'hangin' out with Valentine, huh?

У Ника Валентайна — ворох собственных (да и собственных ли?) заморочек, дело о Загадочном Незнакомце под ножкой старой и не используемой по назначению кровати и сотня вопросов к свалившейся, как ядерный пепел на шляпу, Выжившей из Убежища. «Нора», — сбивчиво представляется она, не обращая внимания на выстрелы за стеной, прячет пупс Волт-боя в карман и живо пожимает детективу руку. Правую. После разъяснения сложившейся ситуации Валентайн берет пару часов на раздумья, спроваживает гостью к Бобровым (где еще в Даймонд-Сити найти лишнюю кровать?) и возвращается в агентство, но верная подруга провоцирует мысли отнюдь не о деле, а о клиентке. Элли заходится в восторге, как только за гостьей закрывается дверь. Никакого тебе привычного «Ник, тебе не помешает новое дело!», только «Ты видел ее Пип-бой? У нее милая собака! О, так жаль, что у нее погиб муж». Валентайн может судить о потере любимых только по воспоминаниям того Ника — а потому только согласно хмыкает и садится в любимое кресло, отгораживаясь старой «Бостон Бьюгл». Буквы скачут перед глазами, статья про поимку Эдди читается в десятый раз, и Ник с усталым вздохом тянет руку к радио. Планшет Элли падает на пол. — Это Трэвис? — ошеломленно спрашивает она. Вопрос скорее риторический; она тут же хохочет и со скрипом подъезжает ближе к приемнику, выкручивая громкость: — Боже, Ник! Ты только послушай! Институт сжалился, его заменили синтом. — Я очень ценю это, — мурлычет — нет, серьезно, черт побери, мурлычет! — Трэвис в микрофон под чей-то смущенный смех. — Выжившая из Убежища 111, дамы и господа! Элли срывается на восторженный смех. Ник натягивает шляпу поглубже, пряча улыбку. Может, к ней и вправду стоит присмотреться получше. *** У Выжившей — пара обручальных колец в кармане, Псина, которой вечно не терпится пуститься в дорогу, и мертвый сын, убитый из оружия Келлога (есть в этом своя ирония, замечает однажды Хэнкок, и Нора мрачно кивает). Какими бы благородными не были цели Института, она прекрасно видит, что Содружеству это не несет ни добра, ни пользы. «И все это сугубо объективно», ворчит она за чем-то крепким в Третьем рельсе, то и дело стуча кружкой по столу так яростно, что тот вот-вот треснет. Все совершенно точно не из-за того, что Институт пустил в расход сначала ее мужа, а потом и ее сына. И уж точно не потому, что он ставил опыты на так полюбившемся ей детективе. Она храбрится и во всеуслышание заявляет, что давно привыкла ко всему, что творится в чертовом послевоенном Содружестве, и даже синты любого поколения ее давно не пугают — какого черта вообще вы от них так трясетесь, р-ребятки? —но вскоре выясняется, что это далеко не так. После Фар-Харбора Нора долго и вдумчиво осмысливает произошедшее, но вскоре, так и не решившись поговорить с Валентайном напрямую, сбегает из Даймонд-Сити. Все чаще зависает с Кейт и МакКриди — старые добрые наемники, ни слова не пикнут против ее ворчания, не то что пытающаяся образумить ее Пайпер (а вот ее, похоже, надоумила милая Элли). Она шатается по Содружеству, прячется по кустам, зачищает Пустошь от рейдеров так тщательно, словно в этом заключается смысл всей ее жизни, и каждый раз натягивает шляпу Серебряного Плаща на глаза, замечая боковым зрением что-то, отдаленно напоминающее такой знакомый драный тренч (точно такой же заботливо покоится на самом дне наплечной сумки). Просто загруженное сознание, убеждает она себя, игнорируя остальные факты и чужие попытки вразумить, и осторожно отодвигая мятую шляпу, чтобы скинуть в сумку груз виноградных ментатов. Просто очередная насмешка Института над всей ее чертовой жизнью. У Выжившей — всего один вопрос к неугомонному и потрепанному детективу, который она так боится задать. Рексфорд с буянящими за стеной гангстерами — не лучшее место для раздумий, но выбирать не приходится; Нора тонет в горе подушек, что так заботливо притащила Кейт (она подозревает, что наемница просто угрожала остальным посетителям, выбивая их, но закрывает на это глаза, веря в искренние оправдания, что «здесь просто рядом кладовая»). Кейт болтает долго и разнообразно, иногда слишком уж перебарщивая и поднимая темы, о которых сама совершенно не додумалась бы — персиковые бафф-винты? Серьезно, Джон? — и внезапно смотрит Выжившей в глаза, непривычно долго и непривычно серьезно. — Кюри говорила, что он человечнее, чем остальные, — неуклюже вворачивает она прямо посреди разговора о Подземке и нервно склоняет голову набок. Всегда так делает, когда лжет. Может, Кюри и вправду так говорила. Ей ли не знать, как ведут себя синты. О людях она, впрочем, знает