Route de l'amour

— Я здесь, чтобы быть там, где вы. Снова этот пронзительный взгляд, смотрящий прямо мне в душу, знающий гораздо больше, чем я сама знаю о себе. О своей жизни. О том, чего желает моё сердце. Любви. Я хочу любви. Но её нет. Моя жизнь раскололась на до и после замужества. До - было веселье, смех, беззаботность; мои родители и Стива души во мне не чаяли, я могла чувствовать, я могла не бояться своих чувств. Стоило появиться в ней такому человеку, как Алексей Александрович Каренин, как все вывернулось наизнанку. Меня, словно дикую розу, выдернули из привычной свободы и посадили в чьём-то чужом саду. Саду прекрасном, богатом, где я росла, не ведая физических страданий и нужд, где мною восхищались, где мне позволялось всё... Всё, кроме самого простого и самого важного - любви. Алексей Александрович - человек жесткий; с момента нашего знакомства и на протяжении всей жизни с ним под одной крышей я ни разу не видела, как он плачет, сердится, проявляет раздражение или открытую радость. Я ни разу не слышала его признаний в любви. Вся наша жизнь похожа на размеренный ход старых пыльных часов, где вместо маятника - некогда счастливая Анечка Облонская, перманентно бьющаяся о стенки этих тяжёлых безукоризненно точных часов. Но, Господи, как же я люблю его! С первой нашей встречи, с первого его долгого, глубокого взгляда на меня - я трепещу всем телом, когда ощущаю его близость, когда слышу его ровный спокойный голос, когда ловлю на себе его лёгкие прикосновения… Но я не могу, не в силах растопить этот лёд, под которым, я уверена, кроется такая нежность, такая жажда страстно любить!.. Однако при каждом нашем общении я чувствую чёткую грань, которую Алексей Александрович поставил с самого начала наших отношений, и с тех пор эта грань неразрушима. И я не могу понять, почему наши чувства сгорели, не успев зажечься. В Москве я поняла, что это такое - когда тебя любят, когда от тебя сходят с ума. Граф Вронский не покидает меня ни на шаг, когда я нахожусь на светских вечерах. Он умоляет меня, он клянется любить меня больше всего на свете. Разве не это так нужно мне? Это. Как раз это. Но только не от него - восторженно-нелепого графика в белом сюртуке, а от моего мужа. Боже, как же комично это звучит! Когда Вронский проводит вечер со мной у всех на глазах, когда он смотрит на меня совершенно влюблённым взглядом, когда он танцует со мной неизвестно какой по счету вальс, мой дорогой муж спокойно стоит в сторонке и с благодушной улыбкой обсуждает светскую чепуху. Как будто всё нормально. Как будто его жена, как обычно, веселится с подружками, а не флиртует с холостым и, надо заметить, красивым мужчиной, который от неё без ума. Неужели ему так всё равно на меня? Не переставая стреляю на него внимательным, почти умоляющим взглядом, а он просто отвечает мне любезной улыбкой и кивком головы. Прошёл уже месяц настойчивых ухаживаний графа Вронского, а я всё никак не могу вызвать Алексея Александровича на ревность. Не могу даже возбудить в нем негодование, непонимание того, что происходит. А между тем я буквально сгораю от желания быть любимой, быть любимой им, проводить с ним каждый день и каждую ночь, растворяться в его объятиях, в его поцелуях, сводить его с ума, как этого чёртова графа... Вронский снова кружится возле меня, как глупенький маленький мальчик у красивой новогодней ёлки. Я опустошаю не знаю какой по счёту бокал вина, привычно смеюсь, сверкаю глазами, выжимаю из себя пресловутый великосветский флирт, от которого становится уже тошно. Тошно разбрасывать все эти неизбежные глупости тому, кто вызывает во мне пренебрежение и насмешку. Он с покорностью верного щенка следует за мной по пятам, как бы невзначай касаясь рукой моей открытой спины, от чего невольно пробирает мурашками стыда и омерзения. Наконец, я невинно веду его в сторону небольшой группы людей, в числе которых - Алексей Александрович, явно не подозревающий о моем хитром умысле. Медленно оборачивается в нашу сторону, смеряя спокойным взглядом сначала меня, затем несчастного графа. В его глазах мелькает явное удовольствие от