Последний бой

Глин лежал на своей колонне с закрытыми глазами. Нет, он не спал – слишком боялся, что проснётся и поймёт, что остался один в целом свете. Слишком боялся, что эта нескончаемая пытка закончится, не оставив о себе ничего, кроме обжигающих болью воспоминаний и понимания, что никого больше нет. Всё началось после того, как в пещере у водопада их поймала Пурпур. До того, даже когда они были в плену, где-то в глубине сердца жила надежда на то, что всё это закончится, что всё будет хорошо. Но теперь – словно какая-то жилка перегорела в груди. Яростная, неугасимая надежда сменилась глухим, рвущим душу отчаянием. Слишком многое изменилось с того дня. Колонна, на которой раньше сидела Цунами, была пуста. Где-то глубоко внутри Глин понимал, что это сделано, чтобы нельзя было помахать лапой, нельзя было улыбнуться и ощутить сердцем её улыбку. Беду он с тех пор видел всего дважды – и это не была та Беда, которую он помнил. Словно прежние её насмешливость, любопытство, смешливость вдруг сменились холодной отстранённостью. Словно Пурпур, как колдун из древней сказки, вырезала у огнекрылой сердце и заменила куском чёрного льда. Даже глаза Беды, прежде похожие на два раскалённых осколка неба, потускнели, из синих став серыми. Самое жуткое было в том, что прошлое рушилось медленно. Медленно, один за другим, гибли те, кого он знал. Медленно овладевало Глином чёрное отчаяние. Кречет погибла ещё несколько недель назад. К тому времени она побеждала уже дважды, но третий её противник оказался сильнее. Тот ледяной – Кармин назвал его Горностаем – попал небесной воспитательнице ледяным выдохом прямо в пасть, а потом... Глин не видел, что было потом. Он не смотрел. Было слишком больно. Он просто слышал, как Кармин объявил победу ледяного. Из друзей Глина в живых остались лишь Ореола и Цунами. Звездокрыл... Он порой бывал слишком нудным и заумным, но он был их братом – пусть не родным, но всё-таки братом. Ночной дракончик сумел победить всего в одном бою. В битве, приведшей его к гибели, он сумел продержаться всего несколько минут. Та песчаная ударила его шипом между лопаток, и Звездокрыл не поднялся с земли. После того дня Глин, наверное, неделю ничего не ел, а стоило открыть глаза – и их застилали жгучие слёзы вины и отчаяния. Солнышко... Глин видел её лишь один раз – в день, когда они с друзьями в безуспешной попытке побега шли мимо пиршественного зала. Она не появлялась из дворца, не билась на арене, а Огонь, улетая, не забрала Солнышко с собой. Спросить же было некого – своего единственного местного друга Глин, похоже, потерял навеки. Безвестность была страшнее, чем если бы Солнышко погибла на его глазах. Ореолу теперь тоже выпускали биться. Было ясно видно, что королева опасается своей бывшей "игрушки". Теперь радужная всегда была в наморднике из металлических полос, который снимали только на время битв, и тяжелом ошейнике, не позволявшем ей сделаться невидимой. Земляной дракончик понимал, как трудно ей биться, когда почти все её способности блокируются. Ореола победила уже в трёх битвах, в одной из которых у неё было распорото крыло. Поэтому крылья ей не сковывали – она бы и так не смогла улететь. Цунами... Она, как и Ореола, победила в трёх битвах. Когда её выпускали на арену, Глин не мог смотреть на свою названую сестру без слёз – настолько её тело было располосовано шрамами. Глин со всей ясностью понимал, что всё это – жуткая, извращенная королевская месть, месть ему, дракончику, невольно укравшему сердце королевского паладина. Пытка – смотреть, как гибнут один за другим твои друзья, и понимать, что ты ничем не можешь помочь, не можешь даже биться на арене, надеясь на гибель. И земляной дракончик знал – если его выпустят на арену, он не сможет убить. *** Сказать, что то, что произошло дальше, удивительно – ничего не сказать. А дальше произошло вот что. Глин услышал хлопанье крыльев и цокот когтей, когда двое небесных стражей приземлились на его колонну. Он всё так же не открывал глаз, пока стражи возились с цепями, отцепляя его. Ухватили под крылья и поволокли вниз, ко дворцу, через коридоры, – в тронный зал. Перед троном уже стояли, склонённые в поклоне, Ореола и Цунами. Хвост Цунами нервно подёргивался – было видно, до чего ей не нравится кланяться королеве, лишившей её свободы и сразу двоих друзей. Справа от колонны-трона, на которой восседала королева Пурпур, была ещё одна, поменьше и не такая красивая – на ней сидела принцесса Огонь. Слева от трона королевы стояла Беда. Взгляд её был безразличен, глаза потускнели, став из раскалённо-лазурных тёмного сине-серого цвета грозового неба. Когда Глин, подобно своим сёстрам, склонился перед королевой в поклоне, та усмехнулась и с лёгким злорадством произнесла: – Ну что же, все вы здесь. Я как раз хотела представить вам свою новую игрушку! Входи! – всё так же злорадно сказала она кому-то, скрывавшемуся в коридоре. Ореола, стоявшая ближе к коридору, обернулась туда и внезапно мертвенно побледнела. Перепонка её оставшегося целым крыла пошла чёрными и бледно-зелёными пятнами. Глин тоже посмотрел в ту сторону и увидел... Солнышко. Да, это без сомнения была она, только взгляд не её – холодный и изучающий. Она подошла к трону Пурпур, и Беда, подвинувшись, уступила ей место слева от трона. Пурпур ухмыльнулась и произнесла: – Ну, как вам мой второй паладин? – То есть?! – Цунами ошеломлённо взглянула на Пурпур, – Наша сестра – твой паладин?! Казалось, королева Пурпур не слушала. Вместо этого она приказала стражникам, стоящим у входа в коридор: – Тащите-ка радужную, – кивок в сторону Ореолы, – На арену. А ты, – теперь она обращалась к Солнышку, – Будешь биться с ней. – Да, моя королева, – без эмоций произнесла Солнышко и поклонилась Пурпур. – Да, и не забудьте этих двоих, – кивки в сторону Глина и Цунами, – На королевский балкон их, живо! Когда Глина и Цунами вытащили на балкон и приковали, Ореола и Солнышко уже были на арене. Намордник с Ореолы сняли, и теперь песчаная и радужная медленно кружили по арене. Солнышко наступала, делала ложные выпады, словно бы прощупывая оборону противницы. На её золотистой мордочке появился страшный, хищный оскал. Ореола же явно была растеряна – Глин видел, как в ней борются страх перед этой новой Солнышко и боязнь нанести удар сестре. Наконец Солнышко, словно нащупав слабое место в броне Ореолы, рванулась вперёд, взмыла в воздух, пролетела над головой Ореолы и приземлилась на её спину. Песчаная крошка ухватилась за рога Ореолы, и, ударяя крыльями по воздуху, чтобы удержать равновесие, начала полосовать спину радужной своими когтистыми задними лапками. Ореола вскрикнула от боли и замотала головой, пытаясь стряхнуть со своей спины Солнышко, но та держалась крепко. Наконец радужная перекатилась на спину, и, освободившись от цепких лап бывшей сестры, отпрянула в сторону. Солнышко поднялась, и выражение её морды было очень страшным. Песчаная дракониха бросилась на Ореолу, проскользнула у неё под животом и распорола единственное её целое крыло. Радужная вскрикнула от боли и рухнула на землю. Глин не смотрел, что было дальше. Только слышал – но и этого было достаточно, чтобы сойти с ума, или хотя бы начать сходить. Он слышал дикие, полные боли крики Ореолы, а потом всё стихло, и Цунами горестно прошептала ему в самое ухо: – Её больше нет... А Пурпур, видимо, решила довести дело до конца. – Ледяного на арену! И, – она ткнула в сторону Цунами кончиком хвоста, – Её! Пока Цунами освобождали от цепей, она успела шепнуть Глину: – Прощай... – Но ты же победишь! – Глину отчаянно хотелось в это верить, но он не мог. Глаза Цунами – две лучистые больные звезды – печально сверкнули. – Нет, – так же тихо сказала она – и её уволокли на арену. Кармин, парящий над ареной, объявил: – Ледяной дракон Север против морской драконихи Цунами! Ледяной, видимо, не был знаком с приёмом «изучение тактики оппонента». Сразу, как только его опустили на бурый песок арены, он с рыком начал наступать на Цунами. Та в основном увёртывалась, и иногда наносила удары. Когда ледяной рванулся вперёд, целясь в сердце Цунами, та отскочила и ослепительно сверкнула всеми полосками разом, – но не учла, что одна из способностей ледяных – переносить яркий слепящий свет. Но в её собственные способности это не входило. Пока она моргала, ослеплённая собственной вспышкой, Север метнулся вперёд и – одним ударом страшных зазубренных когтей – разорвал её горло. Цунами в последний раз взглянула на Глина – глаза, похожие на больные звезды, печально блеснули – и осела на песок, истекая кровью. Когда тело убрали, королева скучающим тоном крикнула: – Земляного на арену! А ты, Беда – не подведи меня! Когда Беда следом за Глином спустилась на арену, она несколько секунд стояла недвижно. Потом внезапно метнулась вперёд. Глин отскочил, но она была быстрее. Одним ударом огнекрылая пережгла зажимы, сковывающие его крылья, и приказала: – Лети! В их сторону уже мчались, как угорелые, полторы дюжины небесных гвардейцев. Глин расправил крылья, намереваясь взлететь – и в плечи двумя острыми лезвиями ударила боль. «Я больше не могу летать», – с какой-то странной отстранённостью понял он. Тут что-то сбило его с ног, и он потерял сознание. *** Очнулся Глин от звонкой пощёчины. Вскинулся, оглянулся – и увидел лежащую на песке арены Беду с дымящимся копьём в груди. Королева Пурпур, всё так же стоящая на балконе – по всей видимости, прошло всего несколько минут, – наигранно печально пояснила: – Мой паладин был слишком самоволен и предал меня. Предателям – смерть. Ледяного на арену! – приказала она небесным гвардейцам. Те освободили Севера – он был прикован на краю арены – и выпустили на песок. Тот сразу же бросился к Глину. В его пасти заклубился морозный воздух. «Червяков доест орёл, а после – червяки орла» – вспомнилась Глину прочитанная в одном из свитков фраза. Он горько усмехнулся – сначала от его когтей, точнее – от яда Ореолы, – погиб ледяной, теперь же он сам погибнет от когтей ледяного. Всё переплетено. Глин не уворачивался. Ледяной выдох настиг его секундой позже. У Смерти было лицо. Юная, с острыми чертами морды, медно-оранжевой чешуёй и глазами – двумя раскалёнными осколками синевы. Она сложила ладони лодочкой – в них забилось умирающей птицей израненное, обожжённое сердце Глина. Смерть взглянула ему в глаза, улыбнулась – и сомкнула ладони.