Синий шарфик

Шумно выдыхаю и открываю глаза. — Спасибо. — Быстро хватаю сумку и, не оборачиваясь на брюнета, который всё ещё с недоумением и неодобрением смотрит на меня, бегу к остановке. Он что-то кричит вслед, но я не останавливаюсь. Не хватало ещё в такое хорошее июньское утро заработать неприятностей. К счастью, автобус будто меня и ждал, и я запрыгиваю, так и не удосужив незнакомца взглядом. Толпа мгновенно затягивает меня вглубь транспорта и прижимает к какому-то мужчине. От него пахнет потом и перегаром, и я непроизвольно морщусь, но сделать ничего не могу — здесь слишком много народу. Что ж, придётся потерпеть. Тянусь к перилам, но не успеваю схватить — автобус резко повернул, и толпа наклонилась, кинув меня на женщину, стоявшую у окна и что-то нервно говорящую по телефону. Худощавая блондинка в деловом костюме недобро покосилась на меня своими раскосыми глазами и демонстративно поправила костюм, когда я, стесняясь и краснея, повернулась и попыталась скрыться в толпе. Через две остановки стало спокойнее, и только теперь я заметила, что нет моего синего шарфика. Натуральный китайский шёлк, ручная вышивка белыми нитками, узорчатая тесёмка — всё теперь в небытие. Подарок мамы, так бережно хранимый мной, теперь валялся где-то на улице, а вечно спешащие и нервные пешеходы, не замечая, ходят по нему. Или какой-то не самый честный человек взял его, совершенно не заботясь, что шёлковая тряпица, быть может, кому-то дорога. Несправедливость мира сего. От досады я притопываю ногой, что люди вокруг — а вместе с тем и потенциальные похитители — покосились на меня недобро, с осуждением. Потом одновременно презрительно хмыкнули и отвернулись. Ну и пусть, всё равно день не задался. … Говорят: как Новый год встретишь, так его и проведёшь. Вот у меня так же, только каждый день. Уж если утро в пролёте, хорошего не жди. Поэтому изначально самым лучшим решением было остаться дома, в одиночестве. Дашка говорит, что это бредни, что, мол, ты себя накручиваешь, мысли материальны и прочее. Обычно я улыбаюсь или мило хихикаю, говоря: «Может, может», но от своего не отступаю. Что-то вроде вечного повода побыть одной. Слышу, как свистит чайник — вскипел. Встаю с широкого мягкого кресла, попутно делая музыку на ноутбуке чуть громче, чтобы было слышно в кухне. Музыка — подруга одиноких. Кажется, я поднялась слишком резко — в глазах темнеет, а всё перед взором превращается в единое чёрное пятно. Звуки сливаются в один громкий гул, который неприятно гремит, но тут же затихает и лишь эхом отдаётся где-то далеко. В голове появляется образ парня, с которым я столкнулась утром недалеко от остановки и который уже успел было выветриться из памяти и остаться где-то там, на периферии сознания. Но вот оно само играет с собой и со мной, манипулируя чувствами, так внезапно вспыхнувшими, подобно пламя, и захватившими меня своей силой. Зрение уже восстановилось, и я ощущаю себя сидящей на полу. Видимо, потеряла сознание. Но сейчас это неважно. Чайник ревностно шипит, плюётся водой, возмущаясь, и ждёт, пока я обращу на него внимание. Как выключаю газ, успокаивается, но не сразу, побулькивая и пуская пар. Заливаюсь смехом и наливаю чай, горячий и зелёный. Он должен успокоить, как и всегда, но должного эффекта не происходит: образ парня снова и снова всплывает. Немного резкие черты лица, татуировка на шее, короткие тёмные волосы, шрам в виде месяца — и как я только столько запомнила! Решаю о нём не думать. Чай кажется горьким, отвратительно горьким. С силой отодвигаю чашку, но она не скользит по скатерти, и жидкость болотного цвета выплёскивается на стол, растекаясь по его плоскости. Капли в хаотичном порядке распределяются по поверхности и замирают, чего-то с предвкушением ожидая. Мысленно истерю, но не показываю слабостей даже кухонным приборам, я же вроде как железный человек. Для всех — да. Даже для себя. Подхожу к огромному зеркалу в прихожей. Отец настоял на том, чтобы оно было в моей квартире, маленьком мире, подаренном на окончание школы. Считает, что так повысит самооценку. А там и до свадьбы недалеко. Распускаю хвост, и волосы ниспадают на плечи тёмными чуть вьющимися локонами. Я улыбаюсь и прохожусь пару раз расчёской, придавая