Шестое небо

Мое шестое небо, где облака чуть сверху Блестели яркими цветами, заливаясь смехом, И не хватало сантиметра до седьмого где-то, Я отпустил тебя и камнем полетел на землю… Всего лишь шестой этаж, но с подоконника расстояние до земли кажется огромным, будто это не шестьдесят-семьдесят метров, а все двести. Ты истерично стучишь в запертую дверь. Я могу видеть твои тонкие руки, бессильно прижатые к стеклянной вставке в двери из темного дерева. Лица не видно, но я знаю, что оно залито слезами. Я спрыгнул с окна и, опустившись на колени, приложил свою руку к твоей руке, видной сквозь мутное стекло. Ты с новыми силами начала колотить по косякам, дергать ручку и орать что-то невразумительное. И кто из нас сошел с ума? Мой взгляд заскользил по комнате, вбирая в память каждый крохотный её кусочек. В этом доме, в этой квартире, я жил с тобой целых полгода, словно в раю. Эта комната – моё шестое небо. Она стала бы седьмым, да не смогла. Твоя любовь не была искренней, ты вся – одна фальшивая нота. Но и её часто хватает, чтобы нарушить гармоничную мелодию. Я любил за нас двоих. Я с нежностью взглянул на наше общее фото, лежавшее на расправленной кровати. На тумбочке и кое-где на полу валялись осколки разбитой рамки. Зажав фотографию в кулак, я вновь встал на подоконник. С улицы дул безумно холодный ветер, и я на долю секунды даже подумал, что могу простыть. Усмехнувшись своей нелепой мысли, я закрыл глаза и сделал шаг. Я падал вниз, и мне так нравились картины снизу, И так гордился, что со мной летели птицы. Отсюда город мой казался только детской шуткой, Его асфальт не знал, что я лечу без парашюта... Эта квартира на шестом этаже – мое шестое небо, а кто может жить в небе? Птицы. Я ощущал себя одной из них, я чувствовал необычайную легкость. Я словно прыгал с вертолета, находившегося высоко над землей. Моему взору почему-то предстала вполне реальная панорама Москвы – серые улицы с яркими огоньками машин и вывесок, пестрые зонтики. Шел небольшой дождь. Я приближался так стремительно, а ты смотрела, Роняла слезы мне вдогонку - они стали снегом, А снег окутал шалью шар, я знал, что происходит, А снег запутал меня, так похожий на наркотик. Я был точно напротив окна, только с другой стороны. Ты каким-то образом смогла открыть дверь, и теперь надрывно что-то кричала, с ужасом глядя вниз и уже не смахивая крупные слезы, градом катившиеся из твоих синих глаз. Дождь усилился, теперь он шел вперемешку со снегом. Уже не осень, но еще не зима. Такое промежуточное неопределенное состояние этого безумного мира. Зима пришла тихо туда, где парки лето ждали, Меня несло намного ниже темно-синей дали, Я засыпал, чтобы не больно было падать телу, Мне колыбельную пело мое шестое небо... Я не был выше своего неба. Ниже и ниже, назад не полететь. Меня слышат те, что выше, Мое шестое небо, я единственный, кто вышел И вдруг увидел правду, как есть, Она стояла просто голой, потеряв свою честь, Она стыдилась и боялась посмотреть мне в глаза, Глаза слезились от ветра, мне не хотелось назад. Увижу своего брата – до меня уже доносится его голос. В нем нотки жалости. Он не расставался со своей жизнью и с удовольствием бы пожил еще, а я… А я был рад. Рад избавиться от оков, распахнуть свои крылья, прежде скованные тяжелой цепью, которая тянула меня к земле, иной раз заставляя наклоняться в три погибели. И у меня не было желания возвращаться. Прости меня, Карина. И облака - снизу, По небу, как по карнизу… Я не был выше своего неба. Но и сейчас почему-то не могу. Почему? Страх в глазах исчезает, и затухает свеча, Та, что на шестом небе кто-то держал за меня... Бог не любит самоубийц. А значит, и меня. Я мог забыть тебя. Время – лучший врач-анестезиолог. Правда, свою работу оно выполняет мучительно долго, но всё же – выполняет. Ты можешь забыть меня сейчас. Я лично попрошу доктора выписать тебе рецепт из солнца и улыбок. Мне уже не вернуться на свое шестое небо, а на седьмое – увы – не подняться.