за своей сумкой. — Как дома? Не страшно одной? — Меня там практически не бывает. — Елена беззаботно пожала плечами, будто гордилась этим. — Выписываешься уже? — Да, наотдыхался. — С массивной молнией на сумке было покончено, и Виктор стал собирать вещи с тумбочки. — А как на работе? — Заместитель главного редактора в декрет ушла, меня поставили временно на её место. Поэтому дел невпроворот! — Похвалилась она и, наконец, присела на край больничной койки рядом с ним. — Нравится? — Теперь Баринов смотрел только на неё, немного повернув голову. И да, его действительно это интересует. — Ты будешь удивлён… — Елена слабо улыбнулась, буквально одним уголком губ и продолжила: — Я очень соскучилась по суматохе. Поэтому да. Пока что нравится. — Мне кажется, что ты соскучилась по тому, чтобы кем-то командовать. — Он проговорил это так, будто он уже на все сто один процент из возможных ста был уверен в своей правоте. Но всё же мужчина поспешил чуть поддаться вперёд, чтобы поцеловать её в щёку. — Да, наверное, — ей бы его уверенность, честное слово… Хотя, как бы ей того не хотелось, он ведь прав. Сколько там лет прошло с её последнего шефства на кухне «Arcobaleno»? Уже и в подсчеты страшно залезать, настолько это было давно. Примерно, как с датой рождения. Особенно когда уже далеко за… И с каждым годом всё страшнее и страшнее. Но на самом деле Елена Павловна тоскует по тем беззаботным временам. Ностальгирует о грандиозных банкетах до поздней ночи, о горах накопившихся бумаг к концу месяца и по ежедневному отчёту о количестве посетителей по личной просьбе Николая Андреевича, её бывшего начальника, которого она до сих пор помнит. О да, ещё та мазохистка сыскалась, которая, помимо всего прочего, скучает по одновременно резвой шинковке ножей на деревянных дощечках, что зачастую слышится в унисон на пылкой кухне, по звону бьющейся посуды, шуму железных кастрюль, жарке, парке и по прочим поварским прелестям. Конечно, она готовит дома, она держит нож в руках, она знает, как пользоваться духовкой, которая стоит у неё на кухне, но это совершенно не то. Небо и земля, огонь и вода. — Можно ревновать? — Виктор спросил об этом тихо, почти шёпотом, а носом зарылся в её аккуратно завитые ещё ранним утром локоны. — К работе что ли? — Она восприняла его вопрос достаточно серьёзно, но также перешла на тихий голос, чтобы даже на другом конце палаты не было слышно. Елена позволила себе прикрыть глаза и, повернув лицо полностью ему навстречу, уткнулась носом в его щёку. Супруг же в свою очередь коснулся губами мочки её уха и немного оттянул к себе, от чего по телу женщины побежали сотни мурашек.  — Ну да… Теперь ведь не только мной командуешь, а ещё кем-то. А нет! Они неправильно друг друга поняли. Хотя может это к лучшему? Пусть мысли о её, так сказать, прошлой жизни останутся при ней. Елене в принципе не так уж и плохо на новой должности. Грех жаловаться. Так что она приняла решение оставить это без внимания. — Вася собирался на днях заехать ко мне. — Ни её тон, ни положение тела не сменились. — За закрутками твоими как обычно, или случилось чего? — Девочку везёт мне свою показывать. — Она ответила спокойно, даже не вздохнула от безвыходности своей ситуации. — Да ты что? — Мужчина оживлённо отстранился от неё и широко заулыбался. — Я пропущу всё самое интересное. — Он действительно сожалел об этом. — Как обидно. — Но, кажется, начал перегибать палку в проявлении своих чувств. — Парню, считай, тридцать. Я, если честно, думала, что он совсем потерянный оболтус у меня. Да и кто такой характер терпеть будет? — Это был явно риторический вопрос. — Посмотрим, как оно вообще получится… — Наоборот оно в тридцать как-то… Ума больше становится, что ли… Не знаю, как это сказать правильно. По-другому на вещи начинаешь смотреть. Так что может наоборот это самое то? — Ну может… Надеюсь во всяком случае на его порядочность. — Она снова начала уходить в эту тему с головой, а пальцы стали нервно перебирать бусы. Мало того, что она в очередной раз столкнулась с фактом, что её сыну, вот такая вот неприятность, тридцать лет, так он ещё и жениться