Аметистовые ночи

Придуманная нетрезвость скорее помешала, чем помогла. Но, к сожалению, выяснилось это слишком поздно — тогда, когда точка невозврата была уже пройдена. Но пойдем по порядку. В «Зималетто» Роман пошел на все ухищрения, чтобы остаться с Шурой наедине. Он пугал ее, что сядет за руль, если она не поедет с ним, спотыкался о каждый встречный фикус, даже колено ушиб. Шура после недолгих сомнений дрогнула, и сопроводить Малиновского до дома согласилась. Она сама вызвала такси, сама помогла Роману дойти до лифта, сама пресекла сочувственные взгляды подружек из женсовета, и даже хмуро глянула на Свету, когда та пробормотала: - Надо же! И этот нажрался. Все мужики одинаковые. Шура Кривенцова повела себя как самая образцовая секретарша, и от этого Роману становилось почему-то особенно мерзко. В такси он прислонился к окну, и на Шуру больше не смотрел — чтобы не видеть ее участливого взгляда. Он сам до конца не понимал, от чего ему так противно — от собственного маскарада или от того, что он такой дурак нагородил невесть что в своей голове, какую-то влюбленность придумал, весь день места не находил. А все зря! И что теперь делать? - этого Роман не знал. Не выгонять же Шуру! Не раскрывать же ей свой обман: да, напился, но не пьян, это просто шутка такая. Шутка? Не смешно. Шура довела его до квартиры, помогла открыть ключами дверь. - ООО «Мотель», - тихо прошептала она, когда вошла, но Малиновский услышал и нахмурился еще больше. Дурдом какой-то. Уже и секретарши в курсе его личных... эм... забав? Хотя... есть ли хоть что-то, чего женсовет не знает? Шура осматривалась с интересом. Когда Роман шумно завалился на диван, она вдруг предложила сделать ему чаю. «Ну, какой чай, Шура?», - хотелось ему закричать. «Разве в таком состоянии пьют чай?». - Нет, Шурочка... Мне бы чего-нибудь погорячее чая, - проблеял он, силясь рассмотреть в щеках своей секретарши хоть какую-нибудь красноту, хоть краснинку. Но ни-че-го! Шура была спокойна, как аметистовое небо. И этот факт — что он тут мучается, выдумывает, старается, а она и глазом не моргнет — рассердил Романа страшно. Он привстал, вытянул шею, сфокусировал взгляд на губах Шурочки, и начал совершать непоправимые ошибки. Роман Малиновский решил выбить у Шуры почву из-под ног. А как еще Роман мог выбивать эту почву? Конечно же, самым проверенным способом — соблазнять. - Шурочка, подойдите ко мне. Шура подошла. Малиновский схватил ее за руку, вынуждая присесть рядом, и больше ее руку не выпускал. - Знаете, я вдруг понял, что вы мне нравитесь, - во взгляде магнетизм. Шура икнула, в распахнутых глазах ее стоял ужас. Самый настоящий, ничем не прикрытый. Ужас. - Шурочка, не лишайте меня надежды. Скажите... я вам хоть немного... Хоть чуточку нравлюсь? Она не ответила, смотрела только очень удивленно, недоверчиво. Смотрела и молчала. А Роман не решался переспрашивать. Пауза затягивалась. - Вчерашний разговор с вашим... знакомым... Дал мне смелость надеяться, что... что я вам небезразличен. Это так? Шура вздрогнула, высвободила свою руку. - Нет, - сказала она. - Шурик... Это мой... парень. Он очень ревнив, Роман Дмитрич. Ревнует ко всем. Вот... даже к вам ревнует, представляете! - улыбнулась, а в глазах ни веселья, ни уверенности, если бы не улыбка, то могло бы показаться, что Шура плачет. - Он... этот ваш Шурик... Он сказал неправду? - впился внимательным, требовательным взглядом. - Конечно! - воскликнула Шура. - Он просто не так все понял. Ну... наш с вами поход на выставку. Вот и наговорил глупостей. Не воспринимайте всерьез. И... вы мне нравитесь тоже, Роман Дмитрич. Как человек, как начальник. Вы же знаете, что мы — команда. Так? Малиновский кисло улыбнулся. - Конечно, Шурочка. Мы команда. Я рад, что мы все выяснили. - Вы же тоже имели в виду, что я нравлюсь вам... как друг, так? Роман поежился. И что ей говорить? Мерзость какая-то, а не ситуация! Вот никогда он не любил сложностей в отношениях с женщинами. А уж с собственной секретаршей! - Да, - сказал он невнятно, приглядываясь — не обидел ли. Но Шурочка сразу просветлела. Даже обидно как-то стало. - Я тоже рада, что всё выяснилось. Особенно рада, что вам стало легче. Роман готов был треснуть себе по лбу. В какой-то момент он забыл, что притворяется пьяным, и заговорил вполне нормально. Идиот! - Ну, раз мы всё выяснили... Я пойду, Роман Дмитрич, - вскочила, отошла от дивана. Малиновский попытался подняться, чтобы пойти за ней следом. - Нет-нет, не провожайте. Я сама, - и выскочила из его квартиры. ООО «Мотель» не оправдал