Нечестно

Мудрые люди говорят: каждая история начинается и заканчивается на перекрестке двух путей. Два человека, чьи пути пересеклись в драке, стали друзьями и впереди их ждали различные приключения. Но давайте по порядку. Можно ли остаться на войне, которая закончилась? Собственно говоря всё когда либо заканчивается. Кажется у Екклесиаста это было. И дороги и жизни. И война, даже самая затяжная, вечная и святая в том числе. Иногда война заканчивается позже, чем человек. Это кара и благо. Человеку почет, уважение, могильный камень и слава. Он похоронен со всеми почестями, а его душа вознеслась на небо. Быть может. Родные скорбят, но что же делать: никто не вечен, ничто не вечно. Правда кое-кто из философов говорит, что материя вечна, другие же с пеной у рта пытаются доказать, что вечен Бог. Что есть истина? Спросил как-то Понтий Пилат. Узнаем истину вместе. Сказал Годфри де Ибелин (герой х/ф "Царство Небесное"). Иногда война заканчивается раньше человека. Человек жив, быть может он ранен или калека, но он жив, а это уже много, кто бы, что не говорил. В принципе, человек как данность — много. У эллинов — гениев древности было разделение на макрокосм и микрокосм. Человек — микрокосм и он помещен во Вселенную — макрокосм. У Блаженного Августина были слова, что человек — мир большой в мире маленьком. У человека есть всё, что есть в окружающем мире, но в мире нет того, что есть у человека: ответственности. Не мир ответственен за человека, а человек за мир. Вот так антропоцентризм встретился с защитниками животных, только им всё равно. Как и мне, впрочем. Еще свобода воли. Но это отдельная тема для разговора, в которую надо привлечь множество учёных и философов. Полагаю, что не стоит тревожить память этих великих людей, извращая их мысли бесплотной софистикой. Вот так один человек пережил войну. Он остался цел и невредим, на первый взгляд. Он даже обзавелся некоторым богатством на той войне. Нет, не золото. При желании про него много плохого можно было сказать, но уж чего-чего, а алчность ему неведома. Он обзавёлся почётом, уважением и крепкими доспехами с чужого плеча. Ну вы же знаете, что победитель забирает коня и доспехи побежденного воина. Прибыльное дело между прочим. Вот так Рейнальд ушел на войну с конём и мечом, а теперь носит тяжелую, двухслойную кольчугу поверх которой надевались крепкие латы. Оставляя своих братьев по оружию он подарил коня своему соратнику Роджеру де Хаммо. Он очень уважал честного, доблестного воина. К тому же, по словам крестоносца Рейнальда, с конём хлопотно, его кормить надо. Когда крестоносец вернулся домой, то внезапно понял, что он остался на войне, которой больше нет. Мир большой был вырван из мира маленького. — Мама, кто это? — спросил Рейнальд-младший однажды увидев всадника показавшегося на коне. Он забыл его за много лет. — Это твой отец, — сказала Анна. В голосе её звучали печальные нотки. Анна глядела на Рейнальда, а Рейнальд смотрел на Анну. Анна почувствовала на расстоянии, что её муж изменился и жизнь уже не будет прежней. Хочется ли ей этого? Рейнальд понял, что не сможет быть тем кем он был раньше. Выдержит ли Анна нового Рейнальда? Нет. Так он решил. — Почему папа уходит? — Так надо, сын мой. Так надо. Доблестный крестоносец Рейнальд действительно развернул коня и понесся галопом прочь. *** Холодно и влажно. И таков климат Севера. Края свирепых зверей и острой стали. Отважных мужчин и прекрасных женщин. Древних языческих традиций и Реформации. Хвойный, мрачный лес простирался от берегов Нормандии и до Сибири, с востока на запад. Мохнатые ели с неприязнью взирали любого, кто решался ступать на старый тракт, нарушив их вековой покой. Идеальное место для