Свидание в Версале

      В отеле дю Ботрей ее ждал сюрприз. Вернулась Жавотта, которую Анжелика несколько месяцев назад сосватала за Давида Шайлу. Занятая своими делами при дворе, она тогда ограничилась соглашением о свадьбе и выпустила из виду дальнейшую судьбу девушки.       Барба, Розина, управляющий Роже, поварята и даже Мальбран хватали за руки Жавотту, трясли за плечи и радостно повторяли, словно не видели ее десять лет:       — Жавотта! Жавотта! Наконец-то ты пришла! Ты больше не уйдешь?       Девушка выглядела смущенной, но обрадованной такой встречей. Увидев Анжелику, она бросилась к ней.       — Мадам маркиза!       — Девочка моя, ты здесь? А где Давид?       — Наверное, он в своем доме, мадам, со своей женой. Я давно уже его не видела.       Анжелика нахмурилась. Только сейчас она заметила, что прежде румяная Жавотта бледна, она похудела с тех пор, как служила у нее. Одежда и башмаки ее были в пыли, стало ясно, что она только что с дороги. В руках она держала узел с вещами.       — Ничего не понимаю. Ваша свадьба не состоялась?       Вместо ответа девушка расплакалась. Анжелика решительно пресекла возмущение собравшихся, раздав всем поручения по дому. Жавотте она приказала привести себя в порядок. Неужели с Давидом что-то случилось?       Вскоре она уже слушала рассказ умывшейся и переодевшейся в домашнее бывшей служанки, которую знала еще с давних пор, когда была нищей маркизой ангелов, чьи дети бедствовали и голодали в собачьей будке.       Она повторила вопрос:       — Разве ты не вышла замуж за Давида Шайлу? Не плачь, расскажи все толком.       — Мадам, когда весной вы были так добры, что наделили меня приданным и предложили Давиду жениться на мне, — Жавотта запнулась. — Я была на седьмом небе от счастья. Давид сам нашел меня и сделал предложение. Как я рада была, и сказать нельзя! Он даже к тетке моей в Мелен готов был съездить, но поездка все откладывалась. Но однажды...       Жавотта, периодически вытирая слезы, рассказала, что вернувшись из поездки к родным, рано утром она примчалась в дом, где жил Давид и где она уже видела себя хозяйкой, и застала его с другой прямо в будущей супружеской спальне. Давид не раскаивался, не просил прощения, а вместо извинений сказал, что девушка — та дочка нотариуса, на которой он хотел жениться раньше, и он так бы и сделал, если бы не настоятельное предложение от маркизы дю Плесси, от которого он не мог отказаться. Он и эта девушка любят друг друга, более того, она ждет ребенка, и теперь он ее не бросит и женится, не смотря ни на какое приданное и ни на чье покровительство. Давид сам хотел рассказать, но боялся гнева маркизы, а теперь уж что, пусть хоть сам король его заставляет, он женится только на своей Корентине...       Анжелика закусила губу. Все это время она совсем не интересовалась судьбой Жавотты, она выпала из ее поля зрения сразу, как она решила, что той лучше будет выйти замуж за свою давнюю любовь и дала ей расчет. Как наивна она оказалась, думая, что может решать судьбы других людей, что приданного в виде ренты и сорочки со скатертями для этого достаточно. Давид оказывается любил другую, а ее вмешательство чуть не разрушило его планы, а Жавотте ее протекция принесла только несбывшиеся мечты и разочарование.       Она обняла бедную девушку.       — Что же ты сразу не пришла ко мне?       — Мне было так стыдно, мадам. Будто я навязалась, а я ему не нужна, он только терпел меня. Какой стыд!       — Ладно! — решительно сказала Анжелика. — Не плачь, а то мы сейчас вместе утонем в слезах. Найдем тебе другого жениха, мужчин на свете много.       Жавотта робко посмотрела на нее.       — Мадам, а можно мне вернуться к вам в служанки? Розина мне шепнула, что вы никого так и не взяли на мое место, — голос ее звучал хоть и неуверенно, но чувствовалось, что это серьезное решение.       — Да, тебя подменяет совсем неопытная девушка, я бы лучше перевела ее на кухню... Но, Жавотта, пусть Давид и передумал жениться, приданного у тебя я отнимать не собираюсь. Ты завидная невеста, без мужа не останешься. Смотри, какая ты хорошенькая, только похудела совсем!       — Нет, мадам, видно не судьба мне. Хватит и того, что я чуть жизнь Давида не заела.       — Какой он идиот, что потерял такое сокровище! Любовь — большой дар человеку, а он его не оценил.       — Он любит другую, ну и пусть будет счастлив. После того... после того, как все выяснилось, я вернулась в Мелен, жила у тетки. Хотела даже наняться в дом к одному судейскому и его жене. Горничная, которая прислуживала придворной даме, их заинтересовала, меня бы взяли. Но я почувствовала, что нужна вам, мадам. Мое место при вас.       Анжелика задумчиво смотрела на нее.       — Бедное дитя, ты вернулась на круги своя, разочаровавшись в призрачных надеждах. Тебя снова будут щипать за бока лакеи и приставать знатные господа, но ты выполнишь свое предназначение.       Флипо просунул в дверь свою любопытную физиономию.       — Мадам, Жавотта остается? Лакеям я рыло начищу, а знатные вельможи — эта уж пусть она сама решает.       — Флипо, если ты будешь подслушивать под дверью, я тебя отправлю на конюшню, — махнула на него рукой Анжелика. — Жавотта, здесь твой дом. Я тебе рада.       Конечно, возвращение Жавотты — это хороший знак. Придворная дама без верной горничной как без рук. Найти и обучить такую — долго и сложно, а Жавотте она может доверять, их связывало прошлое. "Что на меня нашло тогда, что я хотела всех прогнать от себя, зачем-то взялась устраивать этот брак, который никому не нужен. Бедная Жавотта, бедный Давид со своей дочкой нотариуса! Надо подарки им послать по случаю свадьбы, а то Давид наверное дуется на меня".       В маленькой спаленке, где в бюро у Анжелики хранились разные записи, должен быть и адрес Давида Шайлу, который давно уже не был поваренком "Красной маски", а управлял шоколадной лавкой, рестораном и снимал целый этаж в одном из приличных домов.       Через полуоткрытую дверь она увидела ту самую девушку, недавно взятую из деревни, которая прислуживала ей все это время вместо Жавотты. В руках девицы была ее шкатулка с сокровищами, которую она тщетно пыталась вскрыть.       — Ты как посмела без спросу брать мои вещи? Зачем тебе шкатулка?       Девушка испугано вскрикнула и выронила предмет. При виде лица хозяйки, которое не обещало ничего хорошего, она струхнула и втянула голову в плечи. Совсем еще молоденькая и нескладная, она явно не привыкла воровать и врать, если поймают на горячем. Наметанным глазом Анжелика сразу это отметила, но не спешила менять гнев на милость.       — У меня из спальни уже пропадали вещи и драгоценности, — припугнула она ее. — Так это ты их воровала, мерзавка? Ты кусаешь руку, которая дает тебе стол и кров?       Глаза девушки округлились от ужаса.       — Ма-мадам, я никогда... э-это первый раз, я не сама, — заикаясь, бормотала она, растирая слезы по щекам.       — Кто тебе приказал? На кого ты работаешь? Отвечай или получишь по полной за воровство!       Служанка торопливо сглотнула слезы и напуганная ужасной перспективой зачастила:       — Это был знатный господин. Он подошел ко мне на улице. Одет хорошо. Говорит правильно. Такой модный, большой вельможа, наверное...       — Чего он хотел?       — Чтобы я принесла письмо, которое вы недавно получили. Я видела, что вы прячете его в этой шкатулке. Он денег обещал, но письмо вперед.       