Хранитель Древнего леса

      Ветка хрустнула под ногой, и Сан замер, прислушиваясь. Лес был тёмен и суров, затхлый воздух отдавал мокрым мхом и раздавленной листвой. Мышцы во всём теле ломило, но останавливаться было нельзя — сквозь тяжёлые ветки едва-едва просвечивали последние лучи заходящего солнца.              Ноги и руки были покрыты мелкими ссадинами и жутко зудили, Сан постоянно одёргивал себя, чтобы не начать их чесать. Сок, попавший в ранки, раздражал их. Сан знал, что из-за него ранки ещё долго не будут покрываться коркой и заживать. Но это казалось пустяком по сравнению с тем, что ждало его, когда ночь окончательно опустится на лес.              Он всё ещё не понимал, как оказался в таком положении. Знал ведь, что путь через Древний Лес окажется ловушкой, западнёй. Ну и что, что в его худом мешочке лежали свежезаработанные чеканные монетки — какая теперь разница, когда от зловещих голосов не спасут ни деньги, ни хвалёная удача. Даже ругаться уже не было сил — Сан шёл, едва переводя дыхание, потому что терпкие споры грибниц уже забили лёгкие, и было чудом, что Сан до сих пор оставался в здравом рассудке. Может быть, это тоже было своеобразной издёвкой лесных духов?..              Лес дышал в затылок и ждал, когда Сан не просто выбьется из сил — когда магическая человеческая надежда покинет его сердце и не останется ничего, кроме тьмы Леса и его крикливого хохота.              Но Сан брёл и не смел даже думать о том, чтобы остановиться. Корни вековечных деревьев становились всё больше и толще — Сан приближался к самому Сердцу, но каждый раз, когда он пытался идти в противоположную сторону, ноги всё равно приводили его к собственным смятым следам. На стволах вяло пульсировали поросли гериция — Сан никогда не видел, чтобы у него были такие большие и пышные шапки. Словно стволы покрыли воздушными взбитыми сливками и подсветили огоньками изнутри! В животе протестующе заурчало что-то не менее древнее, чем человеческий страх, и Сан стиснул зубы, мысленно благодаря эти прелестные грибы за то, что они хотя бы не дают ему переломать ноги в непроглядной тьме.              Именно об этом пульсирующем свете рассказывала ему в детстве бабушка. У Леса свои глаза, говорила она, свои уши и своё сердце. Тебе стоит бояться того Леса. Леса, который никогда не спит. Леса, в котором всегда мрак и голодные тени. В котором даже грибы, растущие на мёртвых стволах, становятся частью живого и разумного Леса. Леса, в котором даже у солнца нет никаких прав.              Сан мотнул головой, затем ещё, пытаясь отогнать отвратительные мысли и мягкий голос бабушки, рассказывающей своему маленькому внуку об ужасах, неподвластных человеку. Маленький Сан восхищался этими сказками о силе, способной раздавить его — хрупкого и беспомощного. Но он даже не подозревал, что однажды ему придётся ощутить это на себе взаправду.              Нужно было торопиться.              Сан глянул вверх, перехватил свои худые пожитки, попытался выдохнуть и вдохнуть поглубже, но ничего не вышло. Огромные ветви терялись во мраке — высоко-высоко над Саном, — и казалось, будто они проглотили небо, не оставив ни одной путеводной звезды. Забраться к ним вряд ли было возможно, хотя это наверняка могло спасти Сану жизнь… или убить — чуточку раньше, чем это сделает Лес.              Эта мысль показалась Сану по-своему забавной, и, улыбнувшись, мрачно и решительно, он снова двинулся по протоптанной тропе.              Через несколько десятков бесконечных минут он ощутил, как потерялся окончательно. Нескончаемый коридор деревьев тут же привиделся ему огромной клеткой, и как только он понял это — Лес лизнул его своим холодным молчаливым взглядом.              Шею ожгло так, словно на неё дыхнуло чем-то ледяным и колючим, и от затылка к самым пяткам тут же поползли предательские мурашки, а ещё — страх, всепоглощающий человеческий страх. Сан остановился, так, словно ноги вросли по самые щиколотки, и только теперь обнаружил, что в Лесу нет ни единого звука, ни единого дуновения ветерка. Ни единого зверя.              Сан понял, что абсолютно одинок.              Нет, не так — Сан понял, что в округе нет ни одной живой души, способной защитить его от Леса, который наконец-то выходит на охоту.              Сан почти услышал беззвучный сигнал рога, объявляющий начало Великого зловещего гона. Но прежде, чем Лес снова замер и началась охота, Сан уже бежал, не жалея ни ног, ни сил. И даже не смотря на путающиеся корни. Возможность споткнуться, упасть и потерять сознание казалась ему благословением. Потому что ещё через пару секунд Лес ожил окончательно — и даже маленькие веточки противных вездесущих кустов, казалось, делали всё, чтобы поймать и спеленать его.              