Цена.

      В Аду всегда было невыносимо жарко. А ещё очень больно, и не понять толком — от чего. То ли в груди нестерпимо жжётся, так, что хочется вырвать все внутренности, чтобы перестали зудеть, то ли дело в многочисленных ранах на бледном, исхудавшем, уродливом в своих шрамах теле.       Кровоточащие царапины саднили, а тонкие пальцы тянулись к ним, чтобы хоть на секунду заглушить боль, но, буквально не достигая ничтожного миллиметра, останавливались.       Это было безумно похоже на мазохизм. Вроде больно, слишком больно, так, что сводит зубы, но в то же время до странного приятно. Хотелось засмеяться в голос, пока лёгкие не заполнит теплый воздух пепелища, на которое был похож её родной, новый дом — Преисподняя.       Лилит тряхнула чёрными, как ночное райское небо, волосами, чтобы не лезли в глаза. Их хотелось отстричь, оставить маленький ёжик и больше не мучиться с пылью, окрашивающей пряди в серый, как адская земля, цвет. Но ни возможности, ни средств попросту не было.       Лилит уже не помнит, как попала сюда. Просто в какой-то момент стало темно настолько, что не было видно собственных пальцев. И темнота не уходила ни на секунду, замораживая так же сильно, как вечный холод, царивший в этом месте.       Сначала был холод, а после пришла боль.       Лилит бесцельно бродила уже многие дни, не ведая дороги. В конце её ждала невыносимая пустота и однообразность. До чего же тошно.       Взгляд упёрся в неразличимую светлую точку вдалеке. Как неприкаянный призрак, Лилит двинулась в ту манящую сторону.       Точка оказалась падшим ангелом. Ангелом, чьи крылья горели.       Огонь постепенно съедал перо за пером, оставляя обугленные кости, что когда-то были похожи на огромное ослепительное покрывало. На лице райского существа — страдание, граничащее с безумием.       Тишину прорезал крик. Крик отчаяния и всё той же невыносимой боли.       Лилит подошла и присела рядом, привалившись плечом к ноге ангела. Тот не видел её из-за боли перед глазами, его крылья всё также горели. — Потерпи немного, — шепчет Лилит, осторожно касаясь пальцами ноющего плеча с россыпью родинок. На её коже их нет. — Такова цена за мечты о другой, более настоящей жизни.       Казалось, ангел её не слышит, но трясущиеся руки тянутся к нежным, женским пальцам, чтобы судорожно их сжать.       Они сидят так долго. Время в Аду течёт иначе. Его попросту нет. Так же, как нет и неба.       Они молчат. Только Лилит не убирает руку с его плеча, а ангел носом зарывается в её волосы, вдыхая запах пепелища.       От крыльев не осталось практически ничего. Ничего, кроме костей. В огне сгорело всё, даже воспоминания.       Когда ангел наконец-то поднимает глаза и смотрит осмысленно, Лилит подходит сзади и резким движением вырывает с мясом остатки крыльев, давая возможность прорасти новым.       Ангел уже не плачет, только сжимает зубы, впивая ногти в ладони до крови.       Лилит покрывает поцелуями кровоточащие раны, слизывая губами кровь. Проводит холодными пальцами вдоль лопаток, невесомо и осторожно, будто мимолётное касание ветра. Прижимается всем обнажённым телом, пытаясь согреться. Бывший ангел до одури горячий и пахнет огнём вперемешку с запахом скошенной травы.       Взгляд ясных голубых глаз темнеет всё больше с каждой секундой, чтобы после превратиться в насыщенный синий, как грозовое небо. Ангел тянется рукой к длинным чёрным волосам и пропускает сквозь пальцы. Его тело горит, но Лилит прижимается ещё теснее, в надежде согреться.       Он поворачивается к её лицу и смотрит в чёрные, непроницаемые глаза. В адскую темноту. — Ты сказала, такова цена за мечты о другой жизни?       Лилит молчит, только хрипло смеётся, откидывая голову назад, и безумно улыбается. Она резко встаёт и поворачивается спиной к падшему. Кровавое солнце, бывает и в Аду, как раз-таки сейчас оно поднимается из-за горизонта.       Лилит поворачивает голову и хрипло отвечает: — За всё нужно платить. Даже за мечты.       Ангел щурится от яркого света и не замечает, как Лилит подходит к нему. Протягивает свою холодную руку.       Падший ангел касается пальцев губами, осторожно целуя каждый, а после бережно берёт протянутую руку, чтобы встать. — А за то, чтобы ты всегда была рядом, тоже надо заплатить? — Ты уже заплатил сполна.