разбойников, что кишмя кишели вокруг Гамлета. Они грабили своих жертв, а затем скрывались под пологом мрачной чащи, где у себя в схронах, будто волки, пожинали кровавые плоды своих деяний. Был среди них один. Всегда один, не переносил никого подле себя. Одинокий волк. И быть может даже одинокий барс, одинаково невосприимчив к острой стали и морозной стуже и женской ласке. Он одинаково ненавидел и грабил всех подряд: тружеников крестьян, умелых мастеровых, купцов, грандов, епископов. В искусстве засад, капканов и ловушек ему не было равных. Он носил пальто под которым имелось несколько пистолетов. Один из них был длинноствольным рейтарским, еще один с толстым дулом. Он на манер дробовика выстреливал дробью. «Утро не может быть прекрасным, если ты не засандалил в кого-то картечью», — любил так мрачно шутить сам с собой наш герой. Другие же были самыми обычными пистолетами шестнадцатого века. Бандит не терпел всяких сложных механизмов, поэтому на каждом из пистолетов стояла простая и надежная система: ударно-кремнёвый замок. В ближнем бою бандит дрался трофейным кацбальгеном или «кошкодером», который отобрал у собственноручно задушенного тирольца, что имел неосторожность забрести в этот лес со всем своим награбленным добром. Вот так грабитель ограбил грабителя. Весь скарб ушел богатому еврею — держателю таверны (Нет! Я не антисемит!). Разбойник любил выпить вино. Как уже говорилось ранее он делал это в гордом одиночестве. А кошкодёр оставил себе, найдя его необычайно удобным и полезным для своих тёмных дел. У тирольца были ещё латы и цвайхендер, но это не нашедшее применение для тех же самых тёмных дел барахло ушло работникам кузнечного цеха на переплавку. Дерзость, наглость и лихость этого работника ножа и топора восстановила против него весь город Гамлет. Он наносил ему солидный экономический ущерб грабя местных купцов. Его ненавидел гильдмастер, весь кузнечный цех, цыганская община. В храме имени «Святой Марты» ежедневно совершались молитвы, в которых жители города просили Бога избавить их от этого свирепого хищника. В лечебницу частенько попадали люди с ранами нанесенными оружием этого человека. И даже в его любимую таверну вход был заказан. Градоправитель назначил за его голову солидную награду. Потянулись бесчисленные охотники за головами. Но разбойник был неуловим, оставляя всякий раз на земле холодные трупы своих жадных врагов. Его ненавидели собратья по ремеслу даже пуще, нежели жители города. Он отвечал им взаимностью. Ведомые алчностью (и возможностью быть помилованными) они нападали на его след на тропе не зная что в конце пути их ждала смерть. Дни шли за днями, месяцы за месяцами. Всё то же, всё те же. Всё шло своим чередом, пока однажды на старом, извилистом тракте не случилось нечто. По лесной дороге, в направлении славного города Гамлета уверенно шел одинокий мужчина. Вид у него был измотанный, однако он был всё ещё силён: об этом красноречиво говорил его твёрдый, ясный взгляд. Он был облачён в латы, поверх которых была чёрная накидка с оранжевым восьмиконечным крестом. Лишь только тускло блестели наплечники. Через плечо, в кожаных полу ножнах был перекинут двуручный меч, а на изгибе локтя висел шлем с забралом. Вероятно в нем плохо видно, поэтому наш герой решил идти без него. Так сказать у него было два режима: походный и боевой. На плечах он нёс седло. Меч назывался эсток — оружие всадника, в отличие от цвайхендера или фламберга, который носили грязные, бородатые ландскнехты на двойном жаловании; гранёный клинок с ребром жесткости. Обычно он прикреплялся с правой стороны седла. Имелось у него и другое название «Panzerstecher» или «Panzerbrecher» — буквально «протыкатель брони». Использовался