не то что бы много. Подумать только, предложить перенести сознание Ника в синта нового поколения! Нора невольно хмурится на нее за это до сих пор — как будто она не любит его таким, потрепанным и выцветшим. Да и его ли на самом деле? — Ты ведь и так знала, что внутри него чужие мозги сидят, — Нора почти уверена, что Кейт кто-то заплатил, чтобы она подняла разговор на эту тему, и полностью уверена, что знает, кто мог бы это сделать. — И что ж ты щас от него бегаешь? МакКриди приходит как нельзя вовремя, втаскивая ящик выпивки и вопросительно глядя на умолкнувших боевых леди — что, мол, за тихие посиделки? Когда Кейт напивается до беспамятства — вопрос времени, старая рейдерская привычка, чем еще заняться в Добрососедстве? и принимается сопеть, уткнувшись носом в ворох подушек, кажущийся нетрезвым наемник внезапно тянет Нору в соседнюю темную комнату и заботливо закрывает дверь за собой, прижимая палец к губам. Кивок в сторону полуразбитого окна, выходящего на освещенную улицу. — Он в городе. Приятную головокружительную нетрезвость как рукой снимает. Выжившая опасливо выглядывает из-за угла, стараясь, чтобы с улицы не было видно две пары любопытных глаз. И вправду. Здоровается за руку с Фаренгейт, обменивается парой шуток и реплик с дружинниками— гули рядом громко гогочут, кивая в сторону Третьего рельса, — и быстро откланивается, когда ему что-то выкрикивают с балкона Капитолия. Нора понятия не имеет, что ему сказали, но чувствует, что ничем приятным это для нее не кончится. — Решай сама, напарница, — хрипло шепчет наемник и хлопает ее по плечу. — Отвлечь? Понимает с полуслова. Выжившей куда проще и дальше прятаться по всем рейдерским базам и спать в старой ванной в Сэнкчуари, убеждая Кодсворта в том, что ей и так отлично, но не встречаться и далее со своим объектом одержимости лицом к лицу — о, это предвещает долгий и серьезный разговор. Выжившей куда проще отшутиться и смыться под хохот Роберта и Кейт, под шумок укравших с пару десятков крышек, а не смотреть в желтые глаза и задумываться, что, может, это и вправду есть ее настоящий Ник, а не тот, который погиб давным-давно? «Новая программа лечения травм». Как же. Элли за всю эту беготню и переживания детектива, наверное, ее просто ненавидит. Нора кивает, бегло благодарит МакКриди и поспешно сваливает закоулками — номер оплачен на два дня вперед, тени в освещенных комнатах не мелькают, кто знает, куда она пойдет? Конечно, он знает. — Хоть бы записку оставила. Ловит под локоть, втягивает в темноту какой-то затхлой комнатки — сам, черт побери, морщит пластиковый нос от запаха, но не отпускает. Выжившая откидывается спиной на стену, выбивая облако пыли, и внезапным, резким жестом опускает ладонь на щеку синта. Пластик, холодный и грязный, местами пальцы пачкаются в сигаретном пепле, а их подушечки царапают острые края необработанной обшивки. — Элли по тебе соскучилась, — внезапно начинает детектив, улыбаясь куда-то в сторону. От желтых глаз исходит едва заметное сияние — Выжившая внезапно задумывается, способны ли они быть ярче автомобильных фар, и едва сдерживает хмыканье. — Да и Псина скоро потолстеет от ее заботы. К тому же, без хозяйки он постоянно тоскует. Нора вздергивает бровь и намеревается съязвить что-нибудь в ответ, но не находит слов. — Возвращайся. Взгляд у него едва ли не жалобный, правая рука опускается на руку Выжившей — та смиренно кивает и замирает, пока живые и теплые пальцы переплетаются с холодными и металлическими. Самообмана хватит ненадолго, если они не решатся поговорить — и, пожалуй, впору обсудить это в какой-нибудь комнате два на два, без окон и дверей, чтобы она снова не вздумала сбежать. МакКриди как-то упомянул, что пора бы уже встретить реальность лицом к лицу — что ж, она готова; все силы, все самообладание на то, чтобы объяснить, как она беспокоится о том, кто же он на самом деле — настоящий он или все-таки консервированный коп довоенной давности? *** У Ника Валентайна — дело о Загадочном Незнакомце под ножкой кровати, новая неоновая вывеска детективного агентства на двоих и старомодный алый след от поцелуя на пластиковой скуле, испещренной старыми царапинами. Нора мотает головой, стирает пепел с губ, притворно ворчит (семейные привычки, перехваченные после долгого проживания и совместных путешествий) и на предложения Кюри только мотает головой, наотрез отказываясь даже думать о синтах третьего поколения, слишком уж нежно проводя своими пальцами по металлическим. У Выжившей — следы от пепла и помады на пальцах, одно обручальное кольцо в кармане и наконец-то ни одного мучающего вопроса за душой.