Несколько тысяч «ненавижу»

— Это снова ты. Я уже повторял тебе, у меня ничего для тебя не- Ему в лицо прилетает крупная синяя куколка. Она дает трещину от удара и с глухим стуком падает на пол камеры. Огромные чёрные глаза глядят на него из шахты доступа на потолке. Они молчат около минуты, — итератор от раздраженного нетерпения, белое существо от того, что не умеет говорить, — пока Пять Галек не замахивается рукой, чтобы схватить и размазать паразита по стене, и тот, будто догадываясь, что так и будет, ныряет обратно в шахту, едва ли вылезвши из нее. Как только гравитационный двигатель снова включается, в воздух поднимается весь мусор, что успел натаскать за многочисленные циклы его нежеланный посетитель. Трупы множатся и гниют, куколки раскрываются, выпуская из своего чрева белых мух, только лишь для того, чтобы Пять Галек раздавил их, отправляя сущности на перерождение, а бренные оболочки присоединились к остальным трупам и засыхающим растениям, смешавшимся между собой. И вот он, посреди этих гниющих остатков, сам как гниющий остаток, без цели, без жизни и без смерти, и ни одно тупое животное не убьет его, не отправит в желанное небытие, даже он сам не отправит. Его организм был свалкой, сначала фигурально, разумеется, в качестве сравнения, а сейчас он был свалкой буквально — сидящий внутри мусорной кучи и с маленьким паразитом, ползающим в его теле как трупный червь. Среди мусора он вылавливает белую жемчужину. Пять Галек редко позволяет себе проявлять то, что можно назвать подобием эмоций, открыто, поэтому эти, особенно сильные в последнее время, покоятся здесь. Трехстам пятидесяти шести «ненавижу», повторенных и повторяемых, словно мантра, по кругу, добавляется ещё сто девяносто пять.

***

— Маленькое существо. Это твоё последнее. На этот раз действительно последнее предупрежде- Труп большой зелёной ящерицы шлепается на пол к остальным разной свежести и размерам трупам. Даже удивительно, как этот маленький паразит смог притащить ее сюда, но Пять Галек уже давно, несколько десятков циклов назад, перестал удивляться настойчивости и упорности существа. Огромные глаза смотрят на него, они до холода, до приятного избавления пусты. Пусты ли? Его собственные белые сетчатые глаза не отрываясь смотрят в ответ. — Прекрати приносить мне это! — прикрикивает итератор, подхватывая тушку ящера, и с силой швыряет ее в торчащую из шахты белую голову. Прежде чем та врезается в потолок, существо исчезает. К шестиста сорока семи «ненавижу» добавляется ещё пара десятков.

***

Усилия становятся все более и более бесполезными, хотя в какой раз Пять Галек думает, что бесполезнее просто некуда. Ответов на задачи нет, а сами задачи меняют друг друга по кругу с завидной регулярностью. Итератор замечает за собой, что все чаще бросает поиски ответов, любых ответов, и занимается чем-то более… Чем-то совершенно бесполезным. Перебирает старые жемчужины. Перечитывает мантры. Пересматривает чужие, пожертвованные когда-то давным-давно воспоминания. И ему все ещё жалко смотреть на то, как он сидит на полу системной шины и перебирает «дары» неунимающегося дарителя. Его ужасная коллекция объёмна. Он вылавливает из нее наиболее интересные экземпляры. Вот страшная клювастая маска. Композитный материал, переплетающийся с костью. Результат одной из его глупых ошибок. Вот скорлупки, смазанные изнутри натуральным светящимся веществом. Они обладают насыщенным красным свечением. На одной из пожертваванных жемчужин он читал стихотворение про как раз такой насыщенный красный цвет — очень претенциозное стихотворение, коими были все они. Десяток пожухших кармоцветов. От них Пять Галек каждый раз вздрагивает от злого смеха и запускает соцветия вверх, биться об потолок камеры, рассыпаться золотыми лепестками и умирать. Множество жемчужин всех цветов, половина из них принесены слизнем. Многие из них побиты, выцвели на солнце или прожжены насквозь, как древние бусы. Камни, примитивные гранаты, копья, орехи, грибы, трупы, трупы, трупы — список можно продолжать очень долго, и Пяти Галькам кажется, что ему притащили все, что физически можно было притащить. Хотя, если однажды в его камеру закинут одну из опухолей или какого-нибудь дождевого оленя, он совершенно не удивится. Только впишет ещё несколько десятков «ненавижу» в свою жемчужину. И он совершенно не удивляется, когда в его голову, рождая облако серых спор, прилетает крупный надутый гриб.