шикарного вечера княгини М., от приятной беседы с давними знакомыми и прочими лицами из высшего общества. Как жаль, что сегодня игра пойдет немного не по твоим правилам, мой дорогой муж. Взмолившись небесам о том, чтобы моя затея не обернулась для меня поражением, я позволяю графу довести меня до Каренина, который как раз закончил очередную беседу. — Алексей Александрович, - начинаю я, стреляя в него самым невинным и веселым взглядом, на что он приветливо кивает мне головой и спокойно улыбается, даже не смотря в сторону рядом стоящего графа, - vous trouvez cette soirée charmante? (1) — Oh oui, я очень доволен приемом уважаемой княгини М., - наконец он замечает моего спутника, - Je vois, et Алексей Кириллович à propos de cette meilleure opinion. (2) Вронский смотрит взволнованно, но прямо, с нелепым вызовом, как обычно смотрят дерзкие гимназисты на учителя, когда хотят проявить свой нрав. Как же он жалко выглядит на фоне беспристрастной, величественной и такой зрелой натуры моего мужа… Но сейчас я должна войти совсем в другую роль. — О, я уверена, графу Вронскому очень нравится этот вечер, не правда ли? - бросаю на бедного графа соблазнительный взгляд, проведя при этом незаметно по рукаву его сюртука, намекая на то, что должна от него услышать. — Прекрасным этот вечер делает только ваша жена, Алексей Александрович, - слегка запинаясь, выдаёт желаемую мной фразу Вронский, при этом смотря то с ревностью на Каренина, то с неприкрытой влюблённостью - на меня. А я смотрю только на мужа, пытаясь уловить на его лице малейшее изменение. — Вы явно мне льстите, mon cher, - еле заметно прикусываю губу и вижу его улыбку, которая кажется мне уже наигранной (неужели начинает действовать?), - Алексей Александрович, кажется, у меня начали появляться поклонники, - пускаю я свою контрольную шпильку и замираю внутри от страха. Вижу, как в его глазах мелькает беспокойство вперемешку с чем-то ещё - неужели ревностью? Он продолжает натянуто улыбаться и вдруг сдержанно выдаёт: — Алексей Кириллович, при всём моем сожалении, нам с Анной Аркадьевной нужно покинуть это прекрасное место и отправляться домой, - и, осторожно взяв меня под руку (бесповоротно выхватив из рук ошеломлённого графа Вронского), так же сдержанно поклонился, - Je te souhaite une bonne soirée. (3) Сложно описать весь калейдоскоп эмоций, что отразился на лице моего побледневшего обожателя, так и не убравшего руку с того места, где ещё недавно в его полуобъятиях стояла я. Наконец, более-менее осмыслив ситуацию, он опустил голову, испепеляя паркет почти ненавидящим взором, и процедил: — Et vous. (4) Из поместья княгини М. до кареты я не иду, а плыву, не чувствуя под собой твёрдой поверхности - отчасти от нахлынувшего тучей волнения, отчасти - от кружащих голову градусов. В его сторону не смотрю - знаю, что это покажется слабостью. У кареты останавливается, протягивает мне руку. Я действительно настолько пьяна или она слегка дрожит? Собираюсь с силами и поднимаю на него глаза: они смотрят куда-то мимо, на оборку моего платья, а в них - не то пустота, не то глубокая печаль. Сердце непроизвольно сжимается в ноющий, вырывающийся из груди комок, а щёки заливает предательская краска. Наконец, я сажусь в экипаж, а за мной - и он. Дорога кажется удручающе долгой. Каждый стук лошадиных копыт отдаётся стуком в груди, когда я чувствую его дыхание рядом с собой. Неужели он действительно думает, что я могу его предать? Неужели он не знает, насколько сильно я люблю его? В голове, как по железным рельсам, пробежали быстрые мысли-поезда, одна за другой, воссоздавая картину нашей прежней жизни по кадрам. Я вспоминала его слова, его взгляды, его жесты… Вспоминала, как он с первого дня нашего знакомства не хотел отпускать меня ни на шаг, как придерживал нежно за руку при совместных прогулках, как невесомым движением поправлял мои непослушные кудри на ветру… Он ни разу не сказал мне: «Я люблю тебя», но его поступки говорили это громче любых слов. Он ни разу не проявлял ко мне ревность, потому что для него была очевидной наша любовь, которую он считал нерушимой, не