Анжелике интуиция подсказывала, что это не просто банальное воровство в богатом доме и что служанка сейчас не лжет, ее действительно пытались подкупить. Допрос наверное бесполезен. Деревенской дурочке любой лакей мог показаться принцем крови. Что это? Шуточки Франсуа Дегре или австрийцы заметают следы?       — Когда ты видела этого господина? Не реви, отвечай!       — Вчера, мадам, вчера! Вас не было, и я слонялась по улице...       Значит это был не Мозер, ведь он кажется убит. Анжелика вздохнула. Политические интриги не привлекали ее, она не герцогиня де Шеврез, о которой до сих пор ходили самые невероятные слухи. В прошлом эта дама плела такие интриги и устраивала такие заговоры, какие мало кому под силу. Герцогиня передавала государственные тайны, которые выведывала через любовников, королю Испании, организовывала заговоры против кардинала Ришелье и кардинала Мазарини и это было только то, о чем осмеливались болтать в салонах. Но почему-то сейчас она казалась смешной и ее было жалко. "Неужели и меня хотят подтолкнуть на этот путь? Ведь на самом деле так легко поддаться искушению отыграться за то, что с тобой несправедливо обошлись".       — Мадам, простите меня, бес попутал!       Анжелика внимательно посмотрела на девушку. Каждый год Париж проглатывал сотни вот таких вот душ, которые из деревень приходили, чтобы наняться в услужение. Кто-то обтесывался, быстро всему учился: наглаживать наряды господ, шить, шнуровать корсет, причесывать. Этим везло, они становились горничными, со временем выходили замуж за лакеев, поваров или конюхов из тех же господских домов. Кто-то менее ловкий или везучий годился для черных работ по дому, готовил, стирал, убирал. А кто-то пополнял ряды проституток и нищенок, подданных Великого Кезра. Преступниц и нищенок, когда они попадались, клеймили, но чаще просто пороли или высылали из города. Братство Святого Причастия пристраивало жриц любви в услужение в монастыри в надежде, что падшая душа, получив возможность зарабатывать честным трудом, перевоспитается и оставит свое ремесло. Некоторым это удавалось, но далеко не всем. Да, эта девчонка виновата, но что станет с ней на улице?       — Хорошо, я не выгоню тебя, но если тебя еще раз поймают за руку, прощения уже не будет. Цени то, что имеешь.       — Госпожа маркиза, я таких денег сроду в руках не держала. Я так хотела купить туфли, как у вас, белье шелковое, бусы, что продает торговец на Новом мосту...       — Значит так, — прервала ее Анжелика. — Я куплю тебе и новую обувь, и одежду, и даже бусы, но деньги за это будут вычитаться у тебя из жалованья. Отработаешь — можешь идти, куда хочешь.       — Мадам, я готова вообще служить за еду и крышу над головой! — заверещала девушка. — Только не выгоняйте меня!       — С этого дня ты работаешь в саду на подхвате у садовника. Сколько тебе лет то?       — Пятнадцать исполнилось на Святого Оноре.       — Альбертина, тебя ведь так зовут? Так вот, ты покажешь мне этого человека, который предлагал денег за мою почту. Ведь он придет к тебе?       — Нет уже, я проболталась, что письмо вы сожгли.       — Что?       — Простите, мадам, я пряталась за шторой и видела это.       Анжелика дернула ее за ухо, ощутимо, но не больно.       — А зачем в шкатулку сейчас полезла?       — Вдруг я ошиблась, и там есть письмо. Мне так туфли хотелось с красными каблучками и серебряными завязками!       Лицо девушки было таким расстроенным, что Анжелике ничего не оставалось как поверить ей и отпустить с миром. Письма Ракоци, за которым кто-то охотится, действительно больше нет, оно сгорело в пламени огня, и не попадет в чужие руки. Но как знать, может быть, оно бы ей самой еще пригодилось, если эта интрига не пресеклась в день ее ареста на улице Сент-Антуан.       Она вызвала Флипо.       — За Альбертиной приглядывай. Если увидишь, что она разговаривает с посторонним, то сообщи мне. И постарайся его хорошо рассмотреть. Только не переусердствуй!       Может быть ей обратиться к Великому Кезру, чтобы он помог ей разобраться с тем, что за молодчик кружит вокруг ее дома? Но если это человек из высшего света, который не прибегал к услугам воров и нищих, то Деревянный Зад ничем не поможет... Черт бы побрал этого немца Мозера и Ракоци с их политическими интригами! Может быть стоит посетить Кольбера, и он разъяснит ей картину происходящего... Но министр уехал вместе со всем двором, придется ждать. Посоветоваться с Дегре? Но если бы он узнал что-то подозрительное, он бы ее предупредил, не в его характере отмалчиваться в важных вопросах, какими деликатными бы они не были... О чем только ей приходится думать!       Анжелика сказала себе, что как подданная она не виновата перед Людовиком XIV, и он не имеет право подвергать ее опале, лишать всего что она достигла за годы борьбы с неурядицами, преследующими ее.       Король победил Жоффрея, он оказался сильнее его. Но сердце женщины выбирает не сильнейшего, а любимого. Выбор правильный, когда он сделан сердцем. Тогда и тучи развеются, и правильное решение придет, и дорогу можно увидеть среди бушующего моря жизни, которая выведет тебя на широкий простор, где можно дышать полной грудью и ничего не страшно.       Если ловчить и хитрить, врать самой себе, то будешь, как одинокий рыбак в жалкой лодчонке к берегу жаться да затыкать дыры рваными парусами. А будешь слушать свое сердце — на большом корабле поплывешь, на просторы жизни выйдешь. Ничего не страшно, ни одна буря, весь мир, как на ладони. И не важно, в Париже ли ты, в поместье или в Версале при дворе. Хоть за океан уплыви к дикарям, ничего не изменится, это закон сердца женщины.       Рассудительная мадам де Севинье или увлекающаяся Нинон де Ланкло сказали бы ей, что выбор в пользу любви правильный, если объект любви жив. И пусть Жоффрей умер, но она была честна перед самой собой! Боль и страх, загнанные в глубину души, не могут молчать все время, они как подводный камень, о который можно споткнуться в самый неподходящий момент. Когда она отказала королю, она не разрушила свою жизнь, отнюдь. Она освободила свою боль и страх, что ее прошлое всплывет, теперь они не имели над ней власти. И сейчас ее сердце открыто другому сердцу, высказавшему ей свои чувства.       Анжелика выдохнула и успокоилась. Ей вспомнилось заточение в монастыре у Мари-Аньес. Она вынесла его до конца, и дело обошлось без подкупленных служанок и соблазненных стражников. У нее осталось ощущение собственной победы после того, как король первый сделал шаг навстречу и отменил арест. Сейчас он опять пришел ей на помощь и первый протянул руку примирения, освободив из Венсена, куда она попала из-за липкой политической интриги иностранцев и своего случайного любовника.       Но ведь есть и другие мужчины... Конечно! Но человеку, который был лишен всего, нужно все. Все! Если она может любить, то только того, кто не такой, как другие, того, кто привлекает к себе все взгляды, как их привлекали Филипп и Жоффрей. А кто это как ни Людовик XIV?       Ее мужья ушли, у нее остался только король. Она не отпустит его, потому что он та ниточка, которая связывает ее с прошлым, с Жоффреем, с Филиппом, король связан со всей ее жизнью. Да, через былую боль, но ведь это не страшно. Мать рождает дитя в страданиях, но боль не препятствует дальнейшей любви.       Той ночью ей приснился сон, который потом повторялся еще не раз. Ей снилось что она находится на пристани, а мужчины перед ней хватают огромных живых серебристых рыб, бьют их, сдирают чешую, а она стоит и не может отвести от этого зрелища глаз.