сегодня свою категорию. «Какой же ты пошляк, Малиновский!», - привалился к спинке дивана. «Не влюблена... Что ж... камень с плеч», - встал, прошелся по комнате. «Только вот легче совсем не стало», - посмотрел на часы. Камень должен был упасть, но застрял где-то в районе груди - в легких. «Наверное, это от голода... Точно! Поеду-ка я к Синицкому. И поем, и нервы успокою... Черт! Это Пушкарева во всем виновата! Чтоб ее! Всю душу наизнанку вывернула. Я даже не подозревал, что она у меня имеется! Кошмар!». Роман вызвал такси. На улице Шуры не обнаружил (хотя, если честно, очень боялся, что она все еще где-то рядом, побаивался), уехала Шура, и след простыл. Только небо сияло россыпью аметистовых пятен. Малиновский отвернулся, он запретил себе смотреть на небо. Иначе пятнами покроется уже его лицо — от аллергии на всю эту дурацкую ситуацию. Как же хорошо, что Шура в него не влюблена! Одной катастрофой меньше. А легкость? Легкость и настроение подрулят чуть позже. Видимо, сегодня просто не его день! Так бывает. * * * Катя смотрела на свой чемодан, что стоял прямо посреди квартиры Жданова, и слов не находила, чтобы выразить свое удивление, даже недоверчиво ткнула в него пальчиком. Чемодан не исчез. Катя стояла и не верила, что происходящее с ней сейчас — реальность. Ну, не может это быть правдой. Где-то там — в просторах квартиры — суетился Андрей. - Я сейчас, Катюш, - то и дело выкрикивал он. А Катя стояла, прислонившись спиной к входной двери, и пыталась унять дрожь. Мудрая, храбрая Катя Пушкарева смогла вынести многое — перенести предательство любимого человека, пережить инструкцию, найти в себе силы, чтобы отомстить... а затем и простить... и каким-то удивительным образом поверить Андрею. Но она совершенно, катастрофически не знала, как позволить себе принять любовь Андрея и быть счастливой. Страх, необъяснимый и всеобъемлющий, ослеплял и оглушал. Кате казалось, что эта картинка — вот этот вот чемодан — это ненадолго, это мираж. Пройдет время... и он растает. И потом снова придется платить. Платить жестоко за то, что снова осмелилась быть счастливой, что снова посмела мечтать... - Катюш, - Андрей стоял совсем рядом и озабоченно вглядывался в ее лицо. - Извини, что заставил ждать. И... не пугайся, ладно? - озорно подмигнул ей. Подхватил на руки, и внес в гостиную. У Кати челюсть отвисла. Вся комната была усеяна лепестками роз, в приглушенном свете ярким пятном горел камин. На журнальном столике стояла бутылка шампанского, бокалы и огромная корзина клубники. - А-а... - Катя задохнулась словами. - Кать, я сейчас... - усадил ее на диван, стащил с ног кроссовки, принес розовые пушистые тапочки, мягкие-мягкие — у Кати отродясь таких не было. Затем укрыл ее пледом. - Катюш, ты проголодалась, наверное? Хотя, что я спрашиваю! Конечно же, ты хочешь есть. Я сейчас. Он снова исчез. Катя подхватила несколько красных лепестков, понюхала, зажмурилась. А может, она себя накручивает? Может, стоит отпустить себя, перестать дрожать, довериться Андрею? Он так старался. Приготовил ей сюрприз... Катя расслабленно потянулась, повертела здоровой ногой, рассматривая тапочек. Андрей вошел с подносом, на котором дымилось что-то горячее. Когда подошел ближе, Катя поняла, что на Жданове фартук, надетый вверх ногами и очень хитро завязанный на узлы. Сердечко сделало кульбит вверх и ухнуло в пропасть. Спокойствие и расслабленность как рукой сняло. Ну, не может она быть спокойной в его присутствии. Когда он тАк смотрит. И когда ложечкой размешивает тебе суп. И еще фартук этот... Какое спокойствие, черт возьми? - А-а... ты? Ты будешь... кушать? - спросила, и смутилась своей несмелости. Жданов довольно стрельнул глазками. - Конечно... Катюш. Снова вышел. Катя скинула с себя плед. Жарища-то какая! А когда вернулся с еще одной миской супа, присел рядом, близко-близко, Кате стало еще жарче. Во всем виноват камин — не иначе! - Кать, ты чего не ешь? - Я... ем, - зачерпнула ложку, отправила ее в рот, смакуя вкус и теряясь в догадках: а не Маргарита ли Рудольфовна автор сего блюда? Затем вскинула глаза. Жданов пожирал ее взглядом. - Ну, как? Вкусно? У Кати подкосились ноги, хотя она и так сидела. - Вкусно, - потупила взгляд, нацелилась зачерпнуть еще одну ложечку. Какой там вкус! Она сейчас и имени своего не в состоянии назвать, не то, что вкус определить. - А ты... почему не ешь? - набралась храбрости, спросила. Жданов вздрогнул, словно пойманный на месте преступления. - Я ем, - сказал он, отворачиваясь. Катя расстегнула несколько верхних пуговиц