поддающейся лжи и предательству, всецелой. А я… А что же сделала я? - я так бессовестно, так низко, так беспардонно поставила свою любовь под сомнение! Я собственноручно заставила его усомниться в нашей любви, которая всегда была для него самоочевидным фактом! Я лишь ехала и прокручивала эти мысли в голове. И с каждым новым мгновением убеждалась в их верности. Алексей Александрович всё так же смотрел вниз своим невыносимым взглядом, от чего хотелось рыдать, рвать на себе волосы, что угодно - только не видеть этого взгляда. Что теперь он думает обо мне? Будет ли он уважать меня после этого? Как он станет теперь говорить со мной, вести себя со мной? Вопросы, вопросы… и так мало ответов, и так мало сил, чтобы сделать новый глоток опьяняющего воздуха ночи. Наконец, экипаж остановился. Снова рука, неизменно протянутая мне навстречу, только теперь - взгляд на меня, взгляд в самую душу - внимательный, изучающий, вопрошающий, охватывающий всё моё существо. Мгновенье, что мы простояли так, у порога нашего поместья, молча глядя друг на друга, показалось мне вечностью. Вечностью, в которой я больше всего хотела бы остаться навсегда. Вот мы молча поднимаемся по длинной лестнице, уже запомнившей каждый наш шаг, отдающийся по холодному мрамору звонким стуком сердца. В голове уже нет ни мыслей-поездов, не удушающих вопросов, ничего - один только взгляд, пронизавший меня насквозь, словно стрелой, не оставив ни шанса на победу. Порог нашей комнаты. Шаг - и мы там, где поселилась наша вечность на двоих, где была прожита бесконечность счастливых и горьких мгновений, где каждый сантиметр шелковых перин запомнил тепло наших тел, единство наших душ. Резкий поворот - и снова взгляд, и снова стрела, летящая прямо в мое сердце. Я, словно зачарованная, смотрю в эти карие глаза, отчего-то темнеющие с каждой секундой. И я не выдерживаю. Все его стрелы попали прямо в цель, и мне ничего не остаётся, как сдаться на милость победителя. Три стремительных шага вперёд, и я припадаю к его губам. Я целую его. Целую с таким пылом, как только изнеможённый долгой жаждой странник накидывается на целительный источник воды. Он сначала стоит не шелохнувшись - словно обездвиженный от моего резкого порыва, но мгновенье спустя оживает - и начинает так же страстно отвечать на поцелуй, и заключает меня в свои объятия, и я забываю как дышать. Мы целуемся, позабыв обо всем, позабыв о чёртовом графе, застрявшем где-то далеко во времени, позабыв о всяческих приличиях и нормах. Он шепчет мне в губы моё имя - и этот шёпот кажется мне единственной во всем мире святыней, единственным маяком, который указывает мне дорогу. Дорогу на двоих. Дорога резко сворачивает в сторону, и мы обеспамятев падаем на кровать. А дальше - всё покрывается плотным, тёплым туманом, в котором стираются остатки мыслей и волновавших ещё так недавно проблем, где всё, что я могу - это видеть его затуманенные страстью глаза, слышать наше сбивающееся дыхание, биение двух обезумевших сердец, ритмичный стук изголовья кровати о стену при каждом новом движении, свои крики, срывающиеся на хрип. Мы уже не идём по дороге - мы бежим, бежим из последних сил, крепко держась за руки, переплетая пальцы, стараясь поймать движения друг друга, ставшие беспорядочными, рваными, жадными… Вдруг - вспышка - такая сильная и яркая, и нас накрывает волной, смывающей всё без остатка. Я обессиленно падаю на смятую постель, ладони судорожно сжимают несчастную простынь, волосы небрежно рассыпаются по подушке, и мягкие горячие губы снова накрывают мои… И вот - я здесь, в этой реальности, в комнате, стыдливо укрывшейся от света внимательной луны. И нас - только двое, двое в целом мире, двое в целой Вселенной, где один взгляд говорит громче тысячи слов. Наконец, молчание прерывается, и я слышу его голос у виска: — Тебе не следует так много пить в следующий раз, душа моя. И я засыпаю в его объятиях с улыбкой. 1. Вы находите этот вечер прелестным? (здесь и далее фр.) 2. О, да <...> Я вижу, и Алексей Кириллович придерживается того же мнения об этом. 3. Желаю вам приятно провести вечер. 4. И вам.