Сердце колотилось как бешеное, и Сану не хватало воздуха. Пару раз он ловил себя на том, что готов отключиться, но сознание оставалось слишком острым и свежим — он замечал каждый сверкнувший в глубине леса взгляд, каждый хищный оскал, и едкий шепоток звучал в его ушах. Лес насмехался над его попытками убежать и поощрял его новыми тропами — с колючими ветками, впивающимися в израненные стопы. Иногда что-то горячее дотрагивалось до шеи, что-то шумно дышало за спиной, восхищённое погоней, что-то отдавливало пятки, вышибая из груди последние остатки воздуха… и магической человеческой надежды.              «Почему я человек, — думал Сан, слыша будто издалека, как хрипит и плачет, — почему я не птица или не дикий зверь, почему я не могу вспорхнуть или вскарабкаться на дерево? Почему я не могу прикинуться частью Леса, почему я так жалок и слаб? Почему я продолжаю убегать, зная, что бежать некуда?»              А Лес ему отвечал скрипучим хохотом: «Потому что надеешься, потому что надеешься». А может, Сану просто казалось, что он отвечает — Лес был слишком занят, загоняя его в самые тёмные уголки своего нутра.              И что самое смешное — Сан послушно позволял ему это сделать, не владея ни своим телом, ни сердцем, ни даже разумом.              В теле не осталось ни капли сил, кровь кипела и пульсировала, как белоснежно-синий гериций. Сан бежал не то что на пределе возможностей — наверное, если бы он остановился, то сразу же упал замертво — так измучено было его тело погоней, жаждой и голодом. «Кто-нибудь, хоть кто-нибудь, пожалуйста, поймайте! Задерите, схватите, загрызите — но прекратите это!»              Он открыл рот ещё шире, пытаясь закричать, но затхлый воздух заглушил его хрип. Слёзы засохли на щеках и потрескавшихся губах, котомка давно слетела с плеча и осталась где-то в глотке хищного Леса. Сан несколько раз налетал прямо на огромные стволы, едва управляя собой, но когда он сделал это в последний раз, боль обожгла его щиколотки, и он вскрикнул, потеряв равновесие. За секунду до того, как споткнуться, Сан услышал свой собственный голос, поднявшийся до самых ветвей:              — Я не хочу умирать!              Лес, сбитый с толку, не успел сделать ничего, когда Сан кубарем покатился по дикому склону, цепляясь за кусты и ветки. В глазах сразу потемнело, из груди выдавило последние глотки воздуха. Сан падал, наверное, целую вечность — на секунду он даже успел провалиться во тьму и блаженный покой, но вынырнул снова, когда его тряхнуло в последний раз и выплюнуло на влажную траву. Он чувствовал, как целое море веточек впилось в его тело со всех сторон, как листочки и колючие древесные иголочки запутались в его волосах. Выброшенный на траву, как рыба на песок, Сан лежал на груди, но грудь, сотрясаемая спазмами, не давала сделать ни одного живительного вдоха.              А Лес уже нащупал его след. Шёл по его запаху, как настоящая гончая — Сан слышал отвратительный звук сминаемых кустарников, чувствовал, как волнуется воздух от горячего дыхания. И сейчас, полностью выбившийся из сил, позволял себе подумать о том, на что не было времени, пока он отчаянно пытался убежать от самого воплощения зловещего гона.              — Наверное, мне повезло… — прошептал он, чувствуя, как время растягивается, как пастила. — Человек, так тесно соприкоснувшийся с магией Древнего Леса — кому скажи, ни один не поверит… ни один…              Сан закашлялся, чувствуя, как кашель медленно превращается в решительный и злой смех. Потому что что-то снова настигало его. Потому что сил подняться больше не оставалось.              — Если я и умру, то только посмотрев тебе в глаза. Вот и оценим, насколько ты страшный на морду — Лес, вечно спящий… или какой ты там… лес.              Шум поднялся вокруг такой, словно разбушевался беспощадный ветер, или невероятный костёр, или морская буря. Но не было даже намёка на ветерок — то ли шумел разъярённый лес, то ли кровь Сана, наконец, забила уши, и он больше не слышал ничего, кроме своего сердца. Кожа покрылась липкой испариной, ноги похолодели от ужаса, облизывающего пятки. Лес настигал его. Оставались считанные секунды.              — И всё-таки, — вдруг выдохнул Сан, пытаясь совладать с дрожью, — я человек, и я трус. Но я никогда не потеряю надежду, — и на последнем слове, заглушённом вскриком, перевернулся на спину, вскидывая голову.              