Холоднее смерти

Он нашел его в старой заброшенной хижине, затаенной в горах недалеко от Туссента. Затхлый дух старых вещей. Пыль, летающая в воздухе. И мерное потрескивание поленьев в очаге. Тишина, которая казалась бы уютной, если откинуть все сопутствующие ей условности. — Зачем ты пришел? — как всегда крадущийся, еле слышный голос. Алый туман — и Детлафф появился прямо перед ним. Выглядел он явно не лучшим образом: под глазами залегли тени, а сами глаза запали, словно не питался он как минимум неделю, волосы потускнели, лицо вытянулось. Однако твердо сжатые губы показывали, что вампир всячески игнорирует свое состояние, словно говоря, что все хорошо. — Зачем ты пришел? — повторил Эретайн, заставляя Региса отвлечься от изучения его лица. — Я беспокоюсь за тебя, мой друг. Все, что случилось… Охота на тебя, Боклер… Сианна, — имя слетело с губ тихо, нерешительно. — Ты так говоришь о ней, словно одно напоминание — и я тут же превращусь в распустившего нюни сопляка, — съязвил Детлафф с откровенно змеиной ухмылкой. Но Регис видел: как бы ни хотел его товарищ спрятать боль через напускную браваду, его выдавал взгляд — потерянный, отрешенный. Пустой. — Я пришел сказать, что тебе лучше покинуть Туссент и его околицы, Детлафф. Тебя ищут, и ты это прекрасно знаешь. Как бы Геральт не защищал тебя перед Анной-Генриеттой, сестринских королевских порывов и мятежных жителей, желающих мести за своих мужей, сыновей и братьев ему точно не сдержать. Не мсти им за уязвленную гордость. — Хочешь сказать, чтоб я боялся живых? — новая ухмылка еще больше ожесточает его лицо. — Бойся живых, ты говоришь... Бойся мертвых, Регис. Они боятся меня, и правильно делают. Я не хотел идти на подобные жертвы, и ты это знаешь, но они не оставили мне выбора. Тихий трепещущий шорох — вампирский слух довольно чуткий — и Регис, и Детлафф посмотрели туда, откуда доносился шум: мотылек порхал вокруг оплывавшей свечи на столе. — Люди… — Детлафф не отрывал взгляда от хрупкого ночного создания, — они такие же предсказуемые, как и мотыльки — всегда летят к огню, когда не стоит этого делать. — Мотылек трепыхался над огненным светом, то подлетая к нему, то отдаляясь. — Они опаляют себе крылья раз за разом, пока, в конце концов, не сгорают дотла... В общем, я от них тоже ушел недалеко, как видишь. — Горькая усмешка. Регис поджал губы, и на миг на его лице проступило даже виноватое выражение. Он знал Детлаффа долго, достаточно долго, чтобы понять, что сейчас творится в его душе. Брошенный, преданный, растерзанный. Опустошенный. И из-за этого ожесточенный. Должно пройти еще немало времени, дабы раны в душе потихоньку стали затягиваться. Сейчас Детлафф, конечно же, помимо своей воли, самоуверенно бравировал собственной неуязвимостью. Но это был всего лишь панцирь — броня, которая отчасти прикрывала душевный разлом. — Детлафф… — Регис мягко, самими кончиками пальцев касается его щеки. Чувствует, как тот вздрагивает, но руки не убирает и заглядывает в его глаза с ласковой, ободряющей улыбкой, от которой внутри разливается тепло. — Детлафф, я знаю, что тебе сейчас тяжело. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Ты хочешь уничтожить их всех. Даже понимая, что тебе это ничего не даст. Это не уменьшит твою боль и уж точно не залатает рану в твоей груди. И я знаю, что потом, после всей бойни, если такая случится вновь, ты будешь себя корить. И с каждым новым днем мысль о невинно погубленных жизнях ради Сианны, которая оказалась совсем не той, какой ты ее представлял, будет сверлить в твоей груди еще большую рану, чем эта. Детлафф, я давно тебя знаю. Ужасно, когда нас обманывают, когда нами пользуются, при этом привив самые благоговейные чувства и благие намерения, привив нам