для колющих ударов. если пика сломалась или была потеряна в суматохе битвы. Некоторые образцы XVI века, например, образец номер Neg.Nr FD 197026, хранящийся в Дрезденской оружейной палате; имеют сложную гарду, как у шпаги, но они не считаются шпагами, так как те имели лезвия. В конном бою он удерживался одной рукой и удар наносился за счёт скорости и массы коня, в пешем бою, чтобы иметь лучший контроль над остриём, его держали двумя руками. На поясе мужчины висел кинжал мезирикорд — «кинжал мелосердия». Тот самый которым можно добить поверженного рыцаря меж доспешных пластин, избавив от мучений и агонии. Другого оружия на беглый взгляд у воина не было. Герой ступивший на эту тропу не в полной мере знал, что его ждёт, но будучи бывалым воином был готов ко всему. В том числе и встретить свою смерть. Армия — школа жизни, часто повторяли в Советском Союзе, но это ничто по сравнению средневековой армией и жизнью. Чтобы понять разницу просто поймите: несмотря на множество проблем в современном мире, умереть от голода, по крайней мере в цивилизованной его части, практически невозможно; а в те времена — запросто, даже в цивилизованной его части, особенно в цивилизованной. Да-да-да, сейчас налетят умники и начнут мне заливать про анорексию и лечебное голодание имени Андрея… тьфу Геннадия Малахова. Вечно их путаю. Оба на одно лицо — шарлатаны; но это не то. Это другое. Это скорее проблема пропаганды и слабоумия. Уровень медицины оставлял желать лучшего: к примеру если Вас серьёзно ранили в руку или ногу, то всё, пиши пропала. Ни антисептиков, ни обезболивающих, ничего. Смерть в постели от старости недостойна рыцаря. Лишь в бою с боевым кличем на устах, с воздетым стягом и поднятом в замахе дедовским мечом. «Я там, где война», — вот истинная философия доблестного рыцаря, а «пожрать, потрахаться, поспать и сдохнуть». — философия трусливого бюргера, «что посеешь — то и пожнешь», — трудолюбивого крестьянина, «время — деньги», — матерого купца, «Главное найти правильных коллекторов», — изобретательного ростовщика, «украл, выпил, на эшафот», — лихого грабителя. «Знание — сила» — любопытного алхимика, «истина во Христе» — смиренного монаха. — Стоять! — неожиданно доносится до Рейнальда, — куда путь держишь? По видимому обычный бандитский налёт. Опытный воин не испугался. Просто начал хладнокровно оценивать положение. Из леса вышли несколько фигур. Крестоносец насчитал семерых. Четверо спереди преградили дорогу и трое сзади пути отступления назад. Все в жутком рванье, явно из чужого плеча. Поверх всего накинуты рваные короткие куртки с капюшоном. В руках блестело разномастное оружие: широкие ножи, кинжалы, ландскнехты. Рейнальд увидел два арбалета. В чаще мелькали тени. Крестоносцу показалось, что у одного был мушкетон — огнестрельное, громовое оружие, как угодно будет. — Прямо! — отозвался рыцарь. Он был горд и не собирался отчитываться перед всяким отребьем. Четверо передних ухмыльнулись показывая обломки гнилых зубов. — И как? — вперед вышел один из бандитов. По-видимому главарь. Он был высокого роста, настоящий великан или, если хотите тролль, род деятельности как раз схож. Они ведь тоже грабили путников на дорогах; на полторы головы выше, чем крестоносец. Массивный. Вдвое шире в плечах своего противника. Но это был не жир, это была могучая гора тренированных мышц. Именно такие и становились главарями преступных группировок в древние времена. Вспомните Моисея Мурина, которого за суровый нрав и большую физическую силу выбрали главарем. Этот же главарь был с голым торсом, усеянным чудовищными шрамами и в кожаных широких штанах, схваченных широким кожаным ремнем на нескольких металлических пряжках за которым были