И не увидел ничего, ничего не услышал — только мягкий пульсирующий красноватый свет и шорох травы под чужими ногами. Лес смолк, словно мгновенно накрытый крышкой; потухли дикие взгляды — будто задули свечу. Сначала Сан решил, что оглох — так вдруг стало тихо и спокойно. А ещё, может быть, немножко сошёл с ума, потому что впервые за все эти часы услышал лёгкий аромат свежего воздуха… и жизни.              И, несомненно, он ослеп.              Потому что перед ним не было бесформенного сгустка зла из старых легенд — только высокая точёная фигура замершего существа с пристальным, но беззлобным взглядом.              Всё внутри Сана снова задрожало, но теперь иначе, не от страха и не от усталости. Он узнал это существо — только несмышлёные маленькие дети не знают, как выглядят отцы, братья и сыновья самых древних лесов этого мира.              Едва перебирая в пальцах венок из сияющих огнецветов, перед Саном стояло самое прекрасное существо, какое когда-либо ему доводилось видеть.              Эльф. Эльф-друид. Хозяин леса, хозяин жизни и хозяин его судьбы.              «Я умру, — подумал Сан. — Мне никто не говорил, что смерть бывает такой красивой».              Но он даже не пытался подняться или отползти ещё.              На смуглой исписанной причудливыми узорами коже играли отсветы огнецветов — самых прекрасных цветов, существующих в этом мире. Растущих только в самых тёмных и безжизненных уголках мглы. В больших чёрных глазах плескались красные звёздочки — они изучали Сана так, словно он — маленькая подбитая лань, нуждающаяся в помощи и защите. Длинные пальцы поглаживали лепестки, острые ушки вздрагивали, стоило неаккуратно зашуршать листве или хрустнуть ветке. Прямая спина ни на секунду не дрогнула под навесом тьмы.              Сан не отводил взгляда и, кажется, не моргал. В какую-то секунду ему показалось, что на искусственном небе леса, сплетённом из ветвей, зажглись маленькие звёзды, но они тут же погасли, стоило эльфу склонить голову. Сан дёрнулся от неожиданности, стиснув в кулаке траву. И вспомнил, что всё ещё находится в пасти смерти. Возможно, уже у неё на клыке. Или языке. А может, и в глотке.              «Смерть» выглядела так безобидно, что Сану хотелось плакать, но лишь одна мысль билась у него в голове. «А что если я выживу?»              Выживу выживу выживу              Он замер, пытаясь услышать, как усмехнётся на его хилую надежду Лес, но ничего не произошло. Лес молчал, свернувшись клубочком у самых ног того, кто продолжал изучать Сана своим глубоким взглядом. Кто держал в своих руках венок из пламенных огнецветов — олицетворение человеческой надежды, сияющей в самой непроглядной тьме. Сан даже подумал, что этот венок похож на клубок из чувств и эмоций, какие он испытывал, пока пытался убежать. И в момент, когда его мысль смолкла, эльф заговорил — Сану показалось, что так бы звучали голубые колокольчики, если бы могли говорить:              — Как твоё имя?              Сан не услышал себя, но был уверен, что ответил. Словно представился перед судом двенадцати богов — оказалось, это чертовски облегчает душу и сердце. И губы на красивом правильном лице неожиданно сложились в улыбку — покровителя, отца, брата и сына; улыбку хозяина леса, судьбы и… его надежды.              Узкие ступни двинулись в его сторону — абсолютно босые, но Сан не слышал ни единого шороха от его мягких шагов. Слова сами соскочили с губ:              — А как зовут тебя?              Существо замерло, его взгляд показался растерянным. Сан догадался: имя — не то, что нужно спрашивать у друида. Это равносильно тому, что стоять и выспрашивать имя у огромного дуба… Но голос — как колокольчики — ответил:              — «Быть звездой».              «Как красиво, — мелькнуло у Сана в голове, — “Сонхва”».              Эльф стоял так близко, что ему ничего не стоило склониться к Сану и дотронуться до его лица. Сан почему-то был уверен, что именно это он сделает, прежде чем…              А ещё Сан мог поклясться, что никогда в жизни не хотел умирать так сильно, как сейчас. Даже если был окружен тьмой и первобытной магией, даже если всё его тело ныло, а лёгкие разрывало от боли. Он почти чувствовал, как тепла и притягательна жизнь рядом с ним. И корил себя за то, что у него совсем не осталось сил, чтобы дотронуться до… Сонхва первым.              Выдохнув, он прикрыл глаза и затаил дыхание. Голова впервые за несколько часов оказалась пуста и спокойна. Сан знал, чего ждать. Прикосновения, боли или забытья. Вспышки, тьмы, прохлады или обжигающего тепла. «Как твоё имя?» — всплыло у Сана в голове звоном колокольчиков. «Моё имя — Сан».              