решил. Для любой матери это целая стрессовая ситуация. — Как Машенька? — А ты не думала, что там как раз порядочность и бьёт ключом? — Баринов не унимался, а улыбку было сдерживать всё тяжелее. А почему, собственно, и нет? Молодежь ведь. А сейчас далеко не СССР. Кажется, он снова прав, как бы ей того не хотелось. Хотя… Может и правда полюбил кого? — Маша спрашивала, почему ты не приехала. И не один раз. А так бегает под ногами, то у меня, то у Кати. — Да думала, чего уж там… — Елена ответила вполне смирно, но махнула рукой куда-то в сторону. — Давно пора… А то у тебя вон… Хоть внучка под ногами бегает, и то радость. — И опять начнёшь впадать в депрессию, что у тебя уже внуки, настолько ты старая. — Монотонно, будто слышит этот сценарий не впервые, проговорил супруг и завёл руки куда-то ей за спину, чтобы обнять. — От возраста уже всё равно не скрыться и не убежать. — Взгляд заметно поник, она опустила голову, и в ход пошёл трагический шёпот: — Надо принимать поражение. — Пожалуйста, прекрати. — Виктор недовольно посмотрел на неё, но стал вполне оживлённо водить ладонью по спине, чтобы расслабить её напряженное тело, и чтобы вовсе перестала думать об этом. Совсем. — Не заводи эту шарманку. Я не сбегаю, значит всё не так страшно, успокойся. — Ей стоит признать, что способность приводить вполне весомые аргументы — его очередная сильная сторона. — Ещё бы ты сбежал… — Она заулыбалась. — Ты уж не перенапрягайся. Ладно? — Елена снова перешла на тихий голос, потерлась носом о его щёку и позволила себе замереть в его руках. — Та мне самому уже надоело… — Муж проговорил в такой же манере и положил одну ладонь ей на живот. Целую свою горячую ладонь поверх её голубой рубашки. И надо сказать, он признался в этом с заметной долей недовольства. Зная его, это самый высокий показатель искренности. — Я правда очень переживаю за тебя, особенно, когда ты так далеко. Не в поле моего зрения. — Женщина продолжила говорить тихо, но стала заметно улыбаться со своих же слов. — Ты мне это говоришь? Я же в курсе, где ты была, пока я овощем лежал. — Действительно, от больницы до окончания полного курса восстановления. А ведь и сбежать могла. Быстрее, чем он открыл бы глаза и увидел её такую печальную, заплаканную и склоненную к его рукам.Собственно, её тогда ничего, что-то вроде законного брака, и не держало. Но всё равно никуда не делась. — Не напоминай, пожалуйста. — Она резко зажмурилась и напряглась вновь. — Мне тоже тяжело тебя оставлять одну. — Мужчина прижал к себе заметно сильнее и стал говорить куда-то ей в волосы. — Ты же как ребёнок, даже поесть себе не можешь нормально приготовить. — Баринов констатировал факт тихим, но спокойным голосом. Даже спорить не хотелось. — Действительно. Нелепая ситуация. Помнится, я была шеф-поваром и готовила блюда на восемьдесят человек. — Елена Павловна заулыбалась, будто ностальгировала о старых-добрых временах. Как будто Берлин брала в сорок пятом, честное слово. — О, вспомнила… — В ответ на такую ностальгию мужчина лишь нетерпеливо повёл усами. — Не надо тебе на кухню, а то опять замуж придётся выходить. — Это зачем мне опять замуж? — Она действительно не поняла, о чём это он и сразу же отстранилась. — За конкурента. — Непринуждённо ответил Виктор Петрович и посмотрел прямо ей в глаза. Женщине это совершенно не понравилось. Лицо резко стало недовольным, и она сложила руки на груди. — Я замуж за тебя не поэтому выходила. — Та Господи, ошибка природы. — Виктору стало смешно с этого, потому заулыбался. — Знаю же, что не поэтому. — Он притянул её снова к себе и стал обнимать, несмотря на то, что руки, которые она скрестила на груди, достаточно ему мешали. Но она сдалась так же быстро, как и обиделась. Руки расцепились и потянулись к его телу навстречу, а губы слабо коснулись грани его лица, где-то близко к подбородку. — Не могу долго на тебя обижаться. — Новость. Обычно ей это приносило удовольствие, и она любила растягивать приятный процесс. Но в этот раз всё против неё. Особенно его руки, которые с такой уверенностью её держали рядом с собой. — Это хорошо. — Баринов засмеялся и быстрым