себе опрятный вид. Дашка говорит, что я красивая и что, не будь я такой скромной и молчаливой, пользовалась бы бешеной популярностью у парней. Скромной и молчаливой. Избавляюсь от навящивых мыслей и решаю пойти погулять. Благо, погода располагает: солнце приветливо светит, а птицы надрывают глотки карканьями, милыми щебетаниями и курлыканьями. Листья шелестят на ветру и исполняют свою, не всем понятную песню. Выхожу из дома и вдыхаю тёплый июньский воздух. В этом году лето выдалось очень жарким, спасает только ветер, хоть как-то охлаждающий кожу. В ушах играет Evanescence — My immortal, и я в летнем ситцевом платье летящей походкой передвигаюсь по улице, улыбаясь прохожим. Кажется, плохому настроению конец, какая-то лёгкость наполнила душу и вытеснила из памяти утренние события. Прохожу мимо остановки, что-то цепляет мой взгляд. Там, среди небрежно расклеенных объявлений о работе, реклам магазинов и мероприятий, висит свежая невзрачная листовка. В любой другой день я, наверное, не придала бы значения или даже не заметила, но синее изображение на бумаге слишком сильно напоминало потерю. Да, там определённо был мой шарфик. «Утром двадцатого июня на остановке улицы Гоголя девушка в белой блузке и джинсах оставила шёлковый шарфик...» Дальше указан номер, по которому автор листовки просит позвонить. Не медля, я срываю бумагу, наскоро распечатанную в каком-то салоне, и бегу домой. Не верю в удачу. Кажется, день вовсе не так плох, как я думала. Логика отключается, её вытесняют эмоции, я даже не в состоянии сопоставить факты, просто радуюсь и мысленно благодарю честного и доброго человека. Уже дома, отдышавшись, я несколько раз перечитываю текст, но звонить не решаюсь. Немного боязно. Но шарфик важнее. На миг представляю, как мама расстроится, если не обнаружит подарка, когда решит навестить. Уже вижу, как она осуждающе смотрит и говорит в своей манере: «Потеряла-таки, знала ведь...» Отгоняю неприятные мысли, и быстро набираю одиннадцатизначный номер, и с предвкушением слушаю гудки. К счастью, ждать долго не пришлось — послышалось привычное для многих «алло». — Здравствуйте, я по объявлению... — Пытаюсь сделать голос как можно спокойнее и степеннее. — Ваш шарфик? Удивительно, что вы так быстро заметили объявление, я на него даже не надеялся, — он смеётся, и мне от этого тоже становиться весело. Такой приятный бархатный голос, тёплый, как летнее солнце. — Да, мой, где я могу его забрать? — Через час в парке. — Хорошо, — говорю незнакомцу, — спасибо вам. Кладу трубку и в блаженстве закрываю глаза. Наверное, я ещё никогда не чувствовала себя такой счастливой. … Парк встретил меня свежестью и детскими счастливыми криками. Малыши бегали по лесным улочкам, играя в догонялки. Мамаши сидели на скамейках, изредка говоря что-то детям, и перешёптывались о делах насущных. Молодые пары медленно прогуливались по дорожкам или мило ворковали под кронами деревьев. На миг мне стало завидно — конечно, я ведь скромная и молчаливая. Оборачиваюсь вокруг себя, пытаясь высмотреть свой шарфик, но вместо этого замечаю брюнета, того самого, с которым я столкнулась утром и который так долго не хотел выходить из моей головы. Чувствую, как щёки наливаются румянцем, и, смущённая, я отворачиваюсь. Но он меня уже замечает и приближается, приветливо улыбаясь. Зачем, чёрт возьми? И только теперь до меня доходит. Даже не так, простая истина льётся на меня холодной водой. Осознание приходит с трудом, факты не хотят сливаться, но общая картина уже понятна — мой шарфик у этого парня. Он что-то говорит о невнимательности, спрашивает, почему я тогда убежала, а я лишь улыбаюсь, механически повторяя "спасибо". — Не забывайте больше. — Он отдаёт тряпицу и случайно касается моих пальцев. Я наливаюсь краской и смущённо опускаю глаза. — Спасибо, — мой шёпот сливается с шёпотом ветра, но Он слышит, отчего его улыбка становится шире. Я разворачиваюсь и ухожу. Ненавижу себя за то, что не смогла узнать даже имени. Скромная и молчаливая — твердит сознание. — Девушка, — парень бежит за мной и останавливается, не доходя несколько шагов, — а не хотите поужинать? Я поворачиваюсь, широко улыбаясь. Кажется, придётся отказаться от прежних принципов, ведь день удался.