на блузке. Духотища тут неимоверная! Кажется, Жданов за отопление переплачивает. - Кать, а ты шампанское будешь? — сама учтивость, а в глазах чертенята пляшут. Или это ей только кажется? Возможно, алкоголь поможет хоть немного прийти в себя? - подумала Катерина. - Буду. Андрей одобрительно кивнул, искусно вскрыл бутылочку. Крышка вылетела глухим хлопком. Затем щедро плеснул ей в бокал шипучей жидкости, налил и себе тоже. Жданов в фартуке, с бутылкой шампанского и в сравнение не шел с Борщевым. При виде фартука на Мише у Катерины разве что зевота появлялась. А вот Андрей... Андрей сумел довести ее едва ли не до тахикардии. - Прошу, - протянул ей бокал. - Катюш, предлагаю выпить за... - За успехи «Зималетто»? - спросила она, озорно улыбаясь. Призраки прошлого теперь не казались такими уж страшными. Про них теперь можно было и шутить. Все же разговор с Малиновским пошел ей на пользу. А вот Андрей поморщился. - За нас, Катюш. За тебя и за меня. Я очень рад, что встретил тебя. Что ты появилась в моей жизни. Что позволила почувствовать, что такое любить... любить по-настоящему, любить безумно. Ты изменила всё. Ты изменила меня. Я представить не могу, что бы я делал, если бы не встретил тебя. - Женился бы на Кире. - Возможно, - сказал, и передернулся. - Женился бы, и продолжал прожигать свою жизнь бесцельно, бессмысленно. В надежде однажды встретить тебя. За тебя, Катюш, - легонько коснулся своим бокалом ее бокала, раздался слабый звон. - А я даже представлять не хочу, что бы делала без тебя, - сказала Катя серьезно. Бокалы были отставлены в сторону. - Иди сюда, - прошептал Андрей, притягивая ее к себе. Катя охотно ответила на поцелуй, с не меньшей страстностью и желанием, и так легко ей вдруг стало, так радостно. Появилось вдруг такое чувство, будто бегала она все это время неизвестно, где, моталась по всему свету, а вот сейчас, только сейчас оказалась по-настоящему дома. * * * Вика сразу разглядела в Шестиковой соперницу. Вот мгновенно. И как-то сразу поняла, что территорию придется отвоевывать. Благо, воевать было за что. Убранство и размеры ресторана "Мармеладоff" поражали воображение. Перед глазами сразу всплывали цифры - деньжищ тут немало. А Виктории на данном жизненном этапе хватило бы и "мало". Вика уже мысленно представляла свою фотографию во весь рост на стене на входе в ресторан. И все ее датчики и курсоры поворачивались в одну сторону - в сторону Михаила. - Леночка, а сколько раз ты была замужем? Три или четыре? - спросила Вика, присаживаясь рядом с Михаилом. Людочка испуганно посмотрела на Шестикову. - Замужем? - переспросила она. - Да, - подтвердила Шестикова, скрежеща зубами. - Была замужем дважды, и дважды за одним и тем же человеком. Глупая была. Любила его очень. А он такой скотиной оказался. Представляете, Людмила Петровна, бизнесмен, очень богатый и влиятельный, а меня без копейки денег оставил при разводе, - пожаловалась она. - С тех пор решила, что к богатому ни на шаг не подойду. Сама заработаю, сама всего добьюсь. - Правильно! - воскликнул Алексей Борисович. - Молодец, дочка. - Большие деньги - зло, любви они не принесут, - согласилась Борщева. - А ты, Вика, помнится пыталась охмурить Романа Малиновского, - придвинулась ближе к Людмиле и шепнула "по секрету". - Это тот, который друг Жданова, ну, вы знаете. Вика пыталась его ложной беременностью шантажировать. Клочкова побледнела. Впервые кусок в горло не полез. Вот же сучка! - подумала она. - Хотя нет, - воскликнула Шестикова, задумываясь. - Там не только Малиновский был, но еще и Воропаев. Она с ними двумя сразу... хм, встречалась. А потом двоих и шантажировала. Я ничего не упускаю? На Вику уставились несколько злых взглядов, включая Мишин. Вика не собиралась так легко сдаваться. Она тоже умеет давить на жалость. - Всё было немного не так. Все знают Малиновского. Поматросит, как говорится, и бросит, - всплакнула. - Вот и меня бросил. И прямо под носом начал шашни крутить с пустоголовой секретаршей. Мне обидно стало. Захотелось проучить этого козла. Александр Воропаев - брат моей лучшей подруги, Киры Воропаевой. Он согласился мне подыграть, что мы встречаемся, и что я беременна от него. А Малиновский подумал, что это его ребенок. Как он испугался. Смешно было смотреть. А ты, Леночка, в тюрьме вроде сидела? Не помню, за что... Напомни-ка. - В тюрьме? - выдохнула Борщева, ей стало дурно. - Как же так? - испугался Алексей, придвигая к себе поближе бумажник. Шестикову передернуло от злости. - Нет, в тюрьме я не сидела. Всё было совсем не так...