***

Он чувствует на своём затылке долгий, выпрашивающий внимания взгляд, но не поворачивается. Не поворачивается очень долго, пока не слышит влажный удар об пол, и сразу за ним — лёгкое перебирание лапок по горам мусора в его камере. Слизень снова здесь, с завидным упорством продолжает приходить, цикл за циклом, день за днем, если бы дни ещё можно было бы различать в серых тучах. Ему тянут очередную, на этот раз особенно огромную синюю куколку. — Что? Зачем мне это? Куколка стукается в место, где у итератора должен находиться рот — ниже больших белых глаз, выше плавного овального подбородка. Глухой тихий стук разносится по комнате, сначала редкий, а затем все чаще и быстрее. Бам-бам-бам. И снова. Бам-бам-бам и слизень летит в стену. Бам и из его пробитой головы сочится желтоватая прозрачная кровь. Бам и он падает к остальному мусору. В коллекции Пяти Гальек есть особенная гордость. Три трупа маленького паразита.

***

Через наблюдателей он может видеть, как слизень уходит. Это даёт Пяти Галькам цикл или даже два отдыха. Существо часто уходит. Ещё чаще оно возвращается обратно. Итератор знает, что оно ворует у него нейромух. Он даже знает, кому слизень их носит. Иногда ему забавно было представлять Смотрящую на Луну в такой же горе мусора, или даже в горе мусора ещё большей, чем его. Но однажды, снова отвлекаясь от задачи и опускаясь до глупых, повседневных дел он проследил за слизнем. Смотрящей на Луну он носит только его нейромух. Ему он носит только мусор. К двум тысячам восмидесяти «ненавижу» добавляется ещё пара сотен.

***

В его камеру падает что-то ещё. Он не обращает на это внимание, радуясь хотя бы тому, что это «что-то ещё» как обычно не прилетело в его голову. А потом «что-то ещё» начинает урчать, резво перебирая лапами в воздухе. Пять Галек оборачивается и с охом перемещается в противоположный угол камеры. Огромная белая ящерица, делая сальто в невесомости, пытается выловить мёртвую тушу рядом с ней. Из шахты на него привычно глядят два чёрных глаза. — Пошёл вон. — с новым взмахом руки ушастая голова исчезает, а ящерица остаётся, завороженная обильной добычей. Гравитационное поле отключается и мусор вместе с живой тварью падает, образуя привычные горы. Ящер начинает быстро уничтожать мертвые тушки к радости итератора. — Хорошо. — вздыхает он, наблюдая за тем, как свалка медленно уменьшается в размерах. Пять Галек не убивает тварь даже тогда, когда она, нажравшись, сворачивается клубком на горе мусора и впадает в спячку. Спящая тушка парит рядом с ним и остальным мусором, и он готов терпеть это до тех пор, пока количество трупов уменьшается.

***

Безмозглая тварь наконец-то, должно быть к великому счастью итератора, заметила его присутствие. Он продолжает работать, пока огромная пасть упорно пытается пережевать его органическую ногу. Урчащее от недовольства или предвкушения животное уже исслюнявило Пять Галек своим длинным чёрным языком. — Маленькое существо. — ещё один бесценный дар разума отправляется пожирающей его твари. — Довольно. Прекрати это сейчас же. Ящер переводит на него свои маленькие глаза-бусинки и замирает на какое-то время, а потом с тем же упорством продолжает жевать. — У тебя и твоего вида такая же проблема, как и у всех остальных. — начинает распинаться итератор, будто ему было до этого дело ещё в первый раз. Он продолжает говорить, а тварь продолжает грызть, оставляя на органике дырки от иглоподобных зубов. — Иди на запад мимо Массивов ферм, а затем вниз под землю. Метка поможет тебе пройти. Ящерица переводит на него свои пустые глаза, на этот раз даже не прекращая жевать. К сожалению Пяти Галек ему приходится признать, что слизень по крайней мере пытался слушать его, а потому изначально был умнее этого примитивного хищника. — Если ты перестанешь грызть мою конечность, я буду кормить тебя всеми этими органическими остатками. — и в доказательство своих слов итератор притягивает к ним особенно хорошо сохранившуюся тушку. Его ногу наконец-то отпускают.

***

В один из циклов он замечает, насколько легче пошла работа микробных плат. Он не может видеть, что творится в его организме, в большей его части, по крайней мере, но буквально чувствует, предугадывает, кто виноват в этом облегчении. Маленький паразит решил поохотиться на его опухоли. Мертвые они, по крайней мере, не столь досаждающие. Они меньше двигаются, меньше мешают нейромухам и не поглощают его вычислительные мощности. Конечно, в следующий цикл все возвращается на свои круги, и итератор снова чувствует их отвратительное шевеление в своих внутренностях. Правда теперь циклы облегчения периодически происходят снова. Это очень мило со стороны его гостя, ещё милее было бы только, думал Пять Галек, если бы в процессе хотя бы одна опухоль поглотила его и помимо облегчения у него бы ещё перестал появляться новый мусор.

