На дне Рима

Моя подростковая любовь, любовь в более осознанном возрасте, любовь сейчас… Я обрел тебя еще в двадцать лет, о чем ты знаешь лишь по моим сбивчивым и, наверное, все-таки несколько приукрашенным рассказам. Наша слишком запутанная история наконец-то подходит к своему логическому концу: я живу с Софией, у меня двое замечательных детей, ты же спасла Юсуфа от смерти, как меня когда-то… Ты сейчас счастлива с ним, я по крайней мере на это надеюсь. Мы оба счастливы настолько насколько могли быть таковыми, не связывая наши судьбы. Так мне поведало Яблоко Эдема, а быть может мне это приснилось в очередном бредовом сне? Ты знаешь, они меня часто посещают, будто бы скоро должно случится что-то плохое, непоправимое. В двадцать лет я увидел твои желтые глаза и небрежно обрезанные черные волосы, да так и не смог их забыть. Твоя непомерно большая куртка, которая, я готов поспорить, сейчас лежит сейчас в каком-нибудь старом шкафу, закрытым на замок, чтобы не тревожить воспоминания, навечно отпечаталась у меня в памяти. Надо признать, что у меня тоже есть такая вещица… Твой портрет, который в своей несколько небрежной, но от этого не менее прекрасной манере сотворил наш с тобой общий друг. Я счастлив, что ты познала обе жизни — и войну, и мир, впрочем, как и я, так что нам сейчас обоим осталось доживать свой век, жаль только, что врозь. Аделаида Инганнаморте да Таранто Дел, а я ведь был так непомерно молод, когда мы встретились в первый раз — страшно представить. У меня было очень многое, даже если этого я и не замечала. В какой-то момент у меня было все — у меня была ты. Я каждый раз с неподдельным ужасом вспоминаю тот момент, когда увидел твое окровавленное тело, лежащее у меня на руках, а потом коснулся Яблока и все исчезло. Ты исчезла, мой смысл жизни исчез… Осталось лишь бесконечное голубое море и небольшой сложенный в несколько раз портрет. Я люблю мою жену, я не устану это повторять, потому что это правда, но еще я все же невольно люблю и тебя. Прошло уже столько времени, а я все так и не смог окончательно выкинуть тебя из своих мыслей. Я уже не молод, мне осталось совсем чуть-чуть, я это знаю, но это не страшит, не должно и тебя. Именно ты когда-то научила меня ценить свободу и время, ценить человеческую жизнь, отдаваться кому-то полностью, безвозмездно… Именно ты научила меня любить, так что я никогда не смогу забыть тебя. «Просто найди меня, хорошо?» Это были твои предсмертные слова, даже если ты о них не помнишь, но их знаю я и этого мне хватило, чтобы найти сил двигаться дальше. Последние сорок пять лет именно желание еще раз хоть взглянуть на тебя спасало меня, а, когда у меня не было для этого возможности, то я просто смотрел на твой портрет… Думаю, теперь я могу с ним распрощаться. Теперь он твой, как и все соленые капли слез боли и отчаяния, пролитые мной над ним в безмолвные вечера, как и несколько капель моей крови, что впитала в себя бумага. Теперь, когда тебе захочется вспомнить о нас, то просто взгляни на портрет и на это письмо. Я люблю тебя, Аделаида. Спасибо тебе за все. Будь счастлива. Навеки твой, Эцио Аудиторе.