заткнуты два пистолета пистолетов. На ногах у главаря были сапоги с серебряными застёжками, которые по видимому принадлежали его жертвам. На мясистых запястьях у него были кожаные наручи усеянные небольшими металлическими бляшками. Больше декоративные, нежели для защиты. Такими обычным пользовались лучники. Но у главаря не было лука. Помимо пистолетов у него был кнут и пара широких ножей. Его походка была небрежной, размашистой — верный признак наглости и самоуверенности. С первого взгляда на его уродливое лицо ему можно было дать лет тридцать пять — сорок. В его злорадной ухмылке было нечто звериное, волчье. Его кожа была груба и обветренна. Вряд ли он мог произвести благоприятное впечатление на дам. Дамы, за редким исключением, предпочитают в меру ухоженных мужчин. Бандит был брит, его короткие волосы торчали как щетина у дикого вепря. Собственно он и носил такое страшное прозвище: «Вепрь». и кроме того он смердел потом. Известен был тем, что собственноручно, зачастую голыми руками расправлялся с жертвами. — А ты большой. — Что, простите? — Говорю большой. На всех хватит. Но мясо жесткое, наверное. Мы не любим рыцарей. Мы любим принцесс. С белой кожей и нежным мясом. — Что? Как это? — Это ограбление. понял? — А, ограбление. Это я удачно попал в засаду. Вас так много, надолго хватит. Хоть и мясо немного испорченное, — ответил Рейнальд с напускным высокомерием. Это была военная хитрость. Он хотел разгневать противника. Гневный враг обычно допускает оплошности которыми можно легко воспользоваться. — Неужели? — недоверчиво переспросил Вепрь. — Да, — Рейнальд небрежно бросил на землю седло и свои пожитки, — вот сейчас лесного тролля только одолею и дальше пойду. — Какого лесного тролля? — Тебя. Правда вокруг твои головорезы, так что это не совсем честно. Толпа на одного. — Ты меня одолеешь? — недоверчиво переспросил бандит, — но я выше и сильнее тебя. Я уделаю тебя один, голыми руками. — Сила настоящего воина не в руках, а в голове. — Нет! — взревел разбойник и нанёс удар отдалённо напоминающий хук справа, но рыцарь лишь чуть-чуть отклонился назад и рука бандита вспорола воздух. В те времена бокса ещё не существовало. Да и вряд ли сей дикий Вепрь утруждал себя изучением какой-либо из техник рукопашного боя. Бил так, как получится. Именно поэтому этот удар лишь условно можно было назвать хуком справа. — Ты не попал, — проговорил Рейнальд, затем с напускной задумчивостью присел сорвал какой-то полевой цветочек и начал его нюхать, — бить надо быстрее. И замах не должен быть таким явным. Ты открываешь свои намерения противнику. В отличие от бандитов рыцарям было знакомо некое подобие праанглийского бокса с необходимым минимумом подсечек и бросков. Доспехи ничуть не стесняли движения рыцаря. Если бы против него был более верткий боец, возможно он бы попадал, но вреда бы не наносил бы. А так противник рыцаря был большой и грузный человек. Несмотря на всю тренированность своих мышц он все же был довольно медлительным. Главарь взревел и нанёс прямой удар. Рыцарь немного отошел в сторону и его противник провалился вперёд за собственным выпадом, затем споткнулся о ногу предусмотрительно выставленную Рейнальдом и распластался на земле: — В дорожной пыли ещё никто не находил победу. Кое-кто из бандитов позволил себе смешок. Кто-то из них крикнул: — Вепрь, хватит играться, кончай уже его! Вепрь в не себя от ярости, с полным ртом дорожной пыли поднялся. Затем снова напал нанеся серию беспорядочных ударов. Рыцарь был на высоте. Не один из ударов не достиг цели. Бандит на миг остановился, затем собрался с силами снова ударил противника в лицо. На этот раз Рейнальд просто прикрылся рукой. Кулак бандита ударился об металл. От