Подумать только! Буквально год назад он знал Ваню, как просто сокурсника, ещё одного духовика из оркестра, но сейчас он знает его, как отличного товарища и…
***
За стеклами печально догорает сентябрь, медленно, словно нехотя отдаёт свои краски октябрю – дождливому, серому, но ещё не такому холодному. Сегодня распогодилось. Саша даже приоткрыл окошко, чтобы хоть как-то сдвинуть с места воздух в душной машине. Минуты ожидания тянутся слишком долго. Саша наблюдал за табло с электронными цифрами и думал о чем-то своём. «Вот сейчас придёт Ваня, я спокойно на всё буду реагировать, без паники и глупостей, да? Съездим покушать, всё снимем и разойдёмся, как в море корабли. По крайне мере, до…» Мысли Саши прервал знакомый скрип. Наконец-то открылась старая подъездная дверь, откуда впопыхах вылетел Ваня. Весь красный, растрёпанный. — Саш, прости ради бога, забыл, — выдал Ерёмин и сел в машину. — Эх, Ванька-Ванька, — с укоризной в своей манере засмеялся Саша, — ничего, в следующий раз напомню. Он машинально отвернулся к окну, прикрыв глаза. Сложно собрать мысли в кучу. Беспорядочные странные звуки, неестественные движения — постоянные спутники Саши, когда Ваня рядом. Он всего делает чересчур много: слишком громко смеётся, излишне кривляется и успокаивает его только то, что Ваня смеётся. Как спасительный трос, оправдывающий все его действия. Отчего так? Ведь он всегда спокойно сходился с людьми, общался, заводил знакомства. Почему же сейчас всё не так? Ваня такой искренний, весёлый, простодушный… Совсем не такой, как все остальные. В нём хорошо буквально всё, о чём только можно подумать. Да даже большие очки красят его! Саша мельком глянул на Ваню. Он часто делает так, а потом отворачивается, прикусывая щёку, и нервно выдыхает. Островский молча глядел перед собой, вновь возвращаясь к своим мыслям. Кровь прилила к голове, а Саша сильнее сжал руль в руках, впиваясь подушечками пальцев с короткими ноготками в собственные ладони. Если бы только он мог выкинуть из головы все свои мысли о человеке, сидящем рядом с ним. Если бы только он мог коснуться этих тонких бледных губ. Его передёрнуло, будто кипятком ошпарило. Как он может думать о чём-то подобном? Ваня — его друг и он уж точно не такой, каким представил его только что Островский.— Саша, ёшки-матрёшки! Услышь меня наконец!
Только сейчас он понял, что машина уже стоит на стоянке и что руль можно отпустить. Саша медленно повернул голову на Ваню. Тот смотрел на него широко раскрытыми глазами. — Чего? — тихо отозвался Саша. — Я зову тебя уже с минуту, ты не слышишь как будто, что-то случилось? — обеспокоенно вглядываясь в Сашино лицо, спросил Ваня. Тот застыл на секунду, опустил глаза и покачал головой. — Нет, ничего, наверное, кушать хочу просто, чёт с утра не ел ничего, — отмахнулся он, специально погладив живот и уже собирался выйти из машины, но Ваня схватил его за запястье, не позволяя уйти. — Саша, что случилось? — вновь повторил вопрос Ерёмин, всё так же глядя ему в глаза. Такое ощущение, что он понимает, но не признаётся, как будто он может заглянуть в самую душу Островского, узнать всё самое тихое и тайное, такое, о чём он даже подумать боится. — Вань, есть хочу, умираю просто, — обходя ответ и прямой взгляд в глаза, ответил Саша. — Вот юлишь… Снова, — грустно улыбнувшись, сказал Ваня и отпустил его. Саша поднял глаза, уже было собирался ответить что-то, но слова застряли где-то в горле. — Я тебя подожду, не спеши, — на выдохе проговорил Ерёмин. Островский вышел, быстрым шагом направляясь к местной забегаловке. «Трус, трус! Вот ведь трус!» — кусая щёку, кричал про себя Саша. Но, с другой стороны, что он мог сказать? А главное, зачем? Чтобы потерять друга? Единственного человека, которому он доверяет? Возле двери кафе он остановился, выдохнул, развернулся и пошёл обратно. Есть он сейчас всё равно не сможет. Саша сел в машину, глаза блеснули, обращаясь к Ерёмину. — Вань, я… — Ты забыл забрать еду, — гляда на вернувшегося Сашу, заметил Ваня. — Нет, я не хочу есть, — отрезал Островский, признаваясь во лжи. Он понял это только потом, когда заметил изменения в интонации Вани. — Так ты специально врал, да? — начал Ерёмин с горькой насмешкой, — Выходит, и не друг я тебе вовсе? «Что тот Ванька, деревня деревней»? Так ты думал? Так вот знай, Островский, я не вожусь с лжецами и предателями, которые делают что-то только ради собственной выгоды.— Вань, я люблю тебя!
Как гром, среди ясного неба. Ваня замолчал. Его щеки тут же налились румянцем. — Чего? — недоуменно переспросил он. Саша рефлекторно закрыл рот рукой, ошарашенно глядя на Ваню. Что он только что сказал? Неужели вырвалось? Неужели и вправду? Невольные, предательские слёзы дорожками покатились по щекам. — Саш, ты чего? Родной мой, всё в порядке, тише, слышишь? Всё хорошо, — затараторил Ваня, прижимая к себе Островского. Тот уткнулся ему в плечо и только один болезненный стон вырвался наружу, оповещая о том, что его чувства — правда.