Odi et amo

Впервые он признается ей в любви в пылу ссоры. Это обескураживает Нат на какие-то доли секунды, но она быстро берет себя в руки — Старку она доверяет, но слова про любовь, сказанные на эмоциях, иногда могут не иметь под собой ничего серьезного. Наташа научена горьким опытом, поэтому не принимает на свой счет практически ничего. «Как полюбил, так и разлюбишь», — помнится, говорит ему она, отчетливо понимая, что такая низость может послужить поводу к их разрыву. «Да и разрывать тут нечего, — упрямо лезут в голову мысли. — Давно пора было все прекратить». Слова-то вроде бы правильные, резонные, не лишенные логики. Но от них на душе паршиво, словно в самый затяжной период депрессии. Тони на её слова не отвечает, только грустно усмехается и уходит, громко хлопнув дверью. Этот звук продолжает стоять в ушах даже сейчас, по прошествии нескольких месяцев, которые Наташа проводит в одиночестве на очередном задании в Вене. Задание скучное до невообразимости, погода в Вене паршивая, а еда в её отеле откровенно дерьмовая. Наташе что силы хочется вернуться обратно, но позвонить, а уж тем более сорвать важную миссию — верх безрассудства, а ей уже не пятнадцать, чтобы поддаваться на уловки своих гормонов. Это бесит Наташу, но расстраивает её совсем другой факт — за эти месяцы она не видит ни одного сообщения от Старка, и тем более — ни одного звонка. И, хоть умом она понимает, что это к лучшему, внутри все равно ломает от тоски. — Чертов Тони Старк, — тихо говорит она в очередной из вечеров, когда по телевизору снова крутят его выступление на каком-то благотворительном вечере, посвященном черт-знает-чему. Выглядит он достаточно довольным, счастливым, что Нат на какую-то секунду становится даже жаль, что она ранила его своими словами. Все же, признать это — уже полдела, а с самобичеванием у неё проблем никогда не было.

***

Задание заканчивается практически гладко и на сто процентов успешно. Если не считать взорванный загородный дом одной из помех, то вообще без сучка и без задоринки, как говорится. Она остается в Европе еще на пару недель, так, чтобы улеглась буча, устроенная агентами Щ.И.Т.а, но предусмотрительно меняет дислокацию — все же, в Праге и пиво вкуснее, и обстановка поспокойнее. Кажется, на какой-то определенной бутылке пива в её голове зарождается отличная идея, вызванная не иначе как пресловутыми женскими сериалами, которые она иногда смотрит в свободные минуты — каждый сезон не больше чем по серии, иногда и того меньше. Романова четко набирает короткое сообщение на его номер: «Прости. Я была не права, а еще я ужасно соскучилась. Делай с этой информацией, что хочешь». Он просматривает сообщение, но ничего не отвечает. Ни сразу, ни через пять минут, ни через час. — Какая же ты дура, Наташа, — говорит она себе сама вслух. — Просто идиотка. Почему-то ужасно пробирает на смех, на такой, знаете ли, истерический смех, до боли под ребрами и слез на глазах. Нет, ей точно надо смотреть в перерывах от работы документалки про жизнь крокодилов в их привычной среде обитания, а не мыльные оперы. Наташа бросает последний взгляд на телефон, но там все также пусто, словно ничего и не было. — Да ну тебя, — говорит она. Все же, её ждет огромная ванная со свечами и чистая постель. Кому после такого нужен мужчина? Или вообще кто-то? Наташа засыпает быстро, видит какие-то глупые и калейдоскопичные сны, которые выглядят как огромный набор мозаики безумного художника, поэтому просыпается резко, словно от укола и еще какое-то время смотрит в темноту, пытаясь перевести дыхание. Сначала ей кажется, что возле противоположной стены кто-то стоит, но ведь ей не пять лет, чтобы верить в подобное? Просто мираж, навеянный сном. Нат протирает глаза, но мираж никуда не исчезает — возле стены все также стоит силуэт огромного мужчины. На раздумья — доли секунды, поэтому Романова хватает пистолет, лежащий под подушкой и без раздумий направляет его в голову. — Думаю, не стоит переводить пули на мою скромную персону, — слышится оттуда тихий смех. — Романова, совсем не пойму, как ты стала таким первоклассным профессионалом, когда тебя не разбудил даже я, который при трех шагах умудряется зацепить сто предметов разом. Сердце Нат, так и норовившее выпрыгнуть из грудной клетки, тихо успокаивается. — Напугал меня до чертиков, — откладывая пистолет обратно, говорит она. — И как ты вообще здесь оказался? — Разве ты не отправляла мне никаких сообщений? — Старк садится рядом с ней, что Наташа даже начинает физически ощущать его взгляд на себе. Говорят они в темноте, но это им отнюдь не мешает, наоборот, добавляет какой-то таинственной проникновенности, что ли. — Возможно. Была мимолетная слабость. Но ты ведь даже не ответил, поэтому я и решила лечь спать от греха подальше, — она пожимает плечами. — И как ты вообще здесь оказался? — Забавный вопрос. Думаешь у миллиардера не найдется частного реактивного самолета для личных целей? Сначала думал прилететь в костюме, но потом решил, что это будет лишним пафосом, да и вообще, нас быстро засекут. Ты же у нас любишь секретность, Романова. — Не начинай, — фыркает она. Какое-то время они сидят в полной тишине, раздумывая каждый над своим. — Действительно скучала? — он целует Наташу в плечо, аккуратно поправляя соскользнувшую бретель ночной сорочки. — А ты действительно прилетел в Прагу на частном реактивном самолете просто потому что я написала? — Немного экспрессивности и спонтанности никогда не помешают, так ведь? Наташа ничего ему не отвечает. Иногда ведь слова действительно лишние, если честно. Да и что тут скажешь? В любом случае, кажется, что их роман заходит слишком далеко, чтобы продолжать называться простым и безликим словом «интрижка», и она честно обещает себе подумать над его словами про будущее, про них и про все остальное, что идет в довесок. Но эта ночь, этот момент — только для них. И опять же, повторяясь, слова в данный момент не имеют никакого значения.