Боли он взревел не своим голосом и стал скакать трясся травмированной рукой: — Так не честно, — проныл он, — у тебя латы. — Ну что ж, — спокойно промолвил крестоносец, — мы всегда можем биться на равных. Я в самом начале хотел это предложить, но Вы так быстро и неожиданно напали, что я вынужден был защищаться. Воткнув меч в землю, Рейнальд снял плащ, после освободился от лат и кольчуги. Затем снял рубаху обнажая крепкий торс. — Ну вот, — сказал он беря меч-эсток. Вепрь злорадно ухмыльнулся доставая кнут. В другой руке у него возник кинжал. Главарь больше не желал играть в поддавки. Рейнальд встал в боевую стойку с мечом на изготовку. Дело принимало серьезный оборот. Видимо для рыцаря конец в любом случае намечался плачевным, если конечно не произойдет чудо. Но рыцарю умереть надлежало красиво, а не как трусливый бюргер в мягкой постели, в окружении родственников. В конце-концов все когда-нибудь умрём, едва ли гибель от меча хуже смерти от старости. Так думал Рейнальд. Взмах кнута и рыцарь ушел в сторону с линии атаки и подался назад разрывая дистанцию. для того чтобы быть недосягаемым для кинжала. Ведь им можно просто ткнуть, а для плети нужен замах. Снова взмах и снова мимо. Рыцарь без доспехов стал ещё более подвижен. Взмах и опять рыцарь смог уйти. Неудачи раздразнивали бандита, он злился и свирепел. крестоносец старался измотать своего противника, но продолжаться вечно это не могло. Вот снова взмах и плечо Рейнальда ожгла боль. Он сцепил зубы стараясь не замечать раны. Его противник воодушевленно взвыл и снова нанес удар. Рыцарь подставил меч и кнут обмотался вокруг лезвия. Затем рыцарь рванул на себя и оружия вырвалось из рук остолбеневшего разбойника. — Кончай же его, Вепрь! — раздался чей-то истеричный вопль. Главарь рывком вырвал пистолет и выстрелил. Как бы ему быстро и неожиданно это не хотелось сделать, но пистолеты образца шестнадцатого века были очень громоздкими и тяжелыми. Кроме того их точность оставляла желать лучшего. Лишь только у единиц, у именитых мастеров, истинных профессионалов получалось сделать достойные образцы. Рейнальду снова посчастливилось уйти с линии атаки. Его противник застрелил члена своей же банды. По иронии судьбы это был тот, который кричал. Вепрь в не себя от гнева рванул еще один пистолет, но рыцарь резко сократил дистанцию. Отведя руку Вепря с пистолетом в сторону он вонзил в мясистый живот свой эсток по рукоять. Часть клинка вышла из спины. Бандит вперил ненавидящий взор в Рейнальда: — Отправляйся в Ад! — прошептал рыцарь приблизившись к бандиту вплотную. Тот в последних судорогах нажал на курок, и сраженный выстрелом упал ещё один разбойник. Крестоносец рывком вынул меч. Из раны потекла густая кровь. Вепрь еще постоял несколько секунд, его глаза остекленели и он упал лицом вниз. Толпа замолчала в растерянности. Убиты два их соратника и главарь. Да, конечно судьба рыцаря предрешена, но как же дальше жить? Кто будет главарём? Но это будет потом. А сейчас: смерть путнику! Они очнулись от оцепенения. С кровожадными ухмылками вознамерились сделать из рыцаря мясную нарезку. Им давно не ведом был страх. Не питали они и жалости ни к мирным людям ни к своим бывшим соратникам. Обреченный воин встал в боевую стойку и приготовился сделать так, чтобы разбойники хоть раз в своей никчемной жизни потрудились, поработали. Он уже мысленно произнёс самую короткую молитву — молитву мытаря «Господи помилуй». Теперь у него оставался лишь его меч и надежда. Почти безумная надежда на земную жизнь доходящая до уровня некоего звериного вопля что ли. И надежда на блага небесные. В ту минуту он уже и не думал о том, что у него много грехов. Что он множество раз нарушил заповедь «не убий». Он в принципе мало об этом думал. Кроме того, кто-то же должен этим заниматься, чтобы другие могли этого не делать. Ассенизаторам тоже найдется место в Раю. Да, он порой себя и ощущал таковым: уборщиком всякого неприятного мусора. Ну посудите сами: если есть свобода воли, то значит есть возможность выбрать зло. Ну и кто эти люди после этого? Мусор. Дистанция сокращалась до первого удара оставалось всего ничего. Рейнальд встал в глухую защиту и мысленно пожалел, что снял доспехи ради какой-то мифической честности. В кольчуге и латах может и был шанс отбиться. А так? Ну какая честь? Какая борьба на равных с низким отребьем, которое ничем не лучше животных. С волками, оленями, кабанами и медведями никто никаких договоров не заключает. Крестоносцу показалось странным, что они еще не использовали арбалеты и мушкетоны. А они у разбойников были. Внезапно раздался выстрел. Один из нападавших упал с пробитой головой. Потом ещё кто-то из грабитель внезапно схватился за живот, его лицо скорчилось в безобразной гримасе и он сполз наземь, затем еще и ещё выстрелы. Два бандита упали замертво. Банда замешкалась. Рейнальд воспользовался моментом и пошел в атаку. Что бы или кто бы это ни было, но ему на руку. Возможно как раз то самое Божье вмешательство только руками человеческими. Два удара и два поверженных. Остался ещё один, которого прикончил странный незнакомец выскочивший из леса. То самое чудо. А что в этом такого? Господь зачастую и творит чудеса руками человеческими. В рамках законов природы, потому что если он часто будет нарушать эти законы природы, то это может лишь свидетельствовать об их несостоятельности и соответственно несостоятельности самого Творца. То, что Вседержитель иногда творит вопреки законам природы может означать только то, что люди настолько своевольны, что… сами порой выходят за рамки дозволенного. К счастью законы природы вполне себе состоятельные. в противном случае Богу пришлось бы постоянно выходить за их рамки. — Хороший бой, смачно ты его, самого Вепря, — хрипло произнёс незнакомец, затем отвлёкся разглядывая, — я их долго выслеживал. Ну и вот благодаря тебе подвернулся удачный момент. Мерзкие отродья. — Что простите? — не понял Рейнальд. Вид незнакомца не внушал ему доверия. Он походил на такого же бандита как и они. С другой стороны один всё же лучше, чем толпа. Но опять же если один человек наделал столько трупов за столь короткий срок, то это необычный человек. Не уж то сам Дьявол ходит у него в помощниках? Или всё же, всё же Божественное провидение. Становится ли Господь на чью-то сторону, когда люди убивают друг друга? А как же «не убий»? — Они едят человечье мясо. Мерзкие ублюдки. И вот я их настиг. Видимо, кто бы что не говорил, а Господу не особо импонирует каннибальские отродья. Рейнальд перевёл дух и снова смог более менее трезво соображать. Кто бы ни был этот незнакомец, а затевать с ним ссоры не нужно. Так или иначе он сражался на его стороне. — Я должен Вас поблагодарить. Если бы не Ваше вмешательство, то я бы погиб. Спасибо, я ваш должник, господин… эээ… Рейнальд не очень был уверен в правильности используемого слова ибо: Слово «достопочтимый» обычно употреблялось преимущественно в обращении к лицу высокого звания, как говорит малый академический словарь. Или как говорит Википедия: досточтимый (лат. venerabilis) — в католицизме, слуга Божий, процесс беатификации (обряд причисления умершего к лику блаженных в католической церкви), которого был официально одобрен Святым Престолом путём издания особого папского декрета, провозглашающего, что данный слуга Божий обладал героическими добродетелями. Церковное почитание досточтимого до окончания момента беатификации