Странное имя для девушки

Теперь она знает, что ее зовут Круш. Что она претендовала (все еще претендует?) на трон Лугуники. (Что такое Лугуника? — крутится вопрос в голове.) Она из знатной семьи, у нее есть слуги и (представьте!) свой собственный рыцарь. Правда, ни имен, ни внешности она не помнит, из-за чего испытывает смущение, хоть в том и нет ее вины. Круш сидит в кресле перед зеркалом. Смотрит на свое отражение (в розовом платье она выглядит довольно мило, хотя Вильгельм сегодня сказал ей, что раньше она редко носила платья), а также на отражение своего рыцаря — милейшего создания по имени Феликс. Когда эта чудесная «служанка»-кошечка с вежливым стуком вошла в ее комнату, чтобы справиться о самочувствии, Круш первым делом попросила ее представиться. Слуги с пониманием относились к ее проблеме с утраченной памятью, эта девочка не была исключением. — Феликс Аргайл, ваш рыцарь всегда к вашим услугам. Феликс... какое же странное имя для девушки, подумала Круш. Больше подошло бы парню. Ее личный рыцарь, как выяснилось, является довольно разговорчивой особой, потому Круш без умолку расспрашивает о королевстве, о системе управления, о соперницах на трон, о культе ведьмы. Последнее Феликс рассказывает тяжело и неохотно, но все же удовлетворяет ее любопытство. Но усталость берет свое. Круш, зевая, поднимается с кресла, намереваясь готовиться ко сну. Придерживает руками распущенные волосы, чтобы они не закрывали спину и шнуровку платья. — Феликс, помоги мне раздеться, пожалуйста, — вежливо просит Круш. — Г-госпожа, не лучше ли позвать служанок? — та явно, как подмечает Круш, начинает нервничать. Почему? Может, она думает, что рыцарю не подобает заниматься подобными вещами? Но рядом с Феликс, такой милой девушкой-рыцарем, так хорошо и спокойно, что звать и просить кого-то еще Круш просто не хочется. — Ну пожалуйста. Это совершенно не сложно! — Если вы настаиваете, госпожа... Аргайл приступает к работе с трепетом. Движения ее неловкие, возможно, опытные горничные справились бы лучше, но Круш остается довольна. Мне повезло с рыцарем, думает она. Расшнурованное платье снято и накинуто на спинку кресла, а Круш в одной сорочке садится на край кровати. — Расчешешь мои волосы? Феликс, уже не возражая, берет расческу и опускается рядом. — У вас прекрасные волосы, госпожа Круш. В ее голосе слышится восхищение. А сама Карстен тем временем пристально рассматривает Аргайл и не может оторваться — слишком уж она милая. — Можно ушки поглажу? — не удержавшись, просит Круш. — Госпожа Круш, может быть, не стоит? — смущенно протестует Феликс. — Ну пожалуйста! Пальчики Круш осторожно почесывают за ушком, и вскоре она слышит характерное мурчание. Феликс очаровательна, еще раз повторяет про себя Карстен. Ее хочется обнимать, гладить и тискать, наслаждаться мурлыканьем, засыпать в ее объятьях. — Феликс, можно я кое о чем попрошу тебя? Поспи со мной сегодня, пожалуйста. Аргайл вскакивает, как ужаленная. — Нет, госпожа, я, как рыцарь, не могу обесчестить вас! — Обесчестить? Ты о чем? — недоумевающе уставилась на нее Круш. — Простите еще раз, — она слишком нервно кланяется и быстро покидает комнату. Почему мое предложение так оскорбило ее? — недоумевает Круш. Ей грустно, причем сразу по двум причинам: во-первых, она, судя по всему, обидела Феликс, во-вторых... ее пальцы все еще слабо ощущают приятное тепло от прикосновений, которые так хотелось повторить. Наутро, когда помочь ей одеться приходит служанка (очень вежливая, далеко не такая милая, как Феликс), Круш, не удержавшись, с грустью рассказывает про вчерашнее. Ответной реакций видит нескрываемый ужас в глазах той. — Г-госпожа, как можно?! Он же юноша, а вы... Круш роняет гребень, который держала в руках. Быть не может!.. Потом просит служанку никому не говорить о своей оплошности. И надо бы извиниться перед Феликсом — ее поведение действительно было слишком вызывающим. Но... желание гладить его, чесать за ушком и засыпать в обнимку никуда не пропадает. Возможно, прежняя Круш Карстен никогда не позволяла себе подобных вольностей. Возможно, сейчас она — та прежняя — пришла бы в ужас от мыслей, которые крутятся в голове у новой Круш. Возможно, прежняя Круш даже не любила кошачьих, но новая, та, которая прежнюю не помнит (да и не хочет помнить), видит мир по-другому. И ей действительно очень повезло — у нее замечательный рыцарь.