Насмешка судьбы

Ночь - пограничное время суток. Все мистическое происходит ночью. Все мистическое живет ночью. Этим обольстительным, таинственным, наполненным мраком и странным очарованием временем, в котором стираются грани между жизнью и смертью, между сном и явью, между любовью и ненавистью. Костер догорал. Вон лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к громкому дыханию спящей Ребекки, и размышлял над тем, как скорее призвать сон. В голове настойчиво вертелась мысль о подсчете овечек, но остатки рассудка говорили, что это не поможет: мозг вместо долгожданного расслабления будет вынужден работать. Спокойное дыхание рядом сбивало. Он отвык быть с кем-то рядом, отвык заботиться о ком-то, кого-то чувствовать... В голове внезапно промелькнула дата, и Галлен понял, что прошло всего три года. Всего три года. За это время он успел уволиться, забыть лица своих одноклассников и однокурсников, научился удивляться внезапности праздников и перестал отвечать на редкие СМСки с поздравлениями. За три года он научился убивать. И ненавидеть. А еще он узнал, что ненависть окутывает свою жертву сетями очень быстро, с каждой минутой все больше отравляя душу. Еще одна мысль - да что с ним происходит этой ночью! - за три года он разучился мечтать. Точнее не разучился, просто не мечтал, не видя нужды в пустых словах. Парадокс: лежащая рядом с ним девушка мечтать умела. И жила где-то с тысячу лет. И была вампиром. Вон зажмурился еще сильнее и перевернулся на другой бок. Последующая мысль ему не понравилась. Мысль о том, что некоторые вампиры достойны счастливой жизни. - Так и будешь вертеться? - вопрос подразумевал недовольство, но Вон в голосе Древней почему-то его не расслышал. Возможно, его там и не было. - Не спится, - пробормотал он в ответ, открывая глаза. Он опять перевернулся, на сей раз на спину, и стал смотреть в небо, пытаясь разглядеть в этой необъятной голубизне ответы на вопросы, давно мучавшие его. Глаза, уставшие от напряжения, невольно закрылись. Пролетело несколько минут, или, быть может, и часов, когда Охотник с каким-то странным удивлением почувствовал горячие губы на своем лице. Прикосновения Древней обжигали, оставляя своеобразные шрамы, но не на теле, а в душе. Это была даже не страсть, это было какое-то наваждение. Вон не мог сказать, в какой момент они избавились от одежды, в какой момент он вошел в нее, в какой конкретно момент она выкрикнула его имя... Костер догорал. Все стерлось этой ночью. На следующее утро они не говорили. Вернее, Ребекка спрашивала его о чем-то, но он не отвечал, пытаясь избавиться от нового наваждения и не слыша ее голоса. "Предатель", - это слово звучало везде. Сломанная ветка, ветер, вода произносили его с одинаковым презрением. Казалось, что это говорит природа. Его природа. Вчерашние раны зажили, но какая-то странная слабость его не покинула, наоборот, набирала обороты, с каждым шагом все больше разливаясь по телу. До его лодки, спрятанной в пещере на другой стороне острова, они добрались в полном молчании. В полном молчании они проделали весь обратный путь. Практически весь. - Какие планы? - хриплым от долгого молчания голоса спросил Вон, когда до берега оставалось пара километров. - Ты снова разговариваешь со мной? - Ребекка презрительно вскинула брови. - Какая честь! - Я не должен извиняться перед тобой, но все же скажу: "Извини, я до сих пор хреново себя чувствую", - Вон сильнее налег на весла, пытаясь не думать о спрятанных на лодке кольях и пистолете. - Странно, - Майклсон накрутила локон на палец. - Моя кровь должна была тебя вылечить. Слово "предатель" в его голове заиграло яркими красками. - Точно, кровь, - Вон рассмеялся, ощущая, как к горлу подкатывается странный комок, - кровь вампира. Я же убиваю вампиров. Смех оборвался так же резко, как и начался. Вон внезапно закашлялся и, сглотнув, почувствовал во рту металлический привкус крови Первородной. Все ставало на свои места: кровь Первородной, гуляющая по венам, медленно убивала его, отравляя организм. Симбиоз Охотника и Вампира в реальном мире был не возможен. - Так какие планы? - повторил он свой вопрос. Ребекка пожала плечами. - Позвоню Нику, или же съезжу в Париж, а потом в Вегас, или же устроюсь работать таксистом. - Почему таксистом? - Не знаю... Это же планы... Мы их строим, а сбыться им так и не суждено, - Ребекка усмехнулась и посмотрела на него. - А ты теперь чем займешься? Охотой? Вон промолчал, наблюдая за прибрежными огнями. Планы... Она была права: он планировал убийство, но этому было не суждено сбыться. Они причалили через полчаса. Галлен помог Ребекке выбраться и, ощущая странную слабость в ногах, встал, опираясь на лодку: - До свидания, - тихо произнесла Ребекка и, чуть помедлив, зашагала к городу. - Нет. Прощай, - звук от нажатия на курок был слишком громким. Галлен видел, как Ребекка вздрогнула, готовая к боли, которой, однако не последовало. Обернувшись, она увидела, как Вон оседает на землю, и, прижав ладонь ко рту, дабы сдержать истерику, помчалась к нему. Он еще дышал. Ребекка надкусила запястье, но остановилась, услышав с трудом произнесенное: - Нет... Я не стану причиной твоих мучений... Ты такая слабая... И ты же сильная. А кровь... Это яд. Вон затих. Сердце сделало последний толчок и замерло, навечно оборвав его жизненную нить. Ребекка сидела, перебирая рукой его мягкие волосы. Сильные порывы ветра уносили в сторону моря новые соленые капельки, выступившие из глаз блондинки. Она молчала. Она знала: кровь - это яд, отравляющий душу.