любовь… Но, Детлафф, ты ведь не такой. Не такой. Прошу. Регис запинается, он чувствует, как Эретайн напрягается, и по гневно-презренному выражению лица вампира на миг ему кажется, что тот сейчас отстранится, если не вонзит в него свои когти. Но заставляет себя продолжать. — Я рад, что ты жив. Но не гробь сам себя. Прошу. Покинь Туссент, переберись куда-то в Темерию, в твердыни Каэр Горхам в Редании или Маэп ан Сонн на Скеллиге, куда угодно, но подальше из Туссента хотя бы на какое-то время. Пусть… — А твой дружок Геральт выхлопотал себе помилование? Его перебивают. Детлафф язвит — так непривычно, и так оправданно для него сейчас. Регис вздыхает. — Нет. Его бросили в тюрьму. За помощь тебе, к слову. — Вот как. Но Годфрой все не бросает попыток достучаться до друга. До брата. До… кого-то больше, нежели просто друг и брат. — То, как поступила Сианна — это ужасно. Я знаю, Детлафф, ты любил ее, но ее чувства к тебе… Порой любовь может быть холоднее смерти. — Холоднее смерти только смерть. Ни больше, ни меньше. — Вдруг отрезает Эретайн и отстраняется. Отходит в самый дальний угол комнаты. Становится у окна. Полная луна притягивает взгляд, заставляет хоть на немного забыться. Как и внезапные объятья со спины. Регис подходит почти беззвучно, а обнимает почти отчаянно — так, словно если этого не сделает, то в следующий момент исчезнет. Кожей загривка Детлафф ощущает чужой нос и теплое дыхание. Сам он по-прежнему стоит напряженным, будто готовясь к внезапному рывку. Будто в следующий миг ему придется драться не на жизнь, а на смерть. Но спустя пару секунд все остается так, как и было — крепкие объятья, заставляющие и расслабиться, и зарычать от внезапного бессилия одновременно. — Отпусти… — шепчет Регис, сильнее прижимая его к себе. Сильнее, но и бережнее. — Отпусти ее. Она не стоит новых жертв. Она не стоит нового груза на твоем сердце. И Деттлафф таки издает не то стон, не то хрип, не то рычание. Вместе с тем все его тело вмиг расслабляется, словно избавляясь от тяжелых оков постоянной брони собранности, равнодушия и стойкости. Он крепко зажмуривается, изо всех сил пытаясь удержать рвущиеся наружу воспоминания о Сианне: ее улыбке, смехе, голосе, которые когда-то так кружили и таки вскружили ему голову. Чтобы кто-то смог его когда-то полюбить?.. Такой наивный, такой смешной. Детлафф захлебывается в собственных видениях, утопает в собственных кошмарах. Сдерживая невольно рвущееся соленое сожаление, он дрожит всем телом. А объятья становятся еще крепче. Они дарят покой, дарят уют. Дарят ощущение безопасности, которого ему, на самом деле, сейчас так не хватает. Ван дер Эретайн призывает всю оставшуюся силу воли и берет себя в руки. Глаза покрасневшие, но все же не пролившие и слезинки. Прекрасно. Так и должно быть. Все это — в прошлом. Сианна — в прошлом. Когда-то он был готов убить за нее всех и каждого, когда-то он был готов сокрушать за нее города, а будь он королем, немедля пошел бы за нее войной. Но сейчас… После всего этого, после ее предательства, ее откровенной лжи, того, как она использовала его даже без искреннего намека на любовь… Нет, она не стоит таких жертв. Вести войну с Туссентом сейчас значит прославлять ее имя. А имя этой суки уже давно должно быть забыто. Вот так любовь обращается в… Нет, это не ненависть. Это безразличие. И уж он, Детлафф ван дер Эретайн, точно приложит к этому все свои усилия. Ведь самое бесчестие любви — в равнодушии. Ладони оказались поверх ладоней Региса, немного их сжали. Детлафф, чувствуя, как Регис вместе с ним выпрямляется, плавно разжимает объятья. Мотылек лежал возле свечи — одинокий, с опаленными крылышками, неподвижный. И спокойный. — Эти люди спасены благодаря тебе, Регис. Холоднее смерти только смерть. И забвение.