движением поцеловал супругу, буквально поверх губ, чтобы даже ответить не успела. — Я была на нервах весь полет. — Призналась Елена и стала поглаживать ладонями по его макушке. Ведь сколько бы раз она не летала на этих крылатых штуках, что устремляются в небо — всё равно страшно. — Не могла попросить чашку виски? — Он довольно заулыбался в усы и стал смотреть на её реакцию. Вот любит же завести свою любимую жёнушку. Но она, на удивление, спокойно ответила ему, видно действительно нервы хорошо потрепали, что вымоталась бедняжка. — Мест в бизнес классе не было, а простым смертным, к сожалению, такая роскошь непозволительна на борту самолета. — Женщина уткнулась носом в его шею и продолжила: — Я брала билет только в одну сторону, потому что не знала, насколько у тебя здесь всё серьезно. Отпросилась на сегодня, поэтому, наверное, утренним рейсом уже улечу. — Какой кошмар. — Это прозвучало действительно трагично. Да по нему сцена плачет. — Это мне теперь надо делить с тобой мой холостяцкий номер? — Хотя сейчас бы его понял каждый второй женатый мужчина. — Витя! — Снова она от него отстранилась и стала смотреть крайне недовольно. У него всё-таки получилось. Любит её нервный голос, что поделать. Да, сцена действительно плачет. — Я пошутил. По-шу-тил. — А вот теперь голос перешёл в дипломатическую серьезность. Это, признаться, было для неё неожиданным. — Может до понедельника останешься? — Правда много дел. — Она тяжело выдохнула, потому что предложение действительно заманчивое. Но у неё работа. — Возвращайся лучше ты скорее. — Ты же знаешь, что от меня это мало зависит. — Он слабо улыбнулся, но теперь тон был с заметной долей обречённости. — Да знаю же. — Елена нахмурила нос и прошлась глазами по полу больничной палаты. — В отеле так и живешь? — Ну да, а как ещё? — Может, снял жилье, наконец. С Элеонорой и так часов по двенадцать работаешь, а терпеть её и в свободное время — сверх кощунства. Не находишь? — Она недовольно фыркнула и продолжила, глядя в его завораживающие карие глаза: — Потом ещё и шастаешь в пижаме по коридорам до бара и обратно. — Хотя… Елена не должна так плохо о нём думать и настолько его недооценивать. Просто кажется у кого-то проснулась ревность. — Не надо. Не шастаю. — Он скромно заулыбался. — Я с собой всё тащу заранее. Но в твоих словах есть доля правды. — Баринов стал монотонно целовать её костяшки пальцев. — Кровать у тебя хоть двуспальная? Или может она тебе только каморку выделила и держит силой? — Она… Какая прелесть. Хотя её понять можно. Даже больше, он должен её понять. — Да ну что ты… Двуспальная, два телевизора, какое-то подобие кухни и огромные панорамные окна с видом на горы… Так что? Остаёшься? Или поедешь наслаждаться своей работой? — Баринов наконец отпустил её от себя и стал внимательно смотреть ей прямо в глаза, чтобы думала быстрее. — Ладно, уговорил. — Это прозвучало так, будто ей от этого не будет никакой выгоды. Но женщина поднялась с кровати достаточно резво. — Я, правда, и вещей-то не брала совсем. — Елена снова положила ладонь на свою маленькую сумочку и слегка похлопала по ней. — В моей рубашке походишь. — В отличие от неё, он в самом деле не видел в этом проблемы. — Договорились. — Она секунду помедлила, сдерживая улыбку. Вот только Елена совершенно не догадывалась, как у него заблестели глаза от её слов, поскольку он как раз отвернулся от неё. — Но не обещаю, что мне не захочется спуститься в ней в вестибюль, встретить гостей, например. — Я тебе дам… Обойдешься! — Произнёс он крайне недовольно, быстро поднялся с больничной койки и поцеловал её сердито в щёку. Ишь что удумала. Вы только посмотрите на неё. Замужняя женщина ещё называется. Виктор Петрович уложил в дорожную сумку последний кулёк мандаринок и вместе с супругой направился к выходу из этой чёртовой палаты, оставив в тишине ещё одного больного. Наверняка этот товарищ был им безмерно благодарен, что они наконец-то соизволили уйти. Но оранжевого цвета сладкие цитрусы могли бы и оставить, уж больно хорош был у них аромат. Хотя… Почему, собственно, был? Он и остался в стенах этой комнаты ещё надолго.