не разрешается, однако дозволяется его индивидуальное почитание. — Дисмас Безродный, — ответил тот, — просто Дисмас или Дис, никаких господ. И уж тем паче этих длинных слов: досто- чего там? — Понял, ну, а я сэр Рейнальд сын Джона, рыцарь креста. Приятно познакомиться. — Благородный что ли? — сощурился Дисмас. — Да, мой далекий предок Рихард «Костолом» вместе с Вильгельмом Завоевателем пересёк Ла-Манш и доблестно сокрушил нечестивый сброд Гарольда Второго. — Так-так-так, остановись. Я ведь просил никаких длинных слов. Вот скажи мне: если ты благородный рыцарь, то у тебя есть замок. Так? Дисмас уже навострился там погостить, уплетая за обе щеки жареную свинину. — Э, по правде говоря нет, — почесал волосатую голову крестоносец. Говоря по чести, ему самому хотелось замок с флагами, оруженосцами, слугами, колодцем, арсеналом и маленькой часовенкой (да, он именно таким его и представлял), — но у меня есть просторный, каменный дом с очагом. — Уууу, — досадно махнул рукой разбойник, — какой же ты благородный тогда, если у тебя нет замка? Ты же просто крестьянин. Фермер. — Вы приверженец графа Абеляра? — Ч-чего?! Кого?! — «Эти мелкопоместные рыцари ничем не лучше крестьян», — заявил однажды граф и получил от меня кулаком в зубы. — Ну, а дальше? — А дальше мне пришлось выплачивать штраф в пользу короля и графа. Сначала был судебным поединок, где я одолел наёмника поставленного графом ибо граф — кволый трус, а потом его сиятельство что-то нашептал его величеству, сказали, что я нарушил правила и мне пришлось платить штраф и еще и вергельт за убитого наёмника. Поскольку наёмник был свободным человеком. — Уууу, как тебя нагрели бюрократы-хапуги, — рассмеялся разбойник. — Да уж, — почесал голову Рейнальд, — что и говорить, Вы хорошо рассуждаете. А если по правде, то у меня нет никакого дома больше. Вернее он номинально есть, но я оставил свою жену и сына там одних. Навсегда. — Ну ты и чёртово отродье, благородный, — покачал головой разбойник. — Видите ли господин Дисмас… — Я же говорил не называть меня «господином». — Видите ли, мистер Дисмас, иногда люди лишь спустя некоторое время понимают, что они не подходят друг другу. Я надеюсь, что она сумеет начать новую жизнь. Я молюсь об это каждый день. Тем более «я там где война», — девиз каждого рыцаря, каждого мужчины. Она не могла никогда этого понять. — Да вас благородных никто не понимает. Так, давай к делу: предлагаю их оружие и пожитки разделить пополам. — Ну вы же больше врагов убили чем я. — Если бы ты их не отвлёк, то это было бы не так просто. Так что пополам: я за справедливый делёж. — Тела нужно придать земле. — Ну уж нет. Я не собираюсь копать могилы для этого отребья. — Тогда их растерзают дикие звери и они не смогут восстать в судный день, — задумчиво произнёс крестоносец. — Поделом! — Но животные попробуют вкус человечьего мяса и станут опасными. — Тогда ни тебе не мне. Давай их спалим. Потом я предлагаю идти в город. Вот только, — Дисмас запнулся. — Что «только»? — Мне вход туда заказан. За мою буйну голову назначена большая награда. Так что… хм… помнишь, ты говорил, что у меня в долгу. — Слово рыцаря, что я выполню всё о чём вы попросите. только в разумных пределах. — Хм… — задумался разбойник, — не знаю будет ли это разумно, но словом, ты можешь за меня поручится? Ты благородный рыцарь и крестоносец и все тебя послушают. — Что ж, — ответив Рейнальд немного подумав, — я сам Вам предложил это так что по рукам. И они ударили по рукам. — Скажите на милость: я вам за этим нужен был? — Ты о чём? — Ну Вы же грабитель так? Тогда почему Вы как и они не попытались меня ограбить? Чтобы я за Вас поручился? — Просто не терплю, когда дюжина на одного. Нечестно.