***

Новый мусор, между тем, продолжает появляться в его камере с удручающей постоянностью, а потому итератор может выполнять свое обещание, данное ещё одному его паразиту. Ящер, когда не сидит на стенке, почти идеально сливаясь с фоном и этим позволяя Пяти Галькам представлять, что он один в системной шине, и когда не пожирает всю окружающую его органику, любит виться вокруг итератора, пытаясь боднуть его большой тяжелой головой. В конце концов Пять Галек решает, что это некое проявление привязанности или, что было бы очень кстати, благодарности. Ящер считает, что именно он, итератор, достаёт ему обильную еду. Пять Галек ничего не отрицает, а системная шина перестаёт быть похожа на могильник и становится обычной чистой свалкой. Он несколько постарался для этого — ввел в его подопечного несколько разных геномов травоядных, и тот, несколько циклов медленно мутируя, теперь поедал все куколки, зерна и всю иссохшую траву. Когда ящер в очередной раз вьется около него, Пять Галек ловит его за кожный вырост на голове. — Что ты хочешь от меня, маленькое существо? Чёрный длинный язык проходится по белому сетчатому глазу. — Отвратительно.

***

Однажды, снова бросая свои дела и опускаясь до слежки за маленьким паразитом, Пять Галек замечает интересную закономерность. Слизень отдаёт рептилиям свою еду, а затем спит с бывшим хищником в одной норе. Он отдаёт человекоподобным тупым животным жемчужины, а затем охотится и торгует с ними. Он отдаёт пухлые серые Грибы дождевым оленям, а затем катается на их спинах. Он постоянно таскает Старшей сестре Луне его нейромух. Итератор не уверен, что паразит получает от нее, и проверить этого не может. Но вывод из этого выводится быстро — маленький паразит хочет приручить его, Пять Галек, как всех остальных своих диких «друзей». Отчего-то это заставляет итератора смеяться.

***

Слизень, видимо воодушевленный тем, что его огромный живой подарок все ещё живой и ещё более огромный, начал таскать ему ещё больше ящеров. За некоторый промежуток времени у Пяти Галек побывала вся их радуга — от насыщенного оранжевого до абсолютно чёрной, слепой твари с вибрисами на тупой морде. Его белый, мутирующий подопечный не ладил с ними, и с каждым появлением такого гостя камера превращалась в поле битвы. Итератора всегда брала гордость, когда его ящерица, разжиревшая и вымахавшая раза в два в размере, одним укусом разделяла неудачливого соперника на два, а вторым избавляла Пять Галек от присутствия этих двух половин.

***

— Ты можешь спуститься, — говорит он сквозь сжатые зубные пластины. За его спиной раздается влажный хлопок мягкого тела об пол. Ящер сводит глаза на слизне, побулькивая липкой слюной, но он уже нажрался и ему, кажется, слишком лениво слезть со стенки. Пять Галек поворачивается. — Вот. Ты здесь, маленькое существо. Ты больше не уничтожаем мной. Что дальше? Белый слизень переступает с одной маленькой жалкой лапы на лапу, а потом бежит к нему. Он забирается на колени, покрытые плащом, и круглой скользкой головой начинает тереться об шею итератора. На секунду Пять Галек теряет дар речи. В работу вступают новые вычислительные мощности. — Все это… — он почти переходит на шёпот. — ..только ради того... чтобы я погладил тебя?! Итератор задушено вскрикивает и хватает слизня поперёк тела, сдавливая его в ладонях. Тот безвольным студнем повисает в хватке. Большие чёрные глаза продолжают глядеть на Пять Галек. Он роняет существо обратно себе на колени, начиная механически водить рукой по длинному мягкому телу. Итератора охватывает бессильное смирение. Слизень растягивается на нем, подставляя под холодную ладонь белое пузо. Пять Галек молчит. Существо молчит тоже, но по другой причине. Изредка из его горла доносится подобие животного урчания, итератор ловит этот звук краем антенны. Если бы он был древним, или каким-нибудь животным, он бы, прямо как слизень сейчас, прикрыл бы глаза. Но это тело — всего лишь марионетка, и оно не способно на многие вещи вроде подобной. Вместо этого итератор опускает свои вычислительные процессы до жалких миллиардов йоттабайт в секунду. В камере становится намного тише. Ровные, постоянные, до миллиметра точные движения руки по чужому телу продолжаются. Даже из этой коробки можно слышать, как дождь нещадно колотит по миру нескончаемыми потоками — ровный, непрекращающийся грохот капель. Каждая тварь снаружи прячется от его ужасной, убийственной силы, и это несносное существо спряталось в его холодных органических руках.

***

Забавно, но жемчужина с пятью тысячами и семью десятками «ненавижу» перестает пополняться.