Прохладное, почти шёлковое прикосновение дотронулось до его обнажённого предплечья.              — Открой глаза. В этом мире так много вещей, которые можно увидеть, только если поднять веки.              Сан вздрогнул от звука голоса, сглотнул, даже не заметив того.              — Например, — пальцы коснулись локтя, а потом исчезли, и Сан испуганно распахнул глаза, увидев перед собой самую красивую улыбку и глаза — глубже самой чёрной ночи: — Например, звёзды с вершины могучей горы*.              Эльф поднялся, переложил венок в одну из рук. Сан наблюдал за ним, заворожённый почти мистическим светом, окутывающим их. Чуть подался навстречу и только потом понял, что улыбнулся в ответ — наверное, стоило жить ради того, чтобы улыбнуться самому Хозяину леса?              — Это будет быстро?              Эльф кивнул, сделав какой-то сложный, но плавный жест одной рукой, и, ненадолго прикрыв глаза, приложил подушечки двух пальцев к своему лбу — к центру узора, оплетающего его лицо. Сан выдохнул и едва поборол желание зажмуриться перед его следующим шагом.              Сонхва. Сон-хва. «Быть звездой» — так ласково, нежно, обнадёживающе. Сиять во тьме, показывать путь…              Эльф открыл глаза. Сан смотрел на него. «Теперь всё закончится. Наверное, он умеет делать это безболезненно. Он спас меня от гона… Больше мне ничего не страшно. Отец… отец справится, я оставил пару монет, когда уходил. Будет немного трудно, но жатва пройдёт хорошо. Подрастут младшие — помогут, осталось совсем чуть-чуть. Совсем немного… ну почему же так долго? Почему ты медлишь?»              — Ты боишься? — спросили колокольчики.              — Нет, — улыбнулся Сан.              И Сонхва — Сан был уверен в этом! — мягко посмеялся в ответ. Его рука дёрнулась, в полумгле движение показалось резким — просто взгляд Сана слишком привык наблюдать за неподвижной фигурой и упустил тот момент, когда сжатая в кулак ладонь приблизилась к лицу.              «Вот и всё».              — Надежда, — сказал эльф, и Сан вздрогнул — снова. — Человеческая надежда, — повторил он, медленно раскрывая руку ладонью вверх. Сан удивлённо опустил на неё взгляд, пытаясь разглядеть, что именно показывает ему Сонхва. Цветок?.. Нет же. Может, что-то, не видимое глазу? Но на ладони не было ни пылинки. Не было ничего, что мог бы показывать ему эльф. Это показалось бы насмешкой, если бы не серьёзные глубокие глаза. Если бы не губы, сложенные в неумелую, но такую красивую улыбку. Сан смотрел, почти прекратив дышать.              Потому что эльф… нет — Сонхва протягивал ему руку.              — Но почему? — одними губами спросил Сан.              — Потому что некоторые вещи можно увидеть, только если открыть глаза, — повторил Сонхва. — Нет магии сильнее, чем человеческое сердце, сияющее даже в самой непроглядной тьме.              — И ты… Лес… вы отпустите меня домой?              Эльф качнул головой, его улыбка стала мягче:              — Нет, Сан. Я лишь позволю тебе найти свой дом.              Сан поднял голову, заглянув в глаза с маленькими крапинками живых красных звёздочек. В голове пронеслись все безжалостные часы плутания и погони, каждая клеточка тела заныла от боли. Каждая секунда бухала у Сана в груди — гулко и тяжело. Воздух просвистывал в лёгких, глаза жгло от усталости и засохших слёз.              «Наверное, — подумал Сан, — он мог бы обмануть меня. Всё это может быть игрой воображения… или Леса, который просто решил отобрать у маленького человека последнюю веру в то, что надежда реальна».              «Может ли он убить меня?»              «Могут ли эти руки убивать?»              «Если я приму эту руку… останется ли моя жизнь прежней?»              Большие чёрные глаза были такими искренними и ранимыми...              «Он приручил Лес всего за одну секунду. Я мог бы… мог бы…»              Нет магии сильнее, чем человеческое сердце, сияющее даже в самой непроглядной тьме.              Я лишь позволю тебе найти свой дом.              — Сонхва… Если бы я мог звать тебя по имени — я бы звал тебя Сонхва. Пожалуйста… — Сан тихо перевёл дыхание, выбросив последние мысли из головы, — освети мне путь.              Израненная колючими кустарниками ладонь осторожно нашла чужое предплечье. Неуверенно, вопросительно. Секундная заминка заставила сердце замереть — так же, как и взгляд чёрных глубоких глаз. Но через мгновение что-то в этом взгляде изменилось, и Сан не успел понять, что именно.              Потому что крепкие сильные пальцы сжали его руку. И одним уверенным движением подняли с холодной земли.