среди гор осколков кто будет прав?

Взгляд бывшего мужа так и засел у Кэрол в голове. Она наливала себе уже второй бокал вина, натянуто улыбалась, пыталась шутить за ужином. Вроде бы всё как обычно. Только вот Стэйси поглядывала на неё с каким-то подозрением. Всё нормально, мама? Конечно, милая. Просто твой папа даже на расстоянии снова успел испортить нам жизнь. Кэрол чувствовала себя всё гаже и гаже, и на третьем бокале вина вдруг показалось, что она виновата. Ну конечно! Ведь стоило подойти и что-то сделать, не чужими же людьми были. Начать разговор с банального: «как ты?» Хах, смешно, с чего бы Брюсу рассказывать о своих проблемах, стоя у прилавка с алкоголем в магазине. Может быть, просто обнять? Не хотелось оставаться врагами, да только по-другому у них вот не получилось. А жаль. Влепить пощёчину, совершить свой акт ненависти к нему? Нужно было сделать хоть что-то, чтобы привести в чувство. Его? Себя? На четвёртом бокале вина Кэрол подумала о том, а не пошёл бы Брюс Робертсон к чёрту. Их пути уже давно разошлись и нечего ворошить прошлое: у него своя жизнь, полная дерьма, из которого ему уже не выпутаться, а у неё семья. С человеком, который её любит. Даже не так. С которым она уверенна в завтрашнем дне. Потому что спокойствие всегда было ей важн… На пятом бокале вина некогда миссис Робертсон позвонили из полиции и сообщили о том, что было найдено тело её бывшего мужа. Повесился в собственной квартире, прям у входа. В парадной форме, ага. Он, кажется, её пару раз только надевал. После звонка тогда Кэрол, помнится, ничего и не почувствовала. Ни ненависти, ни боли, ни грусти. Она отставила вино, поцеловала Стэйси в лоб и принялась отмывать противень от приготовленной курицы, которую, кстати, Брюс очень любил. Кажется, тогда она было хотела заплакать, но отвлеклась на какую-то развлекательную передачу по телевизору, которую смотрела её дочка. На похоронах Брюса Робертсона, пьяницы, мудака и почти_самого лучшего детектива-сержанта Эдинбурга, были практически все его сослуживцы и люди, которые мало-мальски к нему хорошо относились. Блэйдси, кстати, плакал больше всех, но в целом держался молодцом. Как будто бы в нём что-то переменилось, но было пока не очень ясно, что именно. Впрочем, это не так важно. На бывшую миссис Робертсон смотрели, как прежде: с уважением и немного обожанием. Только в тот день ко всему прочему примешивалось глубокое сочувствие. Слова сочувствия ей говорили так, будто бы и не было никакого развода между ней и теперь уже покойником, а Кэрол-то даже не сказала дочери о том, что её папы больше нет в живых. Просто… просто не хотела травмировать ребёнка. Нечего ей раньше времени видеть всё это. Когда всё закончилось, Кэрол долго не уходила. Другие приняли это за дань уважения, а она же стояла у свежевырытой могилы, точно бы никогда таких не видела. Смотрела на надгробный камень, на выбитые в камне «покойся с миром», на годы жизни. А потом вдруг заплакала. По-настоящему, впервые что-то почувствовав за долгое время к человеку, который разрушил её жизнь, разрушил самую её суть. Грёбанное повышение, зачем она так на нём зациклилась. О чём она только думала, ведь у них был такой счастливый брак, они действительно любили друг друга, несмотря на противоречия между ними. Их же все можно было преодолеть, начать всё с чистого листа, а она… Какой же она была дурой! — Если ты меня слышишь, Брюс, знай я